Возвращение Томаса - Никитин Юрий Александрович. Страница 11
Что-то выскользнуло из темноты и в мгновение ока оказалось у него на груди. Он едва успел подхватить жаркое нежное тело, налитое восточной негой и страстью, что вобрала в себя весь зной раскаленных песков. Жаркие губы одарили его смачным поцелуем.
Он отплюнулся, шлепнул по заднице, удерживая на одной руке.
– В следующий раз – удавлю! Еще раз кинешься вот так – удавлю. Потом на себя пеняй.
Она томно промурлыкала ему на ухо:
– Но сейчас не удавил?
– Задумался, – сказал он, оправдываясь. – Не успел. Не сообразил. Даже сейчас не понимаю, как это ты успела… Я всегда замечал…
– И удавливал?
– И удавливал, – ответил он серьезно, – если вот так неожиданно.
– Это хорошо, – сообщила она. – Не знаю почему, но мне нравится, что удавливал. И нравится, как держишь на руках. У тебя нежные руки, знаешь?
Олег тут же разжал руки, Лилит едва успела выпрямить ноги. Но глаза ее все равно смеялись, Олег чувствовал, что в этой игре ведет она, а он уступает и уступает, еще даже не зная, в чем уступает, но все-таки уступает.
– Пойдем, – шепнула она. – Все уже спят.
Темные залы переходили один в другой холодные и сырые, под сводами слышался шорох летучих мышей, пронзительные сквозняки гуляют во всех направлениях. Лилит вела уверенно, это Олег сразу же уединился с сэром Эдвином, она такой ерундой не занималась, и сейчас, когда переступили порог небольшой уютной комнаты, она с ожиданием посмотрела на Олега.
Кроме широкого роскошного ложа, куда уж без него, есть и широкий стол, два удобных кресла, кожаный диван, все стены увешаны красочными гобеленами. У ложа на полу огромная медвежья шкура. На столе массивная чернильница и несколько гусиных перьев в высоком металлическом стакане.
– Уютно, – признался он. – Именно то, что… требуется.
Лилит довольно заулыбалась. Остатки одежды соскользнули с нее как бы сами по себе, Олег едва не зажмурился от непривычного сочетания девственной чистоты и невинности и безукоризненности плоти, созданной именно для утех, для страсти. Лилит стояла перед ним в свободной позе, не стараясь ни втянуть живот, ни поднять груди, все и так абсолютно совершенно, в глазах пляшут веселые смешинки, знает власть своего зовущего тела, перед которым устоять невозможно ни одному мужчине.
– А ты ничего, – заметил, наконец, Олег. – Ладная. И сиськи хороши, ничего не скажешь…
Он зевнул, с отвращением стянул через голову и бросил на спинку кресла роскошное сюрко. Так же с неудовольствием разулся, башмаки теперь на нем добротно выделанные и с вышивкой, снял брюки и отправил вслед за сюрко. Снова зевнул, почесался, рухнул на ложе, а уже оттуда посмотрел на обнаженную женщину.
– Слушай, если не храпишь, то можешь ложиться со мной. Бить не буду.
– Уверен? – спросила она с сомнением.
Он зевнул.
– Может быть. Разве что не с той руки зайдешь…
Она легким танцующим шагом приблизилась к ложу, в глазах насмешка сменилась недоумением. Олег встретил ее взгляд широкой улыбкой.
– Только уговор, – предупредил он, – одеяло не стягивать. И не лягаться.
Она села, подождала, но его руки не стали хватать ее и мять жадно, тогда она осторожно легла рядом, стараясь не коснуться, снова выждала чуть, повернула голову. Он ответил бесстыдной ухмылкой.
– Ну что, – произнес он сонным голосом, Лилит не могла ощутить, насколько это натурально, – будем спать?
– Что? – спросила она, не веря своим ушам.
– Ты же сама сказала, что уже поздно, – напомнил он, – куры спят, собаки спят. Даже тараканы спят.
Она повернулась к нему всем телом, ударила кулаком по груди, он не успел вспикнуть, как она оседлала и сказала с возмущением:
– Спать? Так я тебе и дам спать!
Их глаза встретились, она рассмотрела в зеленой глубине затаенный смех и ощутила, что впервые ее обыграли. Странно, осознание этого наполнило ее счастьем и непонятным покоем.
