Рука Оберона - Желязны Роджер Джозеф. Страница 18

Удовлетворение, которое я сейчас испытывал, чуть отдавало избыточным нервным возбуждением; в нем был привкус чего-то запретного, чего-то подозрительного и чуждого мне. Интересно, но именно в этот миг во мне возникло острое желание обладать Камнем Правосудия, который я вынужден был спрятать в компостной куче в Тени Земля; ведь Камень был той самой вещью, благодаря которой Дворкин некогда создал в нашем мире столь многое. А впрочем, может быть, я, сам того не ведая, просто искал защиты у Камня или жаждал обладать неким символом сопротивления тому хаосу, что кружил передо мной в глубине бездонной пропасти? Возможно. Не знаю.

Я, восхищенный, продолжал смотреть на тот берег бездны, и то ли глаза мои как-то приспособились, то ли перспектива в очередной раз изменилась, однако теперь я стал различать некие крошечные призрачные предметы, движущиеся внутри черной громоздящейся глыбы и похожие на медленно пролетающие метеоры. Я ждал, внимательно вглядываясь в них, порой угадывая их дальнейшие действия. Вскоре одна из туманных полупрозрачных полос подплыла ко мне совсем близко, открыв горизонт, и почти сразу же я получил ответ на некоторые свои вопросы.

Движение в темной массе стало отчетливо заметно. Одна из форм начала расти, и я понял, что она движется ко мне по некоему извилистому пути. Через несколько секунд стало ясно, что это всадник – на вид вполне материальный, хотя и казавшийся призраком, как, впрочем, и все, что было передо мной. Еще через мгновение я увидел, что всадник этот совершенно наг и сидит на безволосой лошади; и человек, и конь были смертельно бледны и стремительно мчались по направлению ко мне. Всадник размахивал белым, как кость, клинком; его глаза и глаза лошади вспыхивали красным. Не знаю, по правде говоря, видели ли они меня, существовали ли мы в одном и том же измерении – уж больно неестественно он себя вел. И все же я вытащил из ножен Грейсвандир и отступил на шаг, ожидая, когда всадник совсем приблизится.

По его длинным белым волосам пробегали крохотные искорки, и, когда он повернул голову, я понял: примчался он за мной. Взгляд его был тяжел и холоден, я физически ощущал его лбом и грудью. Я повернулся к нему боком и поднял клинок.

Он продолжал движение, и только тут мне стало ясно, сколь оба они – и всадник, и конь – огромны, чудовищно огромны, куда больше, чем я полагал. Они приближались. Что-нибудь метрах в десяти от меня всадник поднял коня на дыбы, и они остановились, глядя на меня и покачиваясь, словно в морских волнах.

– Как твое имя? – прогремел голос всадника. – Назови свое имя, о ты, явившийся в место сие!

От звука его голоса у меня зазвенело в ушах. Он говорил удивительно монотонно и громко.

– Я называю свое имя по собственной воле, а не по чужому приказу, – сказал я. – Кто ты такой?

Он три раза коротко гавкнул – видимо, засмеялся.

– Я утащу тебя вниз, в пропасть, где ты будешь вечно оплакивать свою дерзость.

Я прицелился Грейсвандиром ему в глаз.

– Слова – дешевка, а виски стоит денег.

И тут я почувствовал слабое прохладное прикосновение, как если бы кто-то вызывал меня с помощью Козыря. Однако ощущение было неясное, туманное, а у меня не было возможности разбираться в тонкостях, ибо всадник подал своему коню какой-то сигнал и чудовище снова взвилось на дыбы. Ничего, расстояние слишком велико, решил я. Однако безволосый конь бросился вперед прямо на меня, сойдя с призрачной дороги, которая, казалось, давала ему направление.

Его прыжок был так силен, что он почти достал меня. Однако не упал в пустоту и не исчез, как я надеялся, а продолжал скакать над пустотой, хотя его продвижение теперь несколько замедлилось, словно ему приходилось преодолевать некий барьер.

Когда бледный всадник на бледном коне приближался ко мне (теперь уже с половинной скоростью), я заметил вдали другую фигуру, явно устремлявшуюся в этом же направлении. Оставалось лишь вступить в бой с этим чудовищем и надеяться отбить его атаку прежде, чем подоспеет второе.

Нагой всадник приближался, его красные глаза сверкали все ярче, замирая, правда, при виде Грейсвандира. Какова бы ни была природа безумной иллюминации у меня за спиной, она все же сослужила мне полезную службу, высветив на моем клинке ту часть Образа, что была на нем выгравирована: рисунок заиграл и заискрился по всей его длине. Всадник был уже совсем близко, однако он вдруг натянул поводья и остановил коня, а глаза его взметнулись к небесам, встретившись с моими. Отвратительная ухмылка на его физиономии исчезла.

– Я знаю тебя! – заявил он. – Ты тот, кого зовут Корвин!

Но мы получили его – я и моя союзница-инерция.

Передние копыта бледного коня стояли на самом краю, когда я бросился в атаку. Конь старался найти опору и для задних копыт, несмотря на натянутые поводья, – и слушался плохо. Всадник угрожающе замахнулся мечом, но я сманеврировал и атаковал его слева. Когда он попытался ударить мечом наискось, я уже совершил выпад. Грейсвандир вошел в его бледную плоть чуть ниже грудины.

Я вырвал свой клинок, и из раны, словно кровь, брызнули искры огня и повалил пар. Рука всадника, державшая меч, дрогнула, а конь издал пронзительное ржание или, точнее, свист, когда пар и огненные искры обожгли ему шею. Я отпрыгнул назад, поскольку всадник начал резко заваливаться коню на шею, а конь, теперь прочно стоящий на всех четырех ногах, двинулся ко мне и стал бить копытом. Я снова взмахнул мечом, причем совершенно инстинктивно, защищаясь, и мой клинок вошел в левую переднюю ногу коня, которая тоже загорелась.

Я быстро отступил в сторону, однако конь повернулся и опять попытался напасть на меня. И тут всадник вдруг выпрямился и мгновенно превратился в столб огня. Конь заржал, забил копытами и шарахнулся к краю пропасти. Не останавливаясь, он перевалил через ее край и исчез во тьме, оставив мне лишь странные воспоминания о горящей кошачьей голове из моих давнишних приключений, да озноб, всегдашний спутник прояснения рассудка.

Я некоторое время постоял, прислонившись спиной к скале и тяжело дыша. Тонкой лентой проплыла рядом призрачная дорога – футах в десяти от края пропасти. Левый мой бок свела судорога.

Второй всадник быстро приближался, не такой мертвенно-бледный, как первый. Волосы его были черны, а в лице тоже были какие-то краски. Он ехал верхом на отлично оседланном гнедом коне, держа в руках взведенный и заряженный арбалет. Я глянул через плечо: пути к спасению не было, не было даже никакой щели, в которую я мог бы заползти.

Я вытер ладонь о штаны и покрепче сжал Грейсвандир, повернувшись к нападающему боком, чтобы представлять для него наименее удобную мишень, поднял клинок и отгородился им от противника. Рукоять Грейсвандира была на уровне моей головы, острие направлено в землю – сейчас это был мой единственный щит.

Всадник подъехал ко мне почти вплотную и остановился, словно вися в воздухе на прозрачной полосе или дороге. Он медленно поднял свой арбалет, видимо, понимая, что если не собьет меня сразу, то я, возможно, успею пронзить его своим мечом, как копьем. Глаза наши встретились.

Он был безбородый, стройный. Возможно, светлоглазый, хотя глаза его были прищурены в прицеле. Он отлично управлял свои конем – одними коленями. Руки у него были большие и уверенные. Уверенные. Странное чувство охватило меня, когда я разглядел его целиком.

Мгновение для атаки несколько растянулось и было упущено. Всадник чуть качнулся назад и опустил арбалет, хотя руки его по-прежнему были напряжены.

– Ты! – крикнул он. – Это ведь Грейсвандир?

– Да, – сказал я.

Всадник продолжал оценивающе смотреть на меня и что-то внутри меня сломалось; я так и не нашел слов, способных сбить его с толку.

– Что тебе здесь нужно?

– Хочу уйти отсюда, – ответил я.

Раздался свист, грохот, и тяжелая арбалетная стрела врезалась в скалу, однако гораздо выше и левее меня.

– Ну так уходи, – сказал всадник. – Здесь для тебя слишком опасно.

Он развернулся, намереваясь скакать туда, откуда явился.