Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович. Страница 93

В круге багрового света только блестящие от сырости стены, низкий свод, выступающие глыбы, мелкие лужицы, но волка и след простыл, а ворон в нетерпении переступал по плечу, словно тоже несся крупными прыжками.

Тролль на миг закрыл собой выход в подвал, там загремело, но я уже двигался по тайному ходу, сжимая в руке факел, а в другую на всякий случай взял молот, тяжелый какой, собака…

Под ногами стоял плеск, словно я, как глиссер, мчался по Каховскому морю, но лужи попадались не так и часто, самые глубокие пока не поднимались выше щиколоток. Один раз я ухнул по середины голенищ, но то просто ямка, дальше брел почти по сухому.

Волк подождал только однажды, понюхал, осмотрел нас багровыми в свете факела глазами, тут же исчез. Я натыкался попеременно то на правую стену, то на левую, плечи уже ныли, все-таки выступы стен несколько плотнее, да и многовато их, а ход все тянется, как нескончаемый товарняк…

По всему туннелю со свода свисали темные космы. В неподвижном воздухе странно шевелились, я старался не задевать головой, но ход иногда сужался до того, что приходилось становиться на четвереньки, и тогда холодные мокрые швабры гнусно проводили по голой спине отвратительными волосами.

Багровый свет постепенно стал совсем лиловым, я перестал слышать треск горящего дерева. В изумлении перевел взор на факел, тот почему-то укоротился, из кулака торчал огрызок тлеющей головешки.

– Что случилось? – пробормотал я тупо.

Острые когти повпивались в кожу сквозь толстый ремень перевязи, скрипучий голос каркнул:

– Мой лорд… а чего вы ждали?

– Ну как… чего оно издохло?

– Мой лорд, – повторил ворон. – В вашей мускулистой длани… ах, какой мускулистой!.. был факел.

– Вижу, что не фонарик, – пробурчал я уже в темноте. – А чего потух?

– Но… милорд! Это же просто факел.

В сплошной черноте от красных угольков на деревяшке смутно отсвечивался багровый, словно пораженный гангреной, клюв и половина такой же нездоровой щеки. Я с досадой отшвырнул бесполезную деревяшку. Как-то привык считать, что факел – что-то вроде средневекового фонарика. Нажал кнопку – вспыхнет красивым колышащимся пла­менем и так будет гореть вечно, пока снова не нажмешь кнопку.

ГЛАВА 10

Все-таки глаза как-то привыкли, попробовали бы не привыкнуть, я все отчетливее различал стены, мохнатый свод, поблескивающие под ногами лужи с колышущейся луной, острые выступы скал и темные неглубокие щели.

Ход впереди разветвился сразу на семь темных нор. Волк понюхал воздух, сел, начал шумно и с остервенением, перекосив рожу, драть за ухом задней лапой. Я понял, у него это чесание сродни курильщику, которому если сказать нечего, но от него ждут, то тянет многозначительную паузу, делая вид, что занят вытаскиванием пачки сигарет, выниманием самой сигареты, разминанием, затем зажигалка, щелчки, прикуривание, попыхивание, облегченный вздох… а за это время можно если не решить, как поступить правильно, зато придумать, как вывернуться.

Волк наконец перестал чесаться, встал и сказал буднично:

– Надо начинать с правого хода.

– Почему с правого?

– Наше дело правое, – ответил он строго. – К тому же Зло всегда слева. Что непонятно еще?

Ворон угрюмо кивал, ему было понятно все, я тоже чуть не кивнул, не люблю признаваться, что чего-то не понял, выглядишь идиотом даже в глазах тех, кто тоже ничего не понял, но помалкивают.

– Почему с правого, – сказал я, – если Зло слева?

– Потому что нельзя идти в бой неготовым, – ответил волк еще строже. – Скитаясь по подземелью, мы наберемся опыта, добавим себе силы, ловкости, умения. Может быть, даже наберемся магии. Если здесь семь путей, то надо определить тот, который выводит к самому Сатане и… пойти по нему последним!

Вообще-то волк прав, но, когда я уходил в этот квест, уже третий, писцы как раз начали последнюю треть Книги Подвигов. Нет смысла задавать им дополнительную работу. Сожмем путешествие, пропустим эти шесть коридоров, каждый из которых обещает, обещает…

– К финалу, – сказал я твердо.

– К финальному сражению, – повторил волк.

– Я чуйствую, как нарастает напряжение, – каркнул ворон. – У меня просто перья дыбом!

Весь серый, будто вылепленный из пыли, он ковылял задним, несчастный и злой, лишенный возможности в гордом полете покаркивать снисходительно сверху.

Светлое пятно выхода показалось ослепительно ярким. Волк помчался длинными торопливыми прыжками. Ворон рассерженно каркнул и поскакал следом, от нетерпения помогал крылами, пыль взвилась удушающим облаком. Я закрыл лицо ладонью, пробирался почти на ощупь.

Острые края скалы как диафрагма ушли в стороны. Открылся новый мир, а по моей коже в который раз пробежал озноб, встопорщил волосы. Я чувствовал, как весь покрылся пупырышками, холод пошел во внутренности.

От моих ног уходила тягостная равнина. Голая, безжизненная, серая, как и низкое небо, где быстро неслись тяжелые лавины, плотные, громыхающие с такой силой, что у меня под ногами вздрагивала земля. В редкие разрывы было видно, что тучи двигаются плотные, в несколько слоев. Самые верхние едва ползут, серые и неопрятные, измученные, средний ряд двигается быстрее, словно томимое жаждой исхудавшее стадо, что почуяло запах близкой воды, а нижние облака, грязные, как скалы после оползня, мчались, как падающие с вершины горы. Сталкиваясь, высекали искры, чуть позже вниз обрушивался тяжелый удар. Земля подпрыгивала, сколотые обломки срывало ветром. Я слышал сухой треск, когда попадали как между исполинскими жерновами под литые массы, а по равнине вспыхивали мелкие злые искорки, словно под ударами крохотных метеоритов.

Сзади послышалось злое рычание. Волк стоял с горящими глазами и вздыбленной шерстью. В полураскрытой пасти зло блестели клыки. Ощутив мой взгляд, прорычал:

– Так вот он каков, Мир Абсолютного Зла!

Из расщелины выковылял ворон, потряс крыльями. Пыль взвихрилась ядовитым облачком. Уже почернев, он каркнул:

– Абсолютного Зла нет. Всегда кому-то обломится добром… Но тебя трясет не зря. Здесь в самом деле… неуютно.

Рычание волка стало злее, потом затихло, однако вздыбленная шерсть осталась торчать, как у ежа иглы, а клыки не прятал.

– Даже непонятно, – сказал он, – куда идти. Правда, у нас есть некоторое пернатое… которое вроде бы даже летает! Хотя, глядя, как оно сейчас ползает…

Ворон, прежде чем ответить, посмотрел на небо. Громады туч сталкивались с электрическим треском. Эхо ударов сминало воздух, волны обрушивались на головы как падающие булыжники.

– Да разве это важно? – каркнул он рассудительно. – Зло… оно везде.

Я ощутил на себе их взгляды. Пальцы коснулись пояса, боевой молот оттягивал весомо, шагнул из-под укрытия:

– И Добро тоже везде… где ступят наши ноги. Или лапы.

– Красиво сказано, – сказал волк с напряженным восхищением.

– Верно, – поправил ворон.

– Красиво! – возразил волк. – Кому нужно: верно или нет? Главное – красиво.

– Нам, – каркнул ворон. – Мы же умные?

– Мы? – обиделся волк.

Я двинулся медленно, невольно пробовал ногой землю, словно шел по тонкому льду. Каменная гряда вздрагивает, в воздухе едва слышный тяжелый гул. На грани слышимости, но голова стала тяжелая, как котел, я чувствовал, как начинаю тупеть, а когда в плечо больно кольнуло, только с непониманием посмотрел на крохотную язвочку, из которой брызнула кровь. Тут же запеклась темная корочка, только потом ожгло, а кожа вокруг ранки покраснела, как ошпаренная.

Я выковырял ногтем этот крохотный метеорит, уже прикипевший к мясу. Выступила бусинка алой крови, ее красивая блестящая поверхность, такая тугая и сверкающая, быстро сморщилась, сама бусинка присела и застыла безобразной лепешкой, зато надежно прикрыла ранку твердой угольно-черной коркой.

– Надо идти, – сказал я. Спина моя выпрямилась, ибо нет ничего красивее и значительнее простых и даже очень простых слов, произнесенных в очень непростых ситуациях. – Надо идти, ребята!