Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович. Страница 56

– В лес, – сказал я коню. – В лес поглубже!

Надеясь, что не провалимся на полном скаку в подземные норки, не влупимся в торчащие камни, я рискнул взглянуть вверх.

С неба падал тяжелый дракон, закованный в мифриловый панцирь, больше похожий на штурмовой истребитель с выпущенным шасси. Короткие мощные лапы уже нацелились ухватить нас, когти, как крюки разгрузочного крана на судоверфи, а в распахнутой пасти поместился бы джип с четырьмя солдатами и пулеметом на турели.

Я пригнулся к луке седла, подо мной заверещало, как придушенный заяц, в грудь вонзились острые коготки. Выворачивая голову, чтобы держать в поле зрения чудовище, другой рукой взмахнул, целясь в лапу. Звякнуло, руку тряхнуло в локте.

Дракон оскорбленно взревел, набрал высоту. Впереди рухнул на землю срубленный коготь. Мы пронеслись дальше, деревья уже расступаются, но, когда я снова рискнул оглянуться, дракон сделал короткий круг и несся за нами, снижаясь так, чтобы наверняка ухватить меня вместе с конем и принцессой.

В узких драконьих глазах, прикрытых щитовыми наростами, полыхал багровый огонь. Теперь он не просто выполнял приказ найти и уничтожить, дракон рассвирепел на жертву, что посмела укусить за палец, теперь это стало личным делом, а личное в любом мире выполняют лучше и добросовестнее, чем чужие приказы.

Управляя ногами, я посылал коня то вправо, то влево. Страшные когти мелькали тоже справа и слева, волосы трещали от жара, полосы огня все еще бежали по земле, хоть и не такие широкие, как при первом выстреле из летающего огнемета…

Конь как перепуганный заяц стелился по земле. Деревья расступились, нас внесло в тень, но здесь одни сосны, голые стволы с ветвями на самой верхушке, все просматривается насквозь, зажарит, как перепелов…

Прямо за спиной затрещало. По голове и плечам ударило колючим, хлестнуло по рукам, больно царапнуло щеку. Рядом с грохотом в землю ударилось целое бревно. Сзади трещал и стонал лес.

Я придержал коня, оглянулся. Дракон бился, пытаясь взлететь. Огромные лапы обхватили ствол вековой сосны, когти сдирали пласты коры, оставляя глубокие борозды, словно на воске. Сломанная вершина зависла на ветвях соседнего дерева, а дракон проседал под собственной тяжестью всю глубже и глубже.

Принцесса вскрикнула. На спине дракона раздвинулись лиловые чешуйки. Окровавленное острие обломанного дерева высунулось, защемив в расщепе клочья сизых внутренностей. Крылья еще вяло дергались, уже изорванные о деревья, лохмотья, а не крылья, а горящие дикой злобой глаза угасали, как раскаленная спираль, которую отключили от сети.

Теплое и нежное существо у моей груди без красок и притираний выглядело еще моложе и чище. Принцесса бурно дрожала, но едва ощутила мой твердый взгляд, с усилием выпрямилась. Ее серые глаза потемнели, а голосок прозвучал с такой надменностью, что мне захотелось сбросить ее с седла:

– Вы меня отпустите или нет?

– Как скажете, прынцесса, – ответил я грубо и, сдерживаясь, тут же опустил ее на землю.

Ее глаза расширились, когда обнаружила, что почти нагая, но я уже повернул коня. Во главе скачущих в нашу сторону были несколько обеспокоенный воевода и белый как мел герцог с вытаращенными глазами. Он тут же сбросил с плеч плащ и укрыл принцессу, которая, как мне показалось, приняла с неохотой, с ее-то изумительной фигурой, а воевода, бросив на меня недоумевающий взгляд, смысла которого я не понял: то ли как это дракона на ствол, то ли почему принцессу не, затем он развернул коня и помчался на место разгромленной стоянки. Там ветром разметывало черный дым над багровыми пятнами огня, в дыму красиво метались оседланные кони и полуодетые люди.

Я только сейчас ощутил, что меня трясет. При всей усталости тело дергалось, будто пританцовывал в седле. Только бы эта… с телом мягким и нежным, несмотря на ее хрупкость, не заметила. Неловко для героя с такими мышцами, такими широкими ладонями и таким длинным мечом.

