Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович. Страница 95

– Он безукоризнен. Я даже боюсь строить догадки, кто он и откуда. И каких людей представляет.

Я взглянул на часы.

– И чего он хочет?

– Просит всего одну минуту. Понимаете, всего одну. Оружия, как говорит Терещенко, при нем не обнаружено.

Я поморщился, кивнул.

– Ладно, пусть войдет. Минуту не жалко.

Она исчезла, через пару минут в кабинет вошли Терещенко, хмурый и с подозрением на лице, и крепкий моложавый господин, действительно одет безукоризненно, даже я это почувствовал. Не понял, не оценил, а именно ощутил, я еще на том уровне, что понять и оценить не в состоянии, но насчет ощущений – политики дадут сто очков всяким там канарейкам в шахтах и муравьям, предчувствующим землетрясения.

Терещенко, остановившись за спиной господина, проговорил хмуро:

– Ну, выкладывайте, что у вас такое важное.

Господин, не поворачивая головы, сверкнул белоснежными зубами на загорелом лице. Голос его прозвучал очень доброжелательно:

– Вы знаете, существует три основных правила для здоровья ваших зубов: чистите их два раза в день, посещайте стоматолога не реже двух раз в году, не суйте нос не в свои дела.

Терещенко хмыкнул, отступил неслышно в сторону, чтобы гость не мог достать вслепую, а затем сдвинулся еще чуть. Оба профессионалы, понимают трюки один другого.

Я поднялся, сказал спокойно:

– Александр, оставьте нас на минутку. Спасибо, Дима, за хорошие новости!

Терещенко не стал спорить, кивнул и вышел. За ним ушел Лысенко, на новоприбывшего поглядывал ревниво. Я взглянул вопросительно на гостя, не предлагая ему сесть. Он дружески улыбнулся.

– Господин Зброяр, – проговорил он очень любезно, – мне поручено переговорить с вами.

– Кем? – перебил я.

– Очень влиятельными людьми, – ответил он сразу же. – Мне не хотелось бы называть их до того, как пройдут выборы, но уверяю вас – это жизненно важно, и второе – вы легко догадаетесь, кто эти люди, по характеру вопросов.

– Но если я все равно догадаюсь…

Он приятно улыбнулся.

– Господин Зброяр, но это будут всего лишь ваши догадки. Я подтверждать не стану.

– Понятно, – сказал я. – Хорошо. Можно выйти и переговорить вон в том парке, там очень красиво в такой вот снегопад и вид на замерзшую реку… Эх, мне же не позволит охрана! Я здесь теперь как в осажденной крепости.

Он кивнул, глаза очень серьезные, в них понимание и сочувствие.

– Мне не хотелось бы, чтобы разговор подслушали, а с нынешними параболическими антеннами не поможет и глушилка, что сейчас работает у вас в кабинете, а вторая в моем кармане. Кстати, ваш начальник охраны ее не распознал…. Но что вы скажете насчет импровизированного кафе в вашем главном зале? Насколько я информирован, у вас порядки строгие, раньше времени обеда там никто не появится, можно говорить свободно.

– Неплохое место, – согласился я. – Да, у нас, как и во всех партиях националистов, с дисциплиной в порядке. Завтракают во время завтрака, а обедают в обед.

– Это и прекрасно. Ваши сотрудники туда не заглянут, нам никто не помешает. Друг друга услышим прекрасно, а посторонние уши ни к чему. Когда сможете? Нам чем раньше, тем лучше.

– Понимаю, – ответил я. – Встретимся в два часа.

Дверь распахнулась, появился хмурый Терещенко, посмотрел на часы. Гость улыбнулся и вышел через распахнутую дверь. Терещенко закрыл за ним и спросил негромко:

– Что-то важное?

– В два часа у меня встреча. Нет-нет, я вовремя вспомнил о снайперах. Поговорим в нашем уголке, а ты проследи, чтобы никто из наших не сунулся следом.

Он кивнул, взгляд его был настороженным.

– Сделаю. Но не нравится мне это… Следить придется не только за вашими.

Я вздохнул.

– Мне тоже больше всего нравилась работа на кафедре философии.

