Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович. Страница 47

– Вы не имеете права! – прокричал сзади жокей, но с места благоразумно не сдвинулся.

– Сейчас все имеют право, – ответил я. – Как хотят, так и имеют.

– Но как вы можете…

– А вот так, – объяснил я. – Взять и поделить!

Ухватившись за гриву, кое-как забросил себя на высокую, как у слона, конскую спину. Конь тут же пошел шагом, грунью, рысью, затем галопом, но все не в ту сторону, и пока я этому балбесу объяснил, фигурка минотавра с его более сообразительным конем уменьшилась вдвое, словно я пользовался зумом.

– Я вызову полицию! – донесся воплик.

– Не нервируйте меня! – огрызнулся я. – Мне скоро негде будет прятать трупы!

Конь наконец сообразил, что надо догонять того первого, что перемахнул изгородь, всхрапнул, грива ударила меня по лицу шелковой волной. Ветер засвистел в ушах, словно лечу в автомобиле с открытым верхом. Я корячился изо всех сил, мускулистая спина бьет в зад с неожиданной силой, снизу грохот копыт, будто работает камнедробилка.

Минотавр послал коня в сторону шоссе, я застонал, но мой конь все понял, сказал мне на своем конском языке что-то вроде «храбрись, догоним», я мысленно обругал дурака, застоялся за изгородью и мечтает о приключениях, а мне бы только не сползти с прыгающей спины, как это в старину на таком сидели, да лучше пешком с палочкой.

Конь явно чувствовал себя оскорбленным, что другой конь впереди. Понесся, раздувая ноздри, всхрапывал, потом уже храпел, бока начали покрываться мылом, а с губ срывались клочья желтой пены, но пер и пер, вот откуда у некоторых автомобилистов это нежелание признать, что кто-то даже на Кольцевой дороге может быть впереди, вот откуда эта жажда гнать так, чтобы все остальные позади… эти герои произошли не от обезьян, как торкесса, и не от медведей, как вот я, а от лошадей…

Мы приближались, то ли у минотавра конь послабее, то ли тот конь решил нам подыграть, а то и схалтурить, подождать дружбана, чтобы потом бок о бок. Я постепенно настигал, минотавр оглянулся, в глазах затравленное выражение, остервенело бил пятками в бока.

Я крикнул предостерегающе:

– Споткнется!.. У него ног слишком много!

Он огрызнулся:

– Твой малолетка сейчас упадет!

– А твой старый конь борозды не портит… но и не глубоко пашет, верно?

Я поравнялся с ним, хотел привстать на стременах и красиво прыгнуть на круп его коня, а там сзади применить удушающий прием, но вспомнил, что седло так и не появилось, обычно забываю, а тут не появилось, и все, к тому же сам вспомнил, никому не пришлось подсказывать, просто перегнулся в сторону минотавра, цапнул за рукав и сильно дернул на себя.

Мой конь с готовностью остановился, прямо боевой жеребец Карла Великого, мою руку чуть не выдернуло от рывка, но пальцы не разжал, пока минотавр не вылетел из седла, а конь не ускакал дальше.

Минотавр грохнулся с такой силой, что я услышал треск и хруст. Я поспешно слез, ноги раскорячило, словно около года меня тянули за щиколотки в разные стороны. Минотавр начал было подниматься, все-таки это земля треснула, а не его кости, но увидел мое грозное лицо, выставил вперед руку, простонал:

– Все-все, твоя взяла!.. Закончим. Лежачих не бьют!

– Да, – согласился я. – Их добивают. Где резидент?

Он вытаращил глаза:

– Это какой резидент?

– Сейчас уже не помню, – ответил я, задыхаясь, – то ли наш, то ли ваш, но какой-то нужен. Лучше – оба. Так что давай делись, а мы выберем.

– Но кто вам нужен?

– Лучше отвечай по-доброму, – посоветовал я. – Я вообще-то добрый, гуманист даже, но, как демократ и общечеловек, сперва прострелю колено… потом другое… Нет, сперва гениталии, а потом молотком разобью все пальцы.

– Себе?

– А это щас узнаешь, – пообещал я зловеще.

– За что? – взвыл он. – Да не знаю никакого резидента!

– Жизнь такая штука, – сказал я, – что как ни крути, а живым из нее не выбраться орлам и покруче тебя. А ты не орел, не орел… Я не полиция, так что, если ответишь, отпущу на все четыре кости. Главное – чтобы костюмчик сидел, верно? А не его хозяин.