Дракон хрипел, его морда опускалась, пока не уперлась в землю. Красный кол с клочьями мяса в защеме торчал из спины к небу, как воздетый кулак. Широкие грязные паруса крыльев свисали уныло и мертво. Из страшной пасти как тягучая смола выползала слюна вперемешку с кровью.

Сбитые с деревьев ветви усеяли землю на два десятка шагов. Примчались служанки и тут же, как суетливые обезьяны, но с охами и ахами принялись вытаскивать из прекрасных волос принцессы колючки, сосновые иголки, чешуйки коры.

Принцесса бросила на меня подозрительный взгляд, сказала надменно в пространство:

– Не такие уж они и каменные!

Служанка посмотрела на нее, потом перевела заинтересованный взгляд на мою могучую фигуру:

– А что с ним?

– Ты бы видела, – сказала принцесса еще надменнее, – как его трясло!.. Тут везде огонь и дым, эта ящерица торчит на палочке и валит крыльями лес, народ носится с ревом, кони кричат… а этот…

Служанка спросила умоляюще:

– Госпожа, дальше! Что дальше?

Она бросила с неохотой:

– А ничего. Понятно, какие гнусности творил со мной в мечтах… диких и разнузданных, это же варвар!.. Но то ли совладал с собой, то ли просто не успел начать тешить свою ненасытную плоть, горячую и алчущую, звериную, как он сам, похотливую и причудливую, непонятную, странную, безрассудную, удалую, бесшабашную, отважную, дикую, нерассуждающую, искреннюю.

Старшая служанка ухватила ее за плечи, я слышал горячий шепот что-то вроде: госпожа, вы настолько невинны, что можете ляпнуть совсем неподобающие вещи, и принцесса с неохотой позволила себя увести обратно.

Я выпустил запертый в груди воздух, стараясь сделать это понезаметнее.

ГЛАВА 13

Среди разгромленного лагеря уже раздувался, как дурак, красный и гордый шатер принцессы. Рядом поднимали похожий на стелу фараона обгорелый и с зияющей дырой на боку шатер герцога. Пользуясь трудным временем, его поставили почти вплотную. Воины сгребали в кучки угли, их разметало крыльями, но трава выгорела, и огонь погас сам по себе, разве что хворост сгорел тоже…

В лагере остались только воевода с двумя воинами, да принцесса с ее девками. На опушке леса все еще страшно торчит к небу красный расщеп ствола. На застрявшем куске драконьего мяса уже кричат и дерутся птицы.

Я без нужды подвигал лопатками, тяжелые ножны на месте, ноги мои сами понесли к дракону. Уже издыхая, он свалил крыльями, изорвав их в клочья, соседние деревья, смел ветви с тех, до которых не смог дотянуться, под подошвами моих сапог вскоре захрустели сочные ветки, щедро истекающие соком, еще не сообразившие, что живительной влаги уже не получат…

Дракон висел на исполинском колу как мокрая тряпка. Кровь из него все еще текла, как из продырявленного бурдюка, но слабыми издыхающими струйками, а сам он сплющился, словно продырявленный дирижабль, из которого выпустили водород.

Я обошел вокруг, под сапогами чавкало и хлюпало. Земля размокла, не успевая принять к себя столько драконьей крови. Дракон как уткнулся мордой в землю, так и застыл, ноздри погрузились в зеленую жижу. Там вздувались широкие пузыри, лопались с резкими хлопками.

На миг стало жутко, дракон вроде бы дышит, не сразу сообразил, что это все еще выходит воздух или, скорее, водород, из легких или костей, благодаря чему эта махина в состоянии подняться в воздух.

Между деревьями повис тяжелый запах, липкий и гадостный. Я попятился, под ногами еще долго чавкало, даже на уцелевших деревьях висели огромные потеки слизи. В чаще мелькали фигуры сборщиков хвороста, слышались смешки, это воины и служанки собирали хворост вместе, ага, насобирают, щас, я углублялся все дальше, пока голоса не стихли.

Лес был тих, быстро смеркалось, птицы затихли. Даже вездесуйные белки не мелькали по стволам красными струйками огня. В торжественной тиши я забрел в глубь леса, где уже не мелькали яркие платья служанок, уединился, в рассеянности отмахиваясь от комаров и смахивая муравьев, что тут же дружно с двух сторон налетели на голую задницу.