Святой Грааль - Никитин Юрий Александрович. Страница 10

Томас перехватил взгляд барона, кивнул:

– Возьми!

Барон поднялся во весь рост – массивный, темный, заросший шерстью, как лесной зверь. Опять что-то странное показалось Томасу, сердце сжалось в тревоге: чересчур короткие ноги барона, огромные мускулистые руки, странная голова, вырастающая прямо из покатых плечей…

– И остальное? – проревел барон.

Томас быстро огляделся. Доспехи явно в другой комнате, если послать за ними, то следом ворвется десяток стражей!

– Нет, – бросил он, поднимая меч.

Барон взревел, сделал попытку выскочить через разбитые двери, но Томас успел взмахнуть мечом, едва не располосовав барону бок. Со страшным воем барон резко сорвал со стены топор, круто развернулся к закованному в железо рыцарю.

Топор он держал на уровне колен обеими руками. Глаза впились в неожиданного противника, и вдруг Томас ощутил слабость: глаза барона были без зрачков, даже без радужного пятна, но не белые, как у слепцов, а огненно-красные! Красный свет становился ярче, наливался кровью, словно через череп уже просвечивал адский огонь, из которого вышло это чудище.

– Умр-р-р-решь! – проревел он, жутко двигая челюстью, что тяжелела на глазах, преображалась, покрывалась костяным панцирем.

– Все умрем, – ответил Томас как можно тверже, ибо голос пытался сорваться на испуганный писк. – Но ты – сейчас.

Он взмахнул мечом, барон вскинул топор, парируя удар топорищем. Лезвие меча ударило… Томас ожидал, что меч перерубит дерево, как прутик, рассечет зверя до пояса, но меч отбросило, кисти обожгло острой болью. Он услышал хохот, больше похожий на рев, – топорище лишь казалось деревянным, – упал на спину, избегая удара.

Из всех рыцарей войска герцога Готфрида он был единственным, кто мог в полном рыцарском вооружении упасть на спину, перевернуться через голову и тут же вскочить на ноги. Это спасало жизнь, спасло и в этот раз. Страшное лезвие топора рассекло воздух так близко возле лица, что Томас услышал движение воздуха. Барон поспешно шагнул вперед, спеша прикончить лежащего, но он не знал Томаса – иначе мог бы успеть, – и Томас выпрямился, тяжело дыша. Щит остался на полу, Томас, не сводя с барона такого же горящего взгляда, отшвырнул щит ногой, а удлиненную рукоять меча перехватил обеими руками.

Их глаза сомкнулись в жестоком единоборстве: ярко-синие, пылающие жгучим холодом северного льда и красные, нечеловеческие… Тело барона медленно менялось: плечи стали еще шире, мощнее, рот превратился в жуткую пасть, раскрылся, четыре уродливых клыка вылезли наружу. Дышал тяжело, словно это он, а не Томас, бежал в тяжелых доспехах. Доносились яростные крики со двора, звон и лязг железа, ржание коней.

– Умр-р-р-решь… – прохрипел оборотень.

Он пошел на Томаса, топор оказывался то в правой, то в левой руке. На обухе вытягивался острый двойной крюк, а с торца – зазубренное лезвие пики. Ударились грудь в грудь. Томас содрогнулся: лицо тролля было рядом – заросшее черной шерстью, вывороченные широкие ноздри, багровые глаза под толстым костяным карнизом. Оборотень распахнул клыкастую пасть, Томас отшатнулся, это спасло – огромные зубы лязгнули, едва не зацепив забрало. Томас оттолкнулся рукоятью, ощутил под густой шерстью твердые, как дерево, мышцы.

Тролль обрушил топор, целя в блестящий шлем, Томас отбил, но едва не оказался на полу – руки занемели от чудовищного удара. Женщина на ложе приподнялась, глаза распахнулись в немом изумлении. Она переводила взгляд с закованного в железо рыцаря на тролля, словно не зная еще, на кого поставить. Томас отступал, с трудом отражал страшные удары, что едва не вышибали меч из онемевших пальцев. Тролль взвывал, тяжело дышал, острые концы ушей прядали, как у зверя.

Огонь в камине вспыхнул ярче; старик шуровал кочергой, едва не падая лицом в пламя. Его трясло, он совал руки то за пазуху, то прямо в огонь. Дряблая шея покрылась гусиной кожей. Он не оглянулся, хотя Томас и тролль едва не спотыкались о его согнутую фигуру, оба наносили жуткие звенящие удары, от которых немели руки, прямо над его головой.