До обеда мысль то и дело возвращалась к таинственному гостю. Уже догадывался, кто он и откуда, заранее формулировал некоторые ответы, ведь есть вопросы, которых не избежать, потому экспромты должны быть отрепетированы заранее. За полчаса я уже поднялся из-за стола, походил по кабинету, из окна видно, как два милиционера на той стороне улицы хватают под руки старика, увешанного орденами и медалями. Тот стремится разбить писсуар, а пока они его оттаскивали, с другой стороны к писсуару из толпы разгневанных старух с клюками выскочил крепкоплечий подросток с кувалдой в широких ладонях и в два мощных удара обрушил чудо сантехники на асфальт.

Милиционеры заметили поздно, подросток шмыгнул в толпу злорадствующих старух. В сторонке вертелся пронырливый корреспондент с оператором, тот водил камерой с бесстрастностью робота, снимая в равной доле тех и других, демонстрируя объективность. Это потом хозяин телеканала решит, какой стороне выразить симпатии и поддержку, а кого вымазать дерьмом.

Я взглянул на часы, пора, посмотрел в зеркало и вышел. Юлия улыбнулась, заметила и оценила правильно повязанный галстук, что еще на месте, даже не сбился набок.

В коридоре ко мне пытались пристроиться с вопросами Лукошин и Лысенко, пришлось сказать честно, что у меня важный разговор, к ним подойду позже, а пока идите, идите, идите. В смысле, по своим делам.

Перед входом в зал пусто, только двое парней в джинсовых костюмах остановились рядом с дверью и старательно изучают схему эвакуации при пожаре. Я уже научен, что в нашем мире ничего не делается вот так случайно, по спине пробежал холодок, наши или нет, охраняют меня или прибить хотят, с напряженными мышцами едва не деревянным шагом миновал дверь и шагнул в комнату, именуемую гордо залом, обычно здесь собираются делегаты, сейчас у противоположной стены сложены ящики от фирмы «Iron man», ближе к полностью тонированным и вдобавок плотно завешенным окнам три стола с легкими стульчиками.

Еще двое крепких парней сидят на ящиках у самого входа, очень неудобное место, хотя в зале вроде бы достаточно пустых не только мест, но и столов. Зато контролируют входящих, тоже понятно. Это теперь понятно, раньше бы не обратил внимания. Трое ребят и одна девушка расположились в самом центре. Ребята и девушка слишком уж хороши, ну совсем не тянут на увлеченных политикой, мускулы так и выпирают из-под пиджаков, а женщина при макияже и женских аксессуарах, красивые груди и округлые плечи говорят о долгих тренировках в фитнес-центрах, а теперь я догадываюсь, что, вполне возможно, не только в фитнес, но и в таких, где ударом ломают кости, выворачивают руки, умеют уходить от пуль и стрелять в ответ с обеих рук.

У глухой стены за столом одинокий господин средних лет, эдакий моложавый Джеймс Бонд, перешагнувший пенсионный рубеж, но все еще деятельный, активный и не забывший, как выпрыгивать из автомобиля и в прыжке стрелять из гранатомета.

Он поднялся, я приблизился, остановился, глядя на него вопросительно. Он улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы.

– Меня зовут Иван Антонов, – представился он. – Иван Игнатьевич Антонов…

– Не очень удачно, – ответил я. – Имена родители подбирают не наугад, а чтобы хорошо звучало вместе с отчеством. В России никто не назовет сына Иваном, если самого зовут Игнатом. Игнат Иванович – другое дело.

Он улыбнулся еще шире, развел руками.

– Да, это серьезный прокол. Тем более досадный, что над программой работают и выходцы из России.

Мы сели напротив, не пожимая друг другу рук, что и понятно, незнакомым руки не подают в приличном обществе, вдруг он да Чикатило переодетый, а я уже приличный, уроки этикета беру, раз уж дают на халяву.

Парни в нашу сторону даже не взглянули, но женщина встала и подошла с видом заправской официантки, милая такая девушка с усталым крестьянским лицом, заспанная, слегка помятая, поинтересовалась слабым голосом, желаем ли выпить или чего-то еще. Я не стал выяснять, что она имеет под этим чего-то еще, глядя на двух зрелых мужчин, заказал легкий обед и кофе, обязательно горячий и с сахаром, господин Антонов попросил принести стакан сока, но обязательно свежеотжатого. Официантка почему-то обиделась, ушла, усиленно двигая крутыми, как конский круп, бедрами. Мне показалось, что переигрывает, изображая официантку, ну да ладно, никто и не делает вид, что верит.