Глава 7
Дыхание постепенно выравнивалось, она с трудом расцепила руки и упала с ним рядом на увлажненные простыни. Широкая грудь с рыжими волосами блестит от пота, волосы прилипли, как будто их вдавили в клей. Могучая рука оказалась под ее щекой, там быстрыми толчками двигается кипящая кровь, тяжелая, как расплавленный свинец, рядом бурно вздымается, с треском раздвигая ребра и натягивая кожу, грудь, а живот запал так, словно отшельник проворонил не только ужин, но и весь день просидел в келье за умными книгами.
– Ты дикарь, – прошептала она, – ненасытен, как… даже не знаю, кто. Но я люблю тебя, рыжее чудовище.
– Это ты чудовище, – ответил он все еще хриплым голосом. – Я перед тобой просто зайчик.
– Ну да, заинька…
– Вот-вот, серенький такой.
– А можно, беленький?
– Можно, – согласился он. – Беленький зайчик. А ты – тигра лютая.
Она повернулась на бок, пощекотала ресницами ему руку. Хорошо так лежать спокойно и бездумно, но мужчин в это время обычно охватывает жажда деятельности, им кажется нелепым вот так лежать и ничего не делать, теперь бы на коня и меч в руку, Лилит вздохнула тихонько, чтобы рыжее чудовище не заметило, спросила с наигранным интересом:
– Ты можешь мне сказать, чем вызван твой интерес к этому милому рыцарю? И его родне?
Он подумал, буркнул:
– Ну и вопросы ты задаешь…
– Чем они плохи?
– Тем и плохи, – ответил он с неудовольствием, – что ты, хоть и красивая, но не дура.
Она улыбнулась, польщенная.
– Значит, угадала?
– В какой-то мере.
– В какой?
Он проворчал:
– Ты угадала, они мне в самом деле весьма… интересны.
– Как люди?
Он снова вздохнул.
– Лучше бы ты была только красивая.
– Я и есть только красивая, – возразила она. – Ума у меня нет, правда. Это другое, интуиция. Я же вижу, что ты к ним присматриваешься. Куда больше, чем просто к попутчикам.
Он слегка напряг бицепс, ее голова поднялась так, что лежать стало неудобно, однако терпела, и Олег расслабил мышцы. Лилит устроилась поудобнее, забросила на него ногу, голову придвинула поближе, на предплечье.
– Они больше, чем попутчики, – сказал он наконец. – Они… новый мир. Совсем новый.
Лилит сказала осторожно:
– Ты видел сотни, если не тысячи миров. И все они отличались один от другого… совсем мало.
Он буркнул:
– Да ничем не отличались. Но этот – совсем иной цветок. Пока дикий, как терновник, но из терновника терпеливые садоводы вывели дивные прекрасные розы!.. А ты отличие этого мира еще не заметила?
Она вздохнула, снова пощекотала ресницами ему руку, с удовольствием замечая, что он ощутил, оценил.
– К сожалению, мой дорогой рыжий зверь, долгая жизнь не дает ни особых знаний, ни какого-то особого превосходства. Да ты и сам знаешь… Правда, ты сумел развить особые способности, но как быть тем, у кого их нет?.. Эти и через тысячу лет будут такими же, как и в сорок. Потому как сами люди не смогли сдвинуться с того уровня, на каком пребывали сотни тысяч лет, так их не могли сдвинуть подвижники вроде тебя… не обижайся! Я теперь понимаю, что Бог оставил мне долгую жизнь для примера. Все могут увидеть, долгая жизнь не прибавляет мудрости.
Олег сказал успокаивающе:
– Да ладно тебе! Мы знаем, он оставил тебя как лучшее из всех своих творений.
Она лукаво улыбнулась.
– А не человек ли самое лучшее?
– Человек – самое нужное, – возразил он серьезно. – Даже, возможно, необходимое. Хотя трудно предположить, что Богу что-то может понадобиться, но я не христианин, могу смотреть со стороны и говорить правду.
Она охнула.
– Олег, ну ты и наглец! Как может Богу что-то понадобиться? Да еще от… им же сотворенного из праха?
Олег проворчал недовольно:
– Откуда я знаю? Да вот чувствую… Мы ведь тоже могли бы и дальше собирать корешки в лесу, выковыривая голыми руками. Но вот придумали лопату… Возможно, для Бога мы инструмент, с помощью которого тоже хочет копать глыбже.
– Ну и наглец, – повторила она потрясенно.