Томас стиснул зубы – отступать позорно и опасно, – сделал выпад. Тролль от неожиданности отразил удар лишь наполовину, кончик меча достал лицо, рассек от брови скулу и щеку на две половинки. Кровь хлынула густо, тролль отшатнулся, явно оглушенный, – меч разрубил толстую кость над бровью. Огромная рука дернулась смахнуть кровь, Томас торопливо ударил дважды. Тролль шатался, но держал натиск, перехватив топорище обеими руками. Томас рубил быстро, вкладывая всю силу, не давая опомниться, но тролль медленно приходил в себя, огонь в глазах из багрового стал ядовито-желтым.

Огромные клыки тролля блестели, он дышал хрипло, наполняя воздух зловонием, сипло рычал. Внезапно он перехватил топор обеими руками за самый конец длинной рукояти. Острие блеснуло, казалось, через весь зал. Удар был страшен, неотразим. Томас и не думал парировать, в последний момент просто шагнул влево – топор с чмоканьем врубился по самый обух в дубовый пол. Томас с силой ударил, держа меч обеими руками, как копьем. Острие пробило толстую, как двойной кожаный панцирь, кожу, просело на две ладони вглубь.

От жуткого рева задрожал замок, со стены сорвался щит, упали огромные оленьи рога. Пламя в страхе прижалось к углям, а женщина встала во весь рост. Тролль изогнулся от боли, рукоять меча с силой вырвало из рук Томаса.

Томас поспешно отступил, беспомощно огляделся, но ничего похожего на оружие близко не оказалось. Тролль не спускал с него глаз, ярость полыхала в его желтых глазах, а меч торчал из бока, будто вбитый в дерево! Тролль дернул за рукоять топора, перекосился – вбил глубоко, дернул изо всех сил. Из-под меча наконец-то хлынула густая, черная кровь, зашипела, пузырясь, прибила густую шерсть, будто поваленный ветром лес. Топор все не поддавался, и тролль уперся ногой, страшно взревел, спина пошла чудовищными буграми мышц, лезвие взвизгнуло, высвобождаясь из плотного дерева, и топор оказался у тролля!

Томас пятился, пока спина не уперлась в стену. Его трясло. Ужасный тролль грузно шел к нему, поднимая топор для последнего удара. В боку все еще торчал меч, который наклонился к полу, едва не выпадая, кровь хлестала по лезвию через рукоять. За троллем тянулась кровавая дорожка с отпечатками нечеловеческих ступней.

На Томаса взглянули страшные глаза, вспыхнули жутким белым пламенем. Чудовищные руки взметнули тяжелый топор над головой. Томас распластался по стене, не в силах отвести завороженного взора от глаз, что, вспыхнув, вдруг погасли, в черноте быстро исчезала красная искорка. Топор выскользнул из пальцев, ударив плашмя тролля по голове, и с грохотом упал на пол. Тролль качнулся вперед – Томас едва успел замороженно сдвинуться, – громадное звериное тело рухнуло на стену, когти впились в камень, процарапали, оставляя глубокие борозды, и тролль сполз на пол.

Томас поспешно ухватился за рукоять меча, чувствуя под ладонью липкое, горячее, уперся ногой в грузное тело, дернул. Меч вышел легко, словно его выталкивала хлынувшая упругой струей горячая кровь. Томас кое-как вытер лезвие о мохнатую спину, тролль еще дергался, все четыре руки-лапы с жутким звуком скребли пол.

– Никогда бы не поверила! – донеслось до Томаса потрясенное.

Женщина быстро соскочила с ложа, в руках у нее, как испуганная бабочка, трепыхался белый платок с золотой монограммой. Томас стоял как столб, с покрытым кровью мечом. Она же быстро сунула платок в его трясущиеся руки, бросилась на шею – нежнейшая, как дуновение утреннего ветерка, как облачко, прижалась испуганно. И Томас выронил меч, стоял дурак дураком, не решаясь испачкать платок, хотя сунула, чтобы вытер окровавленные пальцы, и остро пожалел, что железный панцирь разделяет их тела.

Она зябко вздрагивала, прижималась к нему с такой силой, что, если бы Томас так не был прижат к стене, наверняка бы повалила. Томас пробормотал смущенно, уже ненавидя свои доспехи:

– Благородная леди, вы свободны!..

– Да-да, благодарю покорно, мой чудесный избавитель!