Он торопливо кивнул:

– Да-да, договоримся, братан. Но если бы ты о наркоте или оружии, что мы переправили в Бангладеш…

– Да на фиг мне наркота, – отмахнулся я. – Пусть травятся, мне просторнее будет. А в Бангладеше пусть хоть все друг друга поубивают. Мне главное, чтоб не было войны. Так где резидент?

Он простонал:

– Ну какой резидент? Ты с Луны упал? Какие могут быть резиденты, где все и так продается и перепродается, где все друг друга сдают, а родину-мать уже не просто продают, а отдают даром! Если бы я знал, что ты гнался из-за какого-то придуманного резидента…

– Жизнь никогда не бывает справедливой, – сообщил я ему новость. – Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше. А чего убегал?

– Я думал, ты из конкурентной банды!.. От Березы или Чубатого. А то и вообще маньяк какой-то…

Я спросил оскорбленно:

– А что, похож?

Он кивнул, ответил с убеждением:

– Конечно! Ты посмотри на себя! Небось классическую музыку слушаешь?.. Небось еще и Романовского читаешь на ночь?

– Ну, – подтвердил я.

– Ну вот, – ответил он несчастным голосом и сделал попытку отползти чуть, – такие бывают только маньяки…

Он умолк, глаза метнули взгляд к небу. Я не поймался на такой дешевый трюк, не сводил с него глаз, но вскоре услышал сверху шум лопастей вертолета. Чуть отодвинулся, быстро посмотрел на небо и снова на минотавра. Конечно, тот попытался улизнуть, но я сделал подсечку, и он рухнул вниз лицом.

– Если долго тренироваться, – сообщил я, – то можно научиться маяться дурью с очень большой скоростью. Как-нибудь попробуй, но не сейчас… Сейчас я тебе буду рэ-э-эзать.

Вертолет опустился неподалеку, краем глаза я видел гибкую женскую фигурку, сам же не сводил взгляда с распластанного минотавра. Торкесса подбежала, запыхавшись, прокричала:

– Это не тот!

Я спросил тупо:

– Как это?

– Да так! – крикнула она рассерженно. – Тот убежал направо, а ты помчался, как все мужчины, налево!.. Что у вас за рефлекс такой, как у собачек Павлова, что Сталинград защищал…

Минотавр сказал торопливо:

– Леди, скажите же ему, а то собрался меня резать на куски, садист!.. Я же не ваша добыча, я человек маленький. Промышляю бартером, перепродажей, а так как самые низкие цены не у дилера, а у сторожа, то… сами понимаете…

Я посмотрел на него, на торкессу, сказал горько:

– А ты говоришь, что удача улыбается смелым… Зато потом долго ржет над ними! Эх, что делать… Пообещал резать, надо резать. Слово не воробей – танком не раздавишь…

Минотавр выхватил из нагрудного кармана бумажник, я думал, вытащит пачку жабьих шкурок, но на свет появилась фотография: женщина с двумя улыбающимися детьми, а за ними, обнимая их всех, минотавр собственной персоной. У детских ног толстый боксер с некупированными ушами, толстый и, похоже, ленивый.

– Неужели, – спросил он с мольбой, – ты зарежешь человека, которого ждут вот эти детки?

– Зарежу, – ответил я убежденно. Посмотрел на фото снова. – Твоя собака?

– Моя…

– Ладно, живи. А то собака скучать будет.

Минотавр поднялся на дрожащих ногах, попятился. В глазах и страх – я же маньяк, и облегчение от присутствия красивой женщины, что, как и надлежит женщине, явилась и спасла.

– Фу, ну что за жизнь… Слушай, что-то мне твоя рожа знакома. Мы не в одном отделении служили? Когда закрыли, нам пришлось сперва зубы на полку, потом приняли предложение Гуся взять под охрану его группу «Мост». А ты… случаем, не к Березе примкнул?

– Точно, – ответил я конспиративно. – Куда еще деваться, если родине мы на фиг?

Он улыбнулся виновато:

– Спасибо, камрады… Удачи вам!.. Простите, большого и заслуженного успеха в личной и общественной жизни… а я, с вашего позволения, удаляюсь… Помню, ты мне сохранил жизнь, так что я в долгу!

Он в самом деле удалился с такой скоростью, что как будто рассыпался, только крохотный смерч завертелся на его месте, это же как теперь свою поганую шкуру ценят, ну просто общечеловеками стали, тьфу, стыдно за них, к чему идем, вырождаемся уже не только как нации, но и как биологический вид.