Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович. Страница 53

Вообще с этим помешательством на имидже народ с ума сходит, всерьез уверовали, что если над ними поработает некий специалист, даже Специалист – ох уж это наше преклонение перед специалистами! – то сразу свалится небывалый успех. То же самое, что золотая рыбка или щука из проруби. Вот научат, какие костюмы и как носить, какие носки подбирать под цвет туфель, – и все, карьера в кармане. Высокая и даже высочайшая зарплата сама придет, а на выборах в Думу, в губернаторы, а то на президентство – тут же выберут по имиджу.

Только через четверть часа начал подходить народ, а минут двадцать спустя в дверь постучали, заглянул Белович.

– Борис Борисович, можно?

Я отмахнулся.

– Ты раньше вроде бы впирался без стука.

– Дык то раньше, – возразил он. – А сейчас и не знаю, чего от вас ожидать! Непредсказуемый вы человек, Борис Борисович. Боюсь, большинство съезда восхочет видеть во главе партии человека как раз понятного и предсказуемого.

– Боитесь, – спросил я, – или желаете?

Он вздохнул и уже без приглашения сел по ту сторону стола. Выглядит усталым, лицо помятое, словно он вчера посидел с отъезжающими на дорожку в ресторане, хорошо посидел, а потом еще и не распрощался у подъезда с подхваченной там же дамой, а продолжил очень бурно до утра.

– Боюсь, – выговорил он сокрушенно. – Просто привык я к вам, умнейший человек, это я в глаза правду-матку, и кроме того…

Он замялся, я подтолкнул:

– Что еще?

– Устал я, – признался он. – Устал от этого вечного срача, грязи, нежелания работать, неумения вести себя по-людски! Соседи – животные, на улице – тупое стадо, по жвачнику всех заманивают куда-то халявой… Как можно? Халявы надо стыдиться, халява – это позор, как такое можно вслух… За такое вообще надо изгонять из человеческого общества! Словом, захотелось хоть остаток дней пожить по-людски.

– Остаток? – переспросил я. – Тебе сколько, что про остаток?

Говорил я бодро еще и потому, что Белович у нас заметная фигура, можно сказать, старый партиец, а он поддерживает, это уже что-то, хотя и не с моих позиций.

– Да они все в остатке, – ответил он уклончиво.

Я сказал с виноватой ноткой:

– Все понятно, Василий. Однако вряд ли вот так сразу выпадет сладкая жизнь. Во-первых, Америка вовсе не бросится нас благодетельствовать. Своих негров хватает, работать не хотят, а пособие дай. Во-вторых, нас слишком много, чтобы Запад сумел накормить. В-третьих, а с чего это вдруг должны кормить? Только за то, что отдаем несметные богатства, зарытые в земле? Так скажут резонно: выройте и живите богато!

Он развел руками, улыбка получилась жалкая.

– Но хоть надежда какая-то будет. А так все хуже и хуже.

– Надежда – да, – сказал я, – возможно, будет. И даже чуть легче жить станет, если Запад пришлет сюда большое количество менеджеров, как прислал вместе с Рюриком. А потом еще раз сделал массовое вливание менеджмента при Петре Первом. Но если не пришлет…

Он взглянул на меня умоляюще:

– Борис Борисович, этого надо добиться!

Я засмеялся, смех получился горьким.

– Василий, я, скорее всего, не усижу в кресле лидера партии. Карельский, когда садился в поезд, сделал заявление, что создает фракцию истинных патриотов России. У них будет своя программа… Вот взгляни, она сейчас на первых страницах новостных сайтов!.. Если не любишь читать с экрана, дождись утренних газет. Кстати, будь готов к разговору с корреспондентами. Вот-вот нахлынут! Их не было на бюро, никто не ждал сенсаций, а сейчас набегут.

Он спросил встревоженно:

– Борис Борисович, а что говорить-то?

– Да то и говори, что мне сказал. Что надоело жить в вечном сраче, в грязи, среди гор мусора и ворья, когда воровство не наказывается, когда проституция поощряется, когда срут под окнами, и нельзя хотя бы оштрафовать – такова наша система… В Штатах даже за неправильно припаркованную машину такой штраф припаяют – на всю жизнь закаешься! А за серьезное преступление дадут пять пожизненных сроков или каких-нибудь триста-четыреста лет каторги без права пересмотра срока!

