Нагой обед - Берроуз Уильям Сьюард. Страница 17

«Он, наверное, сам свой пенициллин вырабатывать умеет!» проворчал врач.

Но инфекция выжгла плесень… Ли теперь жил с разными степенями прозрачности… Хоть он и не был в точности невидимкой, но разглядеть его, по меньшей мере, было сложно. Его присутствие не привлекало особого внимания… Люди прикрывали его проекцией, либо отмахивались от него, как от отражения, от тени: «Какая игра света или неоновая вывеска.»

Теперь Ли чувствовал первую сейсмическую дрожь подступавшего Старого Верного Холодного Ожога. Он выпихнул дух Мигеля в коридор добрым, твердым щупальцем.

«Господи!» сказал Мигель. «Мне пора!» Он выскочил наружу.

Розовые языки гистамина пыхнули из раскаленной сердцевины Ли и покрыли собой всю его болезненную периферию. (Комната была огнеупорной, стены из железа обожжены и усеяны лунными кратерами) Он вмазался по-крупной и фальсифицировал свой распорядок.

Он решил навестить коллегу, НеГодного Джо, которого подцепило во время приступа Шпиг-утота в Гонолулу.

(Примечание: Шпиг-утот, буквально, «попытка подняться со стоном…» Смерть посреди кошмара… Состояние, поражающее выходцев из ЮВ Азии мужского пола… В Маниле около двенадцати смертельных случаев Шпиг-утота рагистрируется каждый год.

Один из поправившихся рассказывал, что у него на груди сидел «маленький человечек» и душил его.

Жертвы зачастую знают, что умрут, выказывают страх того, что их пенис войдет в тело и прикончит их. Иногда они хватаются за пенис в состоянии вопящей истерики, зовя других на помощь, чтобы пенис не сбежал и не пронзил им тело. Эрекции, вроде тех, что обычно происходят во сне, считаются особенно опасными и способными вызвать начальный приступ…Один человек разработал хитроумное приспособление в духе Руба Голдберга для предотвращения эрекции во сне. Он он умер от Шпиг-утота.

Тщательные вскрытия жертв Шпиг-утота не выявили никаких естественных причин смерти. Часто наблюдаются признаки удушения (вызванного чем?); иногда незначительные кровотечения из поджелудочной железы и легких – недостаточные для смертельного исхода и также неизвестного происхождения. Автору пришло в голову, что причина смерти – неверно направленная сексуальная энергия, заканчивающаяся эрекцией легкого с последующим удушением… [1])

НГ жил в постоянном страхе эрекции, поэтому его привычка все скакала и скакала вверх. (Примечание: Хорошо известный утомительный факт, печально известный, скучный и замысловатый факт заключается в том, что любому подсевшему из-за какой бы то ни было неспособности вообще будет выставлен, в периоды нехватки или лишения [2] неслыханно раздутый, геометрически прогрессирующий, множащийся счет)

Электрод, подсоединенный к одному из яичек, затлел на мгновение, и НГ проснулся от запаха горящей плоти и потянулся за заряженным шприцем. Он свернулся зародышем и скользнул иглой себе в позвоночник. Затем вытянул иглу, тихонько вздохнув от удовольствия, и осознал, что в комнате находится Ли. Из правого глаза Ли, волнообразно колыхаясь, выдвинулся слизень и написал на стене радужно переливающейся жижей: «Моряк – в Городе, скупает ВРЕМЯ.»

Я жду перед входом, когда в девять часов откроется аптека. Двое мальчишек-арабов подкатывают мусорные баки к массивной деревянной двери в побеленной стене. Пыль перед дверью исчерчена струйками мочи. Один из мальчишек склонился, перекатывая тяжелый бак, штаны натянуты на его поджарой юной попке. Он смотрит на меня безразличным, спокойным взглядом животного. Я просыпаюсь как от толчка, осознавая, что мальчик может быть настоящим, а я просохатил стрелку, назначенную у меня с ним на сегодняшний день.

