Ярость - Никитин Юрий Александрович. Страница 41

Некоторое время стоял со вскинутыми руками, охотно демонстрируя могучую фигуру атлета, потом разом согнал с лица улыбку:

– За работу, ребята!

В кабинет вошел как с ринга, где вогнал противника в нокаут. Яузов сам захлопнул дверь, по ту сторону еще слышались голоса корреспондентов и выпроваживающих их охранников, а Кречет спросил, живо блестя глазами:

– Ну как?.. Здорово я их ошарашил?

Ему не сиделось, кипучая энергия подбрасывала со стула, заставляла ходить возбужденно по кабинету. Перед корреспондентами вынужден был стоять, а сейчас метался, но не как зверь, попавший в клетку, а как гладиатор, который только-только разогрелся и жаждал сразиться с новым мордоворотом.

Коган заговорил первым, но сказал совсем не то, что ждали все:

– А вы знаете, это может сработать…

Кречет вскинул брови:

– Вы что, одобряете?

– Как человек – ни в коей мере, – ответил Коган возмущенно, покачал головой, сказал с еще большим возмущением, – как гражданин я категорически против!.. Как интеллигент я помню предостережение великого поэта… как его, ну который от негра и еврейки… ага, Пушкин!.. как страшен русский бунт, бессмысленный и страшный… Но как министр финансов…

Похоже, он озадачил Кречета, как тот журналистов. Круто изогнутые брови всползли еще выше:

– Ну-ну, мне, честно говоря, плевать на мнение человека, который не служил в армии… и тем более на такого гражданина. Но министр финансов вроде бы у меня не самый хреновый. Правда, еврей…

Коган сказал задумчиво:

– Как министр скажу, что только в первые дни продажа оружия населению даст в казну несколько сотен миллионов долларов.

Кречет изумленно присвистнул:

– Ого! А откуда такие деньги? Вон забастовки, все денег требуют!

– По самым скромным оценкам… на руках у населения еще очень приличные суммы. На хлеб может не хватать, верно, но к оружию отношение особое. Особенно у русских, которых всегда, как детей, держали от огня подальше. Каждый, даже голодающий, постарается наскрести на пистолет…

– Я об этом как-то не думал, – признался Кречет. – А вообще?

– А вообще даст миллиардов десять-пятнадцать.

Кречет отшатнулся, внимательно посмотрел на Когана:

– Сикоко-сикоко?

– Десять-пятнадцать, – повторил Коган раздумчиво, – это без разрешения выносить из дому. А если расширить категорию лиц, которым позволено ношение оружия… к примеру, членам партии Кречета… это может дать еще миллиардов пять-шесть.

Кречет озадаченно поскреб затылок:

– Черт… Не думал, что акции по поднятию национального духа могут еще и приносить доход. Но я все же спрашивал, как вообще выступление?..

Коган не нашелся что ответить, явно хотел переадресовать к министру культуры, тот лучше знает обороты родного языка, но тут Яузов сказал одобрительно:

– Прекрасная речь!

– И вам понравилось? – удивился Кречет. – Ну, сегодня день неожиданностей! Мне казалось, что вы и МВД будете особенно против.

– Да ладно, – отмахнулся Яузов, – только бы за незаконное применение оружия наказание ужесточить! А милиция чтоб не больно церемонилась при задержании, а берегли деньги налогоплательщиков. Я о другом. Раз уж решено продавать оружие, то избавляться будем от устаревшего. Как населению, так и казачеству. Взамен можно заказать поновее… И военные заводы получат немалые заказы, безработица чуть спадет.

Министр труда кивнул, но добавил:

– Прекрасно, ведь на военных заводах трудились самые высококлассные специалисты, но все же это временная мера. Даже такую необъятную страну можно насытить оружием довольно быстро. А потом?

Кречет сказал бодро:

– А потом – инвестиции!

– Каким образом?

– Есть программа.

У всех одновременно вырвался вопрос:

– Чья?

Кречет кивнул в мою сторону:

– Вот человек, чьи идеи оказывают на мировую цивилизацию воздействие… немалое воздействие, но знают не его, а тех, кто подхватывал его мысли, развивал, выдавал за свои и получал за них Нобелевские премии, получал посты в правительствах…

На меня смотрели с великим удивлением. Я с досадой развел руками:

– Платон Тарасович, это совсем не так!..

– А как?

– Я высказывал идеи, вовсе не обосновывая их, не разрабатывая. А это бывает труднее, я говорю о разработке, чем придумать красивую гипотезу, даже теорию. Все эти люди заслуженно получили свои награды, посты, звания. А я отгораживался от любых звонков, приглашений, конференций… чтобы всласть и без помех поиграть на компьютере! Или полистать, лежа на диване, желтый детективчик.

Теперь на меня смотрели со странной смесью брезгливой жалости и восхищения. А Яузов даже отодвинулся, словно боялся заразиться. Коган спросил недоверчиво:

– Что за программа?

– Не программа, – ответил я раздраженно. – Только идеи!.. Кому, как не вам, знать разницу между экономистами-теоретиками и практиками? Есть нобелевские лауреаты, чьими программами можно повосхищаться и положить на полку, ибо не сработают нигде, есть программы, которые сработают в Германии, но не в России. К примеру, есть программа, что если пойти на околицу села и выкопать яму, то появится колодец, из которого все село будет черпать чистую воду, а выкопавший – получит деньги. Немец пойдет на околицу и выкопает. Итальянец покопает, в полдень ляжет поспать, жара, а вечерком докопает. Или завтра утром. Француз в поисках лопаты зайдет к жене соседа. Если и вспомнит о колодце, то к утру. Но все же выкопает. А русский начнет копать, потом задумается о смысле жизни, сядет покурить, потом сочтет, что зачем рыть ямы, когда до реки рукой подать?.. Я к тому, что не все идеи применимы везде одинаково…

Они слушали, кивали. Коган смотрел понимающе, даже уважительно. Кречет прервал нетерпеливо:

– Пококетничали, а теперь за работу. Скажу сразу, что почти все работы Виктора Александровича касались только России, а характер русских учитывался в первую очередь. Так что, друзья мои, для кого-то это будет неожиданностью, но мы в своей политике будем придерживаться… или хотя бы учитывать характер работ Виктора Александровича.

– Не наломайте дров, – предостерег я угрюмо, – я ведь не политик, только теоретик! Как сказал еще Толстой: было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить… Но если начинать с моих работ, то время, надо признать, самое благоприятное. В стране такой разор, разброд, такое падение нравов и угнетенное состояние духа, что лучшей почвы для настоящих реформ и придумать трудно. Наш господин президент уже распорядился насчет равных прав православия и ислама по всей территории России, но подкрепить это надо массовым изданием лучших книг о Востоке, Сказок 1001 ночи, отдельными изданиями про Синдбада, Али-Бабу и сорок разбойников, про Гарун аль-Рашида.