Последняя крепость - Никитин Юрий Александрович. Страница 64

Наступает вечер, последний вечер Иерусалима, последний вечер Израиля. Офисы давно закрылись, народ даже успел поужинать и отдохнуть после службы, на улицах снова полно народу, многие идут в центр города, где на пешеходных улочках, вроде Бен Иегуды, всегда по-семейному уютно и празднично, всегда музыка, столики летних кафе, а беспечный народ радуется жизни, в одном месте пробуя пышущие жаром шашлыки, в другом – ледяное мороженое.

Чувствуя странное волнение, он прошелся вместе с празднично одетой толпой по середине улицы, старательно обходя выдвинутые на тротуар окруженные стульями столики, здесь быстро лопают бифштексы, паровые котлеты, даже хот-доги и гамбургеры. Молодежь вообще лакает пиво стоя, как кони, за выдвинутыми на тротуар столиками хорошенькие девушки с огромным и никогда неиссякаемым аппетитом роются в вазочках с мороженым, вылавливая орешки, изюм, ягодки, хихикают и запускают ложечки в чашки друг другу, воруя самые крупные ядрышки.

Он прошел мимо дорогих ресторанов, за толстыми стеклами зажиточные туристы пожирают изысканные блюда лучших кухонь мира, здесь нет дешевых вин, что продаются в тех выносных кафе, как и простецкого пива, однако столики заняты так же, как и в самых дешевых шашлычных. Отдельными парами сидят любители черного кофе, здесь его умеют готовить, как по-турецки, так и по-русски, последний уже не просто черный, а такой густой, что ложечка торчит, как в сметане.

По дороге зашел в невзрачный отель с громким названием «Труба Иерихона», в снятом для него номере сразу же прошел к шкафу с одеждой, там, помимо двух костюмов, его ждал и солидных размеров чемодан. Тщательно выглаженные рубашки сверху, галстуки и модные пляжные трусики, а под ними десантный «узи» со спецпатронами, «йерихо», гранаты и любимая «беретта» с глушителем. Отдельно коробка с набором патронов для особых случаев: от простых бронебойных с урановыми наконечниками до микроракет, которые могут поражать укрытые за углами или в окопах цели.

Кафе в двух минутах от отеля, таких тысячи и тысячи, он вошел уверенно, но некоторая оторопь взяла, когда сообразил, что в этот момент в сотни таких же кафе входят подобные ему командиры штурмовых групп. Это не считая тех, кто предпочел встретиться со своими бойцами у фонтана, у мороженщика, в магазине…

Его ребята уже заняли два столика, дружно и весело тянули пиво, рассматривали хорошеньких девушек. Он присел за стол, улыбнулся, человек с улыбкой нравится всем, как сказал Карнеги, а самое главное, меньше привлекает внимание как бдительных полицейских, так и бдительных прохожих.

– Привет, – сказал он. – Кто же надирается пивом в такую жару?

– Вообще-то верно, – согласился один из наиболее крутых командиров, Дэн Мюллер. – В животе будет булькать. Эй, дружище, принеси шнапсу!

– Ты с ума сошел, – одернул его второй из командиров, Курт Вайсмер. – Здесь терпеть не могут ничего немецкого! А Вагнер вообще запрещен…

– Вагнер, Вагнер, – произнес Дэн, морща нос. – Это такой шнапс?.. Ладно, тогда коньяку. «Наполеон».

Курт хохотнул:

– Французов здесь тоже не любят. Французы, как и хохлы, все антисемиты.

Стивен вместе со всеми посмеивался, потом похлопал ладонью по столу, призывая к вниманию.

– Сегодня день трезвенника, – объявил он, все затихли.

Курт сказал непривычно тихонько:

– Неужели…

– Не знаю, – ответил Стивен как можно беспечнее, улыбнулся. – Кто знает этих политиков? А теперь даже военных не осталось, все – политики. Во всяком случае, все должны быть… на местах. Неважно, учения это или всерьез, игры политиков или что-то погорячее, но от того, насколько точно исполните приказ, будут зависеть не только награды и премии, но и количество нашивок.