«Мы ожидаем дополнительных уравниваний,» говорит Инспектор в интервью Вашему Корреспонденту. «Иначе наступит,» Инспектор задирает одну ногу типично нордическим жестом, «кессонная болезнь, не так ли? Но, вероятно, мы сможем обеспечить подходящую декомпрессионную камеру.»

Инспектор расстегивает ширинку и начинает выискивать мандавошек, то и дело подмазываясь мазью из маленького глиняного горшочка. Интервью явно подошло к концу. «Вы не уходите?» восклицает он. «Что ж, как сказал один судья другому: „Будь справедлив, а если не можешь, то суди от фонаря“. Сожалею, что не в состоянии соблюдать привычные непристойности.» Он протягивает правую руку, всю в вонючей желтой мази.

Чей-то Корреспондент бросается вперед и сжимает испачканную руку обеими своими. «Было очень приятно, Инспектор, невыразимо приятно,» произносит он, сдирая с рук перчатки, комкая их и швыряя в мусорную корзину. «Представительские расходы,» улыбается он.

ШУМНАЯ КОМНАТА ХАССАНА

Позолота и красный плюш. Бар в стиле рококо, обрамленный розовой раковиной. Воздух насыщен сладкой злой субстанцией, вроде разложившегося меда. Мужчины и женщины в вечернем платье посасывают слоеные разноцветные ликеры сквозь алебастровые трубочки. Ближневосточный Воротила сидит нагой на табурете у стойки, покрытый розовым шелком. Он слизывает теплый мед с хрустального кубка длинным черным языком. Его половые органы сложены идеально – обрезанный хуй, черные с отливом волосы лобка. Губы его тонки и лилово-сини, будто губы пениса, а глаза пусты от насекомого спокойствия. У Воротилы нет печени, поддерживает себя исключительно сладостями. Воротила толкает стройного светловолосого юношу на тахту и со знанием дела раздевает его.

«Встань и повернись,» приказывает он телепатическими пиктограммами. Он связыват мальчику руки за спиной красным шелковым шнуром. «Сегодня вечером мы дойдем до конца.»

«Нет, нет!» вопит мальчик.

«Да. Да.»

Хуи извергаются неслышным «да». Воротила раздвигает шелковые занавеси, за которыми перед подсвеченным экраном из красного кремния стоит виселица из тикового дерева. Она располагается на возвышении, украшенном ацтекскими мозаиками.

Мальчик валится на колени с протяжным «ООООООООХ,» обсераясь и обссыкаясь от ужаса. Он ощущает тепло говна между бедер. Огромная волна горячей крови вздувает его губы и гортань. Тело его сжимается в зародыши сперма горячей струей бьет в лицо. Воротила зачерпывает горячей благоухающей воды из алебастровой чаши, задумчиво подмывает мальчику жопу и хуй, вытирает его мягким синим полотенцем. Теплый ветер играет по телу мальчика и волосы его полощутся свободно. Воротила просовывает руку мальчику под грудь и ставит его на ноги. Держа за оба прижатые к телу локтя, подталкивает его вверх по ступенькам под самую петлю. Он останавливается перед мальчиком, держа петлю обеими руками.

Мальчик смотрит в глаза Воротиле, пустые, словно обсидиановые зеркала, пруды черной крови, дыры между кабинками сортира, смыкающиеся на Последней Эрекции.

Старый сборщик мусора, лицо утонченное и пожелтевшее, точно китайская слоновая кость, выдувает Таски из своей гнутой медной дудки, будит испанца-шмаровоза, у которого встал. Спотыкаясь сквозь завесу пыли, говно и дохлых котят, выходит блядь, неся охапки мертоврожденных зародышей, рваные гондоны, окровавленные тампоны, говно, завернутое в яркие красочные комиксы.

Обширная тихая гавань с радужно переливающейся водой. Сполохи