Он оживился, сказал:

– Я слышал, в Штатах даже за мелкое воровство, если третья судимость, дают пожизненное!.. Это класс. А что вы говорить будете?

– У меня другие доводы, – ответил я. – У меня – география. Так что давай воздействуй на массу, а я на высоколобых.

– Это понятно, – ответил он, – вы же профессор!

– Как будто ты нет!

– Увы, я всего лишь доктор наук. Преподавать не довелось…

Звякнул видеотелефон, на экране появилось лицо Юлии.

– Борис Борисович, звонят из газеты «Акаинф», просят договориться насчет интервью.

– Началось, – вздохнул Белович, голос прозвучал испуганно и радостно одновременно.

– Не знаю такой газеты, – ответил я Юлии. – Откажи.

– Хорошо, – ответила она.

Послышался щелчок, экран померк. Белович спросил тревожно:

– Стоит ли? Нам любая трибуна нужна.

– Будут еще, – пообещал я. – Все-таки это сенсация: РНИ не просто прекращает кампанию против Америки, а предлагает воссоединить страны! Сейчас набегут…

Звякнул телефон, Юлия улыбалась одними глазами.

– Борис Борисович, поступили еще две заявки насчет интервью с вами. Из «Молодежного вестника» и «Предпринимателя».

Я подумал, предложил:

– Юлия, возьмите расписание на себя. Будут подобные просьбы, отсортировывайте третьесортные, а самые влиятельные издания продвигайте в первый ряд. И так, боюсь, охрипну, объясняя свою позицию.

– Если доверяете, Борис Борисович…

– Доверяю, – отрубил я.

Связь оборвалась, Белович взглянул на меня с опаской, вздохнул.

– Всегда бы вы оказывались так же правым!

Широкая панель плазменного телевизора вспыхнула от прикосновения к сенсорному пульту. Сверхсовременная техника передает все оттенки, позволяет видеть зал целиком, телеоператоры сноровисто выхватывают лица руководителей фракций, комитетов и подкомитетов, лидеров партий, движений. Чаще других показывали, ессно, Жукальского, этот умнейший политик известен эксцентричностью, дураки называют его клоуном, мол, мы не такие, мы – сдержанные и примерные, но Жукальский еще не собирается баллотироваться в президенты, потому вовсю оттягивается на заседаниях, острит, двигает пламенные речи. Он сперва собрал симпатии молодежи, потом различных леваков, ухитрившись завоевать расположение у правых и левых в равной степени, а сейчас медленно, но верно завоевывает и основную массу, демонстрируя умение схватывать проблему целиком и моментально выдавать ее решение, обычно очень меткое, завернутое в пару коротких, почти афористических рекомендаций.

Я вслушивался в речи, взял пульт, переключил на заседание бундестага, там сейчас как раз идет обсуждение проблемы торговли с Японией, послушал минут пять, пока не стал понятен расклад, переключил по спутниковому каналу на Англию, там в палате лордов как раз принимают закон о повышении таможенных пошлин на ввозимую из Китая бытовую электронику.

Власов наблюдал за моим лицом, сказал сочувствующе:

– Не нравится? Но разве у нас лучше?

– В том-то и дело, – ответил я зло. – О чем говорят? Всяк тянет одеяло на себя. Если присмотреться, то одни националисты помнят о благе страны, о ее интересах. Хоть в Германии, хоть во Франции, хоть в любой другой. Все остальные… эх, одни рвачи!

Переключил обратно, вслушался, о чем говорят депутаты, выругался. Бандиты сумели пробить закон, что на установку металлических дверей в квартиры теперь требуется разрешение от властей «на перепланировку», а также от всех соседей, что не возражают против установки железной двери. И если какой-нибудь пьяненький слесарь дядя Вася не возжелает, чтобы богатый сосед поставил себе надежную дверь, он не даст ему такое разрешение!

Понятно, зажиточные и состоятельные люди начнут покидать такие дома, покупать квартиры в новостройках, где поселятся им подобные, поставят наконец-то железные двери, наймут надежную охрану вместо старушки-консьержки… и возникнут отдельные острова для «приличных», а остальное пусть тонет в грязном море пьянства, бандитизма, наркомании, молодежных банд.