Магия в крови - Новак Илья. Страница 8

– Ой, да, извини. – Бард Бреси закупорил кувшин и, полуобернувшись, положил рядом с ногами толстяка. Дук тоже оглянулся: Вач-Кабан вроде бы спал, но если из придорожных кустов с шелестом вспархивала птица или телега скрипела особенно громко, глазки его на заплывшем красном лице приоткрывались.

– Хороший у тебя кафтан, – заметил Дук. – Не знал, что ваганты в таких ходят.

– А они и не ходят. Этот кафтан на дороге валялся. Ну то есть возле того места, где мы капитана нашли. А уже снег пошел, холодно, вот друган на меня его и надел. А там, представляешь… – Он вдруг умолк, быстро покосился на Жиото. Дук сидел с безмятежным лицом. Бард Бреси спросил: – А ты-то кто, друган? Я все болтаю, не даю тебе слова сказать. Ты тоже из Форы, да? Куда направляешься? Шрам у тебя вокруг глаза – ух! Круглый такой, надо же…

Дук рассказал про братишку с папашей, про то, как на них напали, про то, как один спасся и теперь не знает, куда податься. А про шрам пояснил, что это от разбойников остался.

Бард Бреси взгрустнул, даже сочувственно похлопал его по плечу. Дук еще раз оглянулся на Вача, прикидывая: что, если сейчас схватить обеими руками лежащий на коленях посох-клинок, вспрыгнуть на толстого и засадить острие ему в брюхо? Или лучше в грудь, в самое сердце. А уж юнца после прикончить легко будет. Ведь кошель с драгоценностями – он, получается, до сих пор там, за подкладкой кафтана пришит. Вагант – сморчок хилый, драться не умеет, только болтать горазд – это ясно.

Тут как раз Травка фыркнула, глазки Кабана раскрылись, быстро глянули на Жиото и вновь закрылись. Страшное оружие лежало рядом, широченная ладонь покоилась на топорище. И хотя топор был несомненно тяжеленным, Дук почему-то не сомневался, что Вач сможет – даже сейчас, когда лежит на спине в полудреме, – ударить быстрее, чем острие посоха пронзит его грудь. С сожалением отказавшись от мысли немедленно завладеть кошелем, Дук вновь уставился на дорогу.

– А знаешь что, надо тебе с нами ехать! – провозгласил Бард Бреси. – Ты ж такой же бедолага, как и мы. Втроем веселее, да и не так опасно, а? Ты мне понравился, Дук, прости, что я вот так прямо тебе это говорю. Я в человеках разбираюсь, на всяких насмотрелся, пока бродяжничал. И в веселом доме у девок жил, я тебе еще не рассказывал? Видал ихних этих… клиентов ихних, всяких разных важных мужей. А ты приличный человек, Дук, ты нам, может, пригодишься, и мы тебе тоже. Догоним фургон с этим старичком и женщиной, а дальше поглядим. Может, на службу к ним пойдем. Вач будет охранять, ты возничим станешь, а я… Ну, я много могу. Они же – как мы. Из Форы, но только богатеи… Куда едут? Я так смекаю, у них земли дальше есть, за лесом Аруа, может, за€мок стоит, туда они и направляются. Так я управителем могу стать, дела их вести. Счетоводом тоже. Я и науки всякие знаю, грамматику и эти, как их… диалектику с риторикой.

Дук Жиото благодарно кивнул.

– А и что, поедем, – решил он, переводя взгляд на полы красного кафтана, который Бард Бреси как раз плотно запахнул: давно перевалило за полдень, небо темнело, стало прохладно.

– Хорошо! – обрадовался юнец. – Теперь, значит, трое нас. Слышишь, Вач, у нас попутчик новый! Люблю, когда народу побольше, когда дружба, чтоб все друг к другу с пониманием… Весело когда, люблю, понимаешь, Дук, друган, чтоб поговорить можно было€…

Когда старику стало совсем худо, им пришлось на три дня остановиться в селении у тракта. Жеранту надо было бы отлежаться подольше, однако он, как только почувствовал себя немного лучше, заставил Лару ехать дальше. И, конечно же, вскоре вновь занедужил. Но тут, на счастье, попалось другое селение, в котором обитал не кто-нибудь, а сам Песко Цветник, напоивший Жеранта своим снадобьем.

Теперь они подъезжали к лесу. Лара чувствовала себя скверно из-за тоски по Гебу и усталости от непривычного путешествия. Раньше она не покидала Форы ни разу – с тех самых пор, как приехала в столицу после детства, проведенного в замке.

Лес Аруа рос широкой полукруглой полосою, отделяя горы Манны от равнин центрального Зелура. Большой Разлом рассекал лес надвое, но вдоль трещины двигаться было трудно – сплошные провалы, особо опасные потому, что их скрывала растительность, и быстрые речушки, стекающие с гор в темные глубины Разлома, и скалы.

Ближе к лесу Земляной тракт обступили заросли маквиса, густого кустарника, в котором то и дело попадались невысокие деревца. Ехали целый день, не останавливаясь, правили по очереди, то Лара, то Жерант, после употребления «травяной крови» Цветника вполне пришедший в себя. Под вечер приблизились к лесу – сплошной стене дубов, в которую тракт нырял, как серо-коричневая река в зеленый океан. Жерант выпрямился на козлах, натянул вожжи, останавливая лошадей.

– Страшно здесь, – сказала Лара, высовываясь из фургона и глядя поверх плеча старика.

Пожилой оружейник промолчал. Он вообще мало разговаривал с внучкой.

– Гляди, там кто-то есть.

Возле тракта у самых деревьев стояла женщина с корзиной в руках и глядела на фургон. Увидев, что ее заметили, она поклонилась, махнула рукой, приглашая путников следовать дальше, и скрылась в лесу.

– Но! – Жерант тронул поводья.

Когда въехали в лес, стало темнее. Под колесами зашуршала палая листва. Лара пробралась в заднюю часть фургона, откинула полог. Место, где тракт нырял в лес, напоминало проем в стене, и теперь этот проем медленно отдалялся, делаясь все у€же. Птицы молчали, стояла тишина. Старик что-то произнес, Лара вернулась к нему и вновь выглянула, ухватившись за деревянную дугу, одну из трех, на которых была натянута ткань.

– Постоялый двор, – повторил Жерант.

Слева от дороги, посреди обширной вырубки, стоял окруженный сараями бревенчатый дом – приземистый и основательный. Привязанные веревками к стволу каштана, паслись две козы. За ними наблюдал лежащий на земле здоровенный мохнатый пес. Возле колодца женщина, которую они видели на краю леса, переливала воду из ведра в бадью. Рядом стояла телега.

Подул ветер, ветви дубов заволновались, зашумели. Жерант остановил фургон возле колодца, и Лара, поеживаясь, слезла.