Он старался говорить легко, все знают, что США давит со страшной силой, кто-то даже сейчас может где-то проговориться, и правительство Израиля дрогнет, видя, что до часа икс остаются считаные часы…

Не знаю, сказал он себе, как воспринимают эту проблему там, наверху, на уровне президента Файтера и конгресса, но, по-моему, национальное самосознание… это молодость человеческого организма. Чуть ли не обязательный этап. Особенно когда еще ничего не умеешь, не добился, не совершил, не достиг, тогда хватаешься за свою национальность и находишь в ней якобы присущие особенности…

Если кто-то вдруг начнет говорить, что он, скажем, курд или ассириец и гордится тем, что курд или ассириец, что какие мы молодцы, несмотря на все гонения, не потеряли язык и культуру, то над этими заскоками просто пожмут плечами. Болезнь роста: побудут курдо-ассирийцами, а потом станут людьми, о своей курдскости забудут.

А в отношении еврея с такими же заскоками сразу же враждебность, если не озлобленность, что тоже понятно. В любой стране это самые богатые и влиятельные люди, в любой стране на верхних ступеньках в правительстве. Любой курд, ассириец, немец, русский на их месте уже забыли бы о своей курдскости и свои успехи приписывали бы лично своим качествам: уму, образованию, сметке, работоспособности, а вот о еврейскости забывают далеко не все. У некоторых эта детская болезнь организма остается и принимает уродливые формы уже не национализма, а откровеннейшего расизма. И свои успехи приписывают особым генам, которых нет у остального двуногого скота.

Время уговоров и вежливого давления прошло, сказал он себе угрюмо. Терапия не помогла, очередь за хирургами.

Глава 14

Из красной закатной площади в полутемное кафе вошел рослый широкий в плечах турист в клетчатой рубашке и шортах, фотоаппарат и видеокамера на пузе, огляделся, Стивен помахал рукой, Вайс Клемент, один из его заместителей, быстро направился к их столику.

– Извини за опоздание, – сказал он раздраженно. – Перекрыли движение… идиоты. Нашли подозрительный предмет, видите ли! Как будто здесь Англия или Испания, где эти предметы оставляют для устрашения!

– Да, – согласился Курт, – здесь люди серьезные. Взрывают сразу.

– Здесь и власти серьезные, – заметил Дэн. – Если есть подозрение, что идет шахид, – расстреливают издали.

– А шахидка?

Курт ухмыльнулся:

– Местным полицейским свои шкуры дороже. Проще написать объяснительную, почему застрелили арабку, чем рискнуть разлететься на кровавые ошметки.

Стивен дождался, когда Вайс опустился за стол, а официант отошел, наклонился к столу и сказал негромко:

– Мы тоже люди серьезные. Уточняю обстановку. К счастью, все военные центры израильтян вынесены за пределы городов. О них позаботятся наши военно-космические силы, флот и дальнобойная артиллерия. Наша цель – полностью взять под контроль все ключевые высоты в городе, разместить пулеметные группы и снайперов на крышах.

Курт спросил осторожно:

– Командир, я не услышал, чей отряд будет захватывать правительство?

Стивен поморщился, взглянул строго:

– Я ведь говорил, что об этом будет объявлено дополнительно?

– Да, – ответил Курт. – Вы сказали, что эта честь будет предоставлена лучшей команде.

Он выпятил грудь, глаза сверкают, и так ясно, что этот отряд – лучший из лучших, так чего же тянуть, надо назвать, Стивен смерил его долгим взглядом.

– Да, пожалуй, пора. Дэн, ты у нас спец по шумоподавлению… Уверен, что наш разговор подслушать невозможно?

Дэн ответил бодро:

– Да сто процентов.

– Хорошо, – сказал Стивен. – Да, эта честь будет предоставлена лучшим. А лучшими у нас остаются, по мнению нашего руководства, крылатые ракеты нового поколения. Решено, что в последней войне человечества не должно быть ни военных преступников, которых будет судить Гаагский суд, ни вообще побежденной стороны. Быстро и жестоко мы должны уничтожить всякое сопротивление и сразу же упразднить Израиль как самостоятельную единицу. Для этого нужно, чтобы не оставалось ни одного человека, который упорно держится за идею независимого Израиля. Щадить мы должны только тех, кому абсолютно по фигу, кому принадлежит эта земля, лишь бы здесь были хот-доги, «Макдоналдсы», пивные, закусочные и стриптиз-бары.