Труба Иерихона - Никитин Юрий Александрович. Страница 5

Мысько снова сказал пару крепких слов. Все в их казарме слышали, что одна такая косметическая операция обходится в годовое жалованье всей их воинской части.

ГЛАВА 3

Хрюка носилась по скверу, как выпущенный на свободу лесной кабан. Кусты трещали, голуби ее не боятся, но, принимая игру, послушно и вроде бы испуганно взлетают, поднимаются на ветки повыше: низкие Хрюка достает в прыжке. По всему скверу слышатся суматошное хлопанье крыльев, писк, треск, топот.

Через собачью площадку, что на самом деле не площадка, а обыкновенный скверик, по тропкам иногда проходят к троллейбусной остановке люди. Некоторые, взглянув на расписание, качают головами или же разводят в огорчении руками и возвращаются той же дорогой. Я знал, что если задержусь на прогулке дольше, то они снова пройдут к троллейбусу. С той поры, когда Империя начала пробовать то покушения, то госперевороты, я часто замечал поблизости неприметно одетых людей, у которых под мешковатой одеждой бугрятся тугие мускулы.

Правда, от пули снайпера такие здоровяки не спасут, а я то и дело замечал, как в доме напротив сверкает солнечный зайчик. Раньше я знал, что это просто открыли или закрыли форточку, но раньше я был просто мирным футурологом, и на меня никто не смотрел в перекрестье снайперского прицела.

От троллейбусной остановки через скверик шла, прикрыв лицо полупрозрачной чадрой, молодая красивая женщина. От жарких солнечных лучей ее спасала модная кокетливая шляпка, чадра опускается до груди, колышется, полуприкрыв эти выступающие полушария от нескромных взоров.

На женщине маечка с глубоким вырезом, полные груди кокетливо выглядывают, но сквозь чадру видны только общие очертания. Между маечкой и короткими шортиками осталось свободное пространство шириной в ладонь, я рассмотрел широкий хвастливый пупок на здоровой загорелой коже.

Поджаренные дочерна на солнце ноги уверенно несут по тротуару, туфли на высоком каблуке, постукивание задорное, праздничное. На нее должны оглядываться с удовольствием, никакого чувства опасности…

Редкие прохожие в самом деле оглядывались, не столько на чадру, сколько на хорошую крепкую фигуру с нужными выпуклостями в нужных местах. Вообще-то чадру в той или иной форме я вижу все чаще. Наши русские исламисты что-то перемудрили: в большинстве исламских государств про чадру уже забыли. В Турции, к примеру, днем с огнем не отыщешь, но Русь на то и Русь, чтобы все доводить до конца, до края, до абсурда, будь это построение самого справедливого общества на свете или коллективного хозяйства в отдельно взятом селе.

Я взял немного в сторонку, такие женщины опаснее мужчин. С ними теряешь осторожность, а она может пырнуть ножом, плеснуть в лицо отравой, даже успеть выдернуть из пышной прически заколку. Я уже видел такие заколки, Сказбуш показывал. Стрельнет один-единственный раз, но разворотит грудную клетку так, что и снаряду из танкового орудия делать будет нечего…

Сзади послышался конский топот. Хрюка с сиплым храпом мчалась прямо на меня, в пасти здоровенное полено. Щас, буду тебе бросать, размечталась. Всю ночь снилась проклятая Империя. Я придумывал способы, как остановить экспансию этой раковой опухоли, объяснял кабинету министров что-то совсем уж нелепое… Вообще-то все верно, потому и чувствую себя разбитым, как корабль на Курилах: сегодня предстоит непростой разговор. А они все непростые, когда с Кречетом, да еще не по накатанной дорожке…

Завидев женщину, Хрюка притормозила, остановилась возле меня, уставилась на нее в оба широко расставленных глаза. Пасть распахнулась, бревно с грохотом вывалилось на сухой тротуар. Вид у Хрюки обалделый, так мог бы смотреть скорее кобель, но Хрюка… хотя, может быть, она так среагировала на изящную чадру. Или на зовущий женский запах, который с такой неожиданной ловкостью влез в мои заросшие шерстью ноздри и скользнул в мозг, что там сразу возникла красочная картинка, от которой я едва не покраснел.

Женщина еще издали начала опасливо посматривать на Хрюку. С виду это страшный пес, только близкий круг друзей знает, чем опасно это чудище: если не залижет, то затопчет.

– Хрюка, – сказал я предостерегающе, – играй, играй…

Ничего другого сказать не могу, все равно не выполнит ни одной команды, но женщина как будто решила, что это условный сигнал для пса-телохранителя, вытянулась, как натянутая струна, прошла по тропке ровненько, не делая резких движений.

Итак, на чем меня прервали… Ага, предстоит напомнить президенту страны и остальным в его кабинете, что Империя вырвалась вперед других стран за счет того, что все свои ресурсы… интеллектуальные и материальные, сосредоточила на достижении простейших и примитивнейших целей. Это чисто тактические преимущества. В то время как другие сражались – где идеями, а где и оружием – за то, чья вера или идея скорее приведет все человечество к царству Добра и Справедливости, в той стране просто и тупо копали огороды. Да, копали огороды, строили дома богаче, еще богаче, еще и еще. Если и создавали институты и университеты, то с той же целью: как больше получить зерна с полей, построить жилища круче, как ублажить желудок, гениталии, что придумать еще, чтобы получить все радости жизни… и чтоб никаких тревог и волнений!

Они никогда не строили воздушные замки религиозных или политических учений. Замки, в которых все человечество будет жить счастливо! Они твердо знали с самого начала, что человек произошел от обезьяны. И что он и есть обезьяна, только без шерсти. Это доказал Фрейд, и каждый американец твердо знает, что у него, американца, нет ничего важного, кроме желудка и его гениталий. Он, американец, живет на земле, в отличие от всяких там русских, арабов, французов, что до сих пор не поняли, где они – на земле или между небом и землей. И когда возникла необходимость создавать эту гребаную цивилизацию, то, конечно же, она должна служить именно желудку и гениталиям. Никаких духовных и нравственных исканий!.. Никаких любовей «а-ля Ромео и Джульетта», от них одни волнения. От волнений – нервы, а от нервов – болезни. Человек должен быть здоров, для этого надо заниматься тренажерами, а не умными книжками, от которых глаза портятся.

И вот другие страны и народы, обессилев в гонке за призрачными идеями духовных исканий, падают с беговой дорожки, высунув языки и тяжело дыша, а благополучная Америка гогочет и тычет в их сторону пальцем. Пока они метались, искали, в Империи просто жили и копили денежки. Над умными книгами головы не ломали… Теперь сильная и могучая Америка, которая не верит в силу идей, а верит в мощь своего ударного Седьмого флота в составе двух авианосцев, показывает всем этим странам-очкарикам, как надо жить и какие песни петь! Особенно любит демонстрировать железные мускулы России…

Я посмотрел на часы, Хрюка остановилась и посмотрела на меня.

– Сама знаешь, – сказал я сварливо. – Пора домой.

Хрюка сделала вид, что не поняла, схватила полено и понеслась с ним по кругу. С ее седой мордой она похожа на поджарую профессоршу, что регулярно совершает пробежки.

– Я ухожу, – объявил я. – Хочешь остаться бомжиком, бегай дальше…

Я дошел до края площадки, когда сзади послышался тот же топот. Умная собака предпочла подчиниться дисциплине, чем обрести абсолютную свободу.

Когда мы с Хрюкой вышли на площадку, на другой стороне которой высится наш дом, между соседними зданиями медленно проехал черный «мерс», припарковался. Когда я войду в лифт, он сдвинется с места и покатит к нашему дому. В тот момент, когда выйду из лифта, «мерс» подкатит к подъезду.

А в тот момент, когда я покажусь из подъезда, крепкоплечий Володя, шофер и телохранитель, как раз выскочит и откроет для меня дверцу. Я никогда не задумывался, как это у них получается, некоторые вещи стоит принимать такими, какие есть.

Хрюка тоже оглядывалась на далекий «мерс». Возможно, ветерок донес слабый запах. А шофера она уже знает, запомнила.