Ружья Авалона - Желязны Роджер Джозеф. Страница 8

– Что случилось? – повторила она.

– Чары, – ответил я. – Иногда они обрушиваются на меня, и тем, кто рядом, кажется, что они видят отца или на стене, или на полу. Не беспокойся, они не заразны.

– Чушь, – отрезала Лоррейн. – Ты все врешь.

– Знаю. Только прошу, забудь об этом.

– Почему же я должна забыть?

– Потому что я нравлюсь тебе, – пояснил я. – Помнишь? И еще потому, что завтра я должен вздуть Харальда.

– Верно, – согласилась она.

Меня снова затрясло. Она взяла одеяло с кровати и набросила мне на плечи. А потом налила вина, я выпил. Она села рядом, прислонилась головой к плечу, я обнял ее. Снаружи бесом взвизгнул ветер, часто забарабанил прилетевший с ним дождь. И вдруг словно кто-то постучал в ставни. Лоррейн слегка взвизгнула.

– Не нравится мне эта ночь, – объявила она.

– Мне тоже. Придвинь сундук к двери, одного засова может быть мало.

Пока Лоррейн выполняла мою просьбу, я развернул кресло так, чтобы сесть лицом к единственному окну. Достал из-под кровати Грейсвандир и обнажил его. Потом погасил все огни в комнате, оставив только свечу по правую руку от себя.

И снова сел, положив клинок на колени.

– Что мы делаем? – спросила Лоррейн, усаживаясь слева от меня.

– Ждем, – отвечал я.

– Чего?

– Не знаю, просто ночь такова… Что-то должно случиться.

Она вздрогнула и прижалась ко мне.

– Знаешь, тебе лучше уйти, – сказал я.

– Знаю, – ответила она, – только я боюсь выйти из комнаты. Здесь ты сумеешь защитить меня, ведь правда?

Я покачал головой:

– Не уверен, сумею ли я защитить и себя самого.

Она тронула Грейсвандир.

– Что за дивный клинок!.. Никогда такого не видела.

– Второго такого и нет, – промолвил я.

Рука моя чуть подрагивала, и клинок слегка поворачивался, отражая свет. Меч то казался залитым нечеловеческой оранжевой кровью, то лежал на моих коленях белый как снег, то розовел женским соском и подрагивал вместе с моей рукой.

Я гадал, как сумела Лоррейн увидеть во время попытки контакта то, чего не видел я сам. Она просто не могла придумать ничего столь подходящего случаю.

– Есть нечто странное и в тебе, – сказал я.

Она помолчала, пока пламя свечи не колыхнулось несколько раз, затем произнесла:

– У меня есть второе зрение. Слабое. Моя мать видела лучше, и мне говорили, что моя бабка была колдуньей. Но я ничего такого не умею. Ну, почти. Давно уже не пробовала. Если я ворожу, то всегда теряю больше, чем получаю.

Потом она умолкла, и я переспросил ее:

– Что ты имеешь в виду?

– Я приворожила к себе моего мужа, – ответила она, – и кем он оказался? Не пытайся я ворожить, была бы много счастливей. Я хотела хорошенькую дочку… а случилось совсем другое…

Лоррейн вдруг умолкла, и я понял, что она плачет.

– В чем дело? Я не понимаю…

– Я думала, ты знаешь…

– Нет, боюсь, что нет.

– Она-то и была тем ребенком, которую нашли мертвой в Кругу Фей. Я думала, ты знаешь…

– Сожалею.

– Как я хотела бы, чтобы у меня никогда не было ни крохи этого дара!.. Теперь я не пользуюсь им. Но он не покидает меня, приносит знаки и видения – и никогда о том, что я могу изменить. О, если бы только оно оставило меня и смущало кого-нибудь другого.

– Вот этого-то и не будет, Лоррейн. Жить тебе с этим до конца.

– Откуда ты знаешь?

– В прошлом я знавал таких, как ты.

– И у тебя тоже есть дар, так?

– Да.

– Значит, и ты чувствуешь, что снаружи есть нечто?

– Да.

– И я чувствую. А ты знаешь, что оно делает?

– Ищет меня.

– Я тоже чувствую это. А зачем?

– Может быть, чтобы испытать мою силу. Оно знает, что я здесь. И раз я – новый союзник Ганелона, оно хочет разобраться, кто я и что из себя представляю…

– Это сам рогатый?

– Не знаю. Впрочем, не думаю.

– А почему?

– Если я действительно могу погубить эту тварь, едва ли она будет искать меня здесь – в твердыне своего врага, без помощи и поддержки. Должно быть, это кто-то из ее слуг. Может быть, уж не знаю как, именно поэтому призрак отца… не знаю. Если посланец сумеет найти меня и открыть мое имя, рогатый будет знать, к чему готовиться. Если он сумеет войти и убить меня – проблема решена. Если же я убью посланца, это откроет хотя бы столько о моей силе. Что бы ни случилось, рогатый извлечет из этого выгоду. И ему пока незачем рисковать собственной черепушкой.

Мы ожидали в полутемной комнате, минуты сгорали в пламени свечи.

– Что ты имел в виду, когда сказал «откроет мое имя»? Какое имя? – спросила Лоррейн.

– Имя того, кто почти не пришел сюда, – ответил я.

– Значит, оно может откуда-то знать твое имя?

– Не исключено, – ответил я.

Лоррейн отодвинулась подальше.

– Не пугайся, – сказал я, – я тебе вреда не причиню.

– Я все равно боюсь, и ты причинишь мне вред! – ответила она. – Это я знаю! Но я хочу тебя! Почему я хочу тебя?

– Понятия не имею, – ответил я.

– Что-то бродит там, за окном! – в легкой истерике крикнула Лоррейн. – И все ближе! Ближе! Слушай! Слушай!

– Заткнись! – рявкнул я. Холодные мурашки побежали по спине, петлей сдавило горло. – Скорей, прячься туда, за кровать.

– Я боюсь темноты, – пожаловалась она.

– Живей, иначе я оглушу тебя и сам туда запихну. Здесь ты будешь только мешать.

Взмахи тяжелых крыльев заглушили рев непогоды. О камни что-то заскрежетало, и Лоррейн рванулась исполнять мой приказ.

И тут на меня уставилась пара кровавых сверкающих глаз, стремившихся заглянуть прямо в душу. Я отвел взгляд. Тварь стояла перед окном на карнизе и разглядывала меня.

Более шести футов было в ней, изо лба выступали громадные ветвистые рога. Нагое бесполое тело как пепельно-серый мундир, громадные крылья исчезали в ночи за окном. В правой руке тварь сжимала короткий тяжелый меч из темного металла, на котором плясали руны. Левой рукой она вцепилась в решетку.

– Входи себе на погибель, – крикнул я и поднял меч.

Существо хихикнуло, фыркнуло, хихикнуло снова. И попыталось опять заглянуть мне в глаза, но я отводил взгляд: если оно поглядит подольше, то узнает меня – как те кошки. Потом оно заговорило, словно фагот, выдувая слова.

– Ты не он, – сказало оно. – Ты меньше и старше. Но… клинок… он может быть его. Кто ты?

– А ты кто? – спросил я.

– Стригаллдвир мое имя. Призови меня, чтобы я мог выесть твое сердце и печень.

– Призвать? Да я и выговорить-то его не смогу. А от моего цирроза у тебя будет несварение желудка. Убирайся!

– Кто ты? – повторило оно.

– Мисли, гамми гра’дил, Стригаллдвир! – воскликнул я, и тварь дернулась, словно от пинка.

– Ты хочешь изгнать меня столь простым заклинанием? – спросила она, вновь став на карниз. – Я не из низших существ.

– Но и такое доставляет тебе кое-какие хлопоты.

– Кто ты? – повторило существо.

– Не твое дело, Чарли. Пташка, пташка, лети-ка домой…

– Четырежды должен я спросить и четырежды не получить ответа, прежде чем я смогу войти и убить тебя. Кто ты?

– Нет, – отвечал я, вставая, – входи и гори синим пламенем!

Оно вырвало решетку и прыгнуло внутрь, загасив при этом свечу.

Я ударил навстречу, и посыпались искры, когда Грейсвандир рубанул по темному руническому мечу. Потом отпрыгнул назад. Глаза мои привыкли к полутьме, и, хоть свеча и погасла, я видел тварь. Существо тоже видело меня и было посильнее смертного – как, впрочем, и я сам. Мы кружили по комнате. Из окна садил ледяной ветер, холодные капли хлестали в лицо. Когда я в первый раз ранил тварь в грудь – длинный порез, – она не проронила ни звука, хотя по краям раны заплясали огоньки. После второй раны – в плечо – существо разразилось проклятиями.

– Сегодня я высосу мозг из твоих костей, – орало оно, – а потом высушу их и со всем доступным искусством вырежу набор флейт! И когда я буду играть на них, дух твой будет корчиться в бестелесной агонии!