Последняя крепость - Никитин Юрий Александрович. Страница 69

Стивен поморщился, не понимает этого славянского юмора.

– Нельзя было разрешать ехать на даймлере.

– Они все равно кого-то подстрелили бы, – возразил Крис. – Если арабы выехали поохотиться на жидов, то все равно должны были истратить патроны и украденную где-то гранату.

– Тех студентов бы расстреляли, – поддержал Дэн. – Полная машина беззащитной молодежи – чем не цель?

– Да, – сказал Крис, – а потом еще кого-нибудь успели бы…

Стивен посмотрел ему в глаза, Крис опустил взгляд. Знает, понял Стивен, что это наши патроны и наши американские гранаты, которые мы в изобилии передали террористам для дестабилизации обстановки в Израиле. Арабам только дай оружие, не утерпят, чтобы сразу же не пустить в ход. В Ираке шииты бьют суннитов, а те шиитов, а в самом Израиле обрадованно начали стрелять по евреям.

– Шире шаг, – сказал он, – через полчаса мы должны быть в укрытии.

– Успеваем, – заверил Дэн.

А Крис сказал с некоторой грустью:

– Хоть и евреи, а я… гм, из тех, кого они вот уже сколько лет дерьмом мажут… но все-таки жаль этот город.

Дэн пихнул его локтем.

– Чего? Скорее всего, все кончится пшиком. Думаешь, такие огромные приготовления никто так и не заметил?.. Тогда их МОССАД нужно разогнать полностью. Сейчас, хоть и ночь, кнессет заседает, премьер ломает голову, как сторговаться, а наши думают, как еще дожать… Шеф, ты как думаешь?

Стивен сдвинул плечами:

– Не знаю. Но если и начнется, то все ограничится точечными ударами. Чтобы нам ничто не препятствовало взять все под контроль.

Они медленно шли по роскошной улице, на них засматривались девушки, не часто встретишь вот таких рослых и крепких парней, Стивен поглядывал на часы, другие тоже поглядывали, Крис вытащил фотоаппарат и часто щелкал, а потом перевел на режим видеосъемки и, прислонившись к стене для упора, водил объективом из стороны в сторону.

– Напоследок, – проговорил он, – напоследок…

– Что за похоронный тон, – сказал Стивен. – Город останется цел.

Крис хмыкнул:

– Точно?

– Точечные удары, – напомнил Стивен. – К тому же в Иерусалиме почти нет военных объектов. Не считать же армейские джипы! Здесь они вместо полиции…

Крис фыркнул:

– У нас хватает косоруких. Жахнут так, что половину Иерусалима снесут.

Дэн заметил многозначительно:

– Почему обязательно косоруких? Проще сослаться на косорукость или сбой в двигателе ракеты, чем признаваться, что нарочито ударили по жилым кварталам. Со времен ковровых бомбежек Дрездена или Хиросимы, которыми нас до сих пор попрекают, политики научились делать то же самое, но под другим соусом.

Крис заулыбался, но помрачнел Вайс, то и дело поглядывал на Стивена в ожидании опровержений.

Стивен покачал головой:

– Сожалею, ребята, но дискуссии отменяются до завершения операции. Быстрее уходим. Никто ни на шаг в сторону. А ты, Крис, снимай, снимай… Может быть, в самом деле после операции что-то изменится и в архитектуре.

Впервые в бункере правительственной связи так многолюдно, глаза режет не столько свет ярких ламп, сколько блеск генеральских погон.

Генералов высшего эшелона, что значит – не просто генералов, а командующих военно-воздушными силами, морскими, бронетанковыми, военно-космическими, ракетными, десантными и прочими-прочими, – не счесть, они сразу разбились на кучки и с жаром обсуждают предстоящую операцию.

Всем им сказано, что это всего лишь широкомасштабные учения, но нужно делать вид, что будто все всерьез, потому с таким удовольствием и знанием дела прорабатывают каждую деталь. Юмекс признал, что даже на завершающем этапе их подсказки добавили кое-что полезное.

Файтер, приняв три ампулы, чувствовал лихорадочное возбуждение. Сердце стучит часто, гоняя кровь без надобности в усиленном режиме. Даже не приглядываясь, отчетливо видел, как собравшиеся разделились на две группы, готовые вцепиться одна другой в горло: голуби и ястребы. Голуби ждут, что он вот-вот заявит, что от Израиля удалось получить все необходимые уступки, и даст отбой готовым к нападению войскам, а ястребы надеются, что все же будет сигнал к захвату ядерных объектов Израиля.

И после этой пустяковой операции только США будет гарантом равноправия и справедливости для всего человечества.

На огромном экране на живое видео со спутников накладывается координационная сетка с разноцветными точками, указывающими расположение частей американского спецназа. Стоило подвести к любой световую указку, и мгновенно высвечиваются все данные: сколько человек, оружие, количество патронов, процент выполненного задания…

Израиль наконец-то заснул, почти весь заснул, хотя немалая часть народа продолжает скитаться по городу в поисках злачных мест. Туристы, которым завтра-послезавтра уезжать, стараются успеть насытиться впечатлениями под завязку.

В зале, помимо генералов, еще и члены правительства, наиболее видные конгрессмены и сенаторы. Все собираются кучками, возле Файтера неотлучно госсекретарь, военный министр, командующие военно-морскими силами, авиацией, военно-космическими силами, начальник Объединенных штабов…

Файтер выбрался из толпы, кивком пригласил Гартвига следовать за ним. Военный министр тотчас же пошел следом, а двое телохранителей Файтера заступили дорогу Бергмансу, что двинулся было за ними.

– Простите, господин госсекретарь, президент желает что-то сказать господину Гартвигу наедине…

Президент подошел к малозаметной двери, по обе стороны два морских пехотинца с автоматами в руках изображают статуи, отворил двери, приложив ладонь к сенсорной панели, Гартвиг уловил едва заметный кивок и первым вошел в комнату отдыха президента.

Дверь захлопнулась, Файтер сказал с кривой усмешкой:

– Полная изоляция. Подслушать невозможно…

– Да, господин президент, – ответил Гартвиг невозмутимо. – Надеюсь, все именно так.

Комнатка невелика, там в самом деле широкий диван, где президент может прилечь и отдохнуть, даже вздремнуть, а также стол, два кресла, терминал для связи.

Файтер подошел к столу, но не сел, Гартвиг поразился, насколько движения президента стали скованными, он как будто несет на себе гору, гору вечной мерзлоты, что замораживает ему кровь.

Когда он повернулся, Гартвиг даже вздрогнул, лицо президента осунулось, а под глазами за считаные секунды наливаются темные мешки.

– Как вы помните, – произнес Файтер мертвым голосом, – для сената и конгресса у нас вариант давления на Израиль политическими методами. Для высшего военного состава, от которого зависит сосредоточение войск вокруг Израиля, – операция, построенная на молниеносном захвате нашими коммандос ядерных объектов Израиля.

Он остановился, прямо взглянул на военного министра. Гартвиг ответил осторожно:

– Зная наших болтунов, можно быть уверенными, что наших коммандос уже пасут.

– Вот-вот, Грехем. Я рад, что вы все так хорошо понимаете. Весь мир знает только о первом варианте, очень узкий круг знает о втором… в том числе и правительство Израиля. Но, как вы можете догадаться, существует и третий вариант.

Гартвиг взглянул остро, серые глаза поблескивают загадочно, но ответил с привычной осторожностью:

– Я понимаю, господин президент.

Он смотрел все так же ровно и ясно, Файтер глубоко вздохнул и медленно выдохнул, подумал, что ради такого случая можно бы и четыре ампулы, и хрен с ним, что сердце завтра лопнет, сейчас как никогда нужна кристально-чистая голова и быстро работающий мозг, поколебался, прежде чем сказал, как будто голым бросился в прорубь:

– Третий вариант… о котором знал только я, а теперь и вы, это все, что запланировано в первом… должно произойти в реальности.

Гартвиг дернулся, глаза расширились, даже дыхание участилось, но взгляд все так же не оставлял президента. Файтер замер, это самая решающая минута, опасных моментов много, и на каждом можно поскользнуться.

После паузы Гартвиг произнес чуть охрипшим голосом: