Некромагия - Новак Илья. Страница 8

Впрочем, теперь у него появилась новая возможность – Слеза. Она лежала в сумке на поясе, поток исходящей от нее энергии Доктус Савар ощущал через одежду. Слеза наполняла чара силой, заставляла кровь быстрее струиться по венам, разогревала ум, будоража мысли.

Жалко расставаться с ней даже на время, но если провести несколько экспериментов, жемчужину можно будет приспособить для питания двигателя хотя бы одного ковчега.

Аркмастер признался самому себе, что не доверяет Слезе. Парангон – нечто исключительно магическое, о механике, науке здесь вообще не шло речи. Обруч, выкованный стихийными духами на первозданной Наковальне у истоков времен, был магией в чистом виде, квинтэссенцией чудесного. Эти слова: стихийные духи, Наковальня Мира, чудеса – и механика, чертежи, наука – сочетались в сознании Доктуса Савара так же легко, как его магия сочеталась с механическими изделиями гноморобов.

Дверь возле станины с двигателем раскрылась, и облаченный в плащ человек шагнул в лабораторию.

Доктус вздрогнул, приподнимаясь на стуле. Страх, который одолевал чара всякий раз, когда он покидал свой квартал, сковал разум. Убийца, подосланный кем-то из аркмастеров…

Вошедший скинул капюшон; мгновение Доктус не мог узнать гостя, затем разглядел знакомое, хотя теперь лишенное морщин лицо.

– Вы надели Мир? – прошептал он.

– Да, и сразу спрятал его обратно. – Октон Маджигасси скинул плащ на пол и прикрыл дверь. – Без Слез сила обруча уменьшилась, но и сейчас он даст мне немного лишнего времени.

Голос старика окреп, теперь он четче выговаривал слова. Октон уверенным шагом пересек помещение и сел напротив Доктуса.

– Нам надо спешить.

– Но как вы прошли сюда? Мы охраняем…

– Наверное, ты слышал, что там… – Владыка показал вниз, – есть целый лабиринт. Не беспокойся, этот путь известен только мне. Я помогал тебе. А ты всегда старался убедить меня, что механика может сослужить добрую службу всем нам. Настала пора для этой службы. Теперь слушай, Доктус…

И по мере того как Доктус Савар, холодея, слушал своего Владыку, мысль, которую он пытался и не мог отогнать, – мысль о том, что с самого начала Октон Маджигасси помогал ему только потому, что все предвидел и рассчитывал воспользоваться плодами его работы, – эта досадная и тревожная мысль все сильнее овладевала сознанием аркмастера.

Глава 3

– А я тебе говорю – это локоть. Ну точно, взгляни отсюда…

– Какой же локоть, Альфар? Натуральный зуб.

– Да нет, ну что за зуб может иметь такую диковинную форму? Локоть и есть.

Фора стояла на пологой горе под названием Шамба: бедные кварталы расположились у подножия, улицы постепенно взбирались к вершине, к домам богачей и Универсалу. Вечерами пирамида окутывалась призрачным магическим свечением, огни горели в окнах богатых домов, факелы освещали площадь Приората. Если встать ниже по склону и посмотреть в сторону вершины, то на фоне сияния темный силуэт Острога-На-Костях покажется уродливым и страшным, как смертный грех.

Тюрьму построил Гэри Чермор. Дед Некроса был великим полководцем, умевшим и командовать армиями, и первым бросаться в бой с мечом наголо, вопя что есть силы и вселяя безрассудную смелость в сердца своих воинов. Меч Гэри, именуемый Ликом Смерти, стал легендарным оружием в Аквадоре. А еще старый Чермор отличался неуравновешенным, взбалмошным характером. Вспышки ярости у него сменялись периодами глубокой апатии, и над всеми чувствами довлел ужас перед заговорщиками, убийцами с отравленными кинжалами. В военных походах страх исчезал, но в мирное время расцветал с новой силой, и возраст лишь усугублял его.

Когда союзники Чермора наконец пришли к власти, его отправили усмирять несогласных. Армия Гэри прошла большую часть империи, уничтожая оставшихся врагов. Состарившись, Чермор поселился в Форе, и мания преследования вконец одолела его.

Старику потребовалось место, где он мог бы спрятаться от всего мира, такое, где он стал бы полновластным хозяином, наперечет знал каждую скрипящую ступень, каждое чердачное окошко, темную кладовую или сырой погреб. Старая тюрьма во время взятия Форы оказалась разрушена, нужна была новая. Чермору выделили средства и пленных для строительства.

Он сам создал проект Острога. За год конгломерат строений, подобных которому здесь еще не видывали, был воздвигнут руками нескольких сотен рабов. По слухам, всех их убили за одну ночь в подвалах башни, которую достроили последней, – и там же похоронили, закопали в земляные полы и вмуровали в каменные стены. Исчезли и оба помогавших старику архитектора. Гэри Чермор полагал, что никто, кроме него, не должен знать тайн Острога.

А тайн хватало. Старик превратил тюрьму в сооружение, противоречащее всяким архитектурным законам. Он размышлял следующим образом: хорошо вооруженный, тренированный, имеющий достаточную численность враг в любом случае прорвется за стену. Значит, надо сделать так, чтобы внутри он… потерялся. Маниакальная фантазия Гэри способствовала воплощению идеи в жизнь. Острог-На-Костях стал триумфом иррационального, в основе которого лежала мрачная, болезненная рациональность. Перекрученные мостики, полые колонны с винтовыми лестницами, тайные проходы, лабиринты ажурной резьбы, ведущие во тьму лестницы, часовни с раздвижными полами и начиненные ловушками башенки…

Говорили, что где-то в недрах уродливой громады до сих пор остался страшный кабинет давно почившего Гэри, и мебель там обита человеческой кожей. Посреди кабинета стоит стол, ножки которого сделаны из берцовых костей, а столешница из отесанных верхушек черепов.

Некрос Чермор хорошо знал цену подобным россказням, как и его брат, сидевший сейчас за тем самым столом. Этот предмет меблировки, равно как и остальные в кабинете, был, конечно, необычен, хотя ни о каких костях речи все же не шло.

Стол имел вид сложенного из костей и черепов лишь потому, что на старости лет у покойного деда появилось свободное время для столярного дела, к которому он всю жизнь испытывал склонность, но заниматься всерьез не мог по причине крайней занятости ратными делами. Кресла напоминали перевернутые черепа, всякой другой мебели Гэри также придал схожесть с различными частями человеческого тела – схожесть, зачастую ускользающую, так что Некрос с братом иногда забавлялись попытками определить, что именно подразумевал дедушка под формой какого-нибудь чересчур уж затейливого сундучка: коренной зуб? лопатку? или, быть может, коленную чашу?

– Хотя… – Альфар свесился набок из кресла и даже высунул язык от усердия, пристально вглядываясь в шифоньер у окна. – Хотя вот теперь мне сдается, что ты прав и это зуб… Ну да, точно, левый клык.

– Почему левый?

– Вот, конечно, теперь, брат мой, ты скажешь, что правый!

Альфар хоть и отличался несерьезностью нрава, никогда не улыбался. Препираться с ним можно было до бесконечности, и при этом не оставляла мысль, что над тобой насмехаются. Некрос пожал плечами. Стоящий у его ног Тасси глянул на Альфара черными глазками и широко зевнул, показав жутковато выглядевшую мокрую розовую пасть с острыми зубами. Тасси принадлежал к редкой породе существ, называемых псами-демонами. В обычных условиях днем они спят в своих устланных травой и листьями логовах, а бодрствуют по ночам, но Тасси приучился вести дневной образ жизни, хотя до сих пор в светлое время часто зевал и засыпал при первом удобном случае.

– Вот послушай, что приснилось мне этой ночью. – На лице брата возникло кислое выражение, и, чтобы не видеть его, Некрос повернулся к окну. – Не переживай, этот сон был совсем коротким и не таким запутанным, как другие. Я поднимался по лестнице, и в моих руках был меч, клинок которого состоял из стремительно проносящихся от рукояти к концу мертвых лиц. Следом за мной шла женщина. Она что-то говорила мне, но я не слушал. Строение, в котором мы находились… По-моему, оно расположено здесь, в Остроге, возможно, это даже та самая башня, где мы сейчас, – хотя в этом я не уверен. Снаружи что-то пылало, запах гари проникал на лестницу. Я поднялся до верхней ступени и увидел лежащего на боку человека. Все лицо его было изрезано… Тебе неинтересно? Ну, хорошо. Кажется, у нас новая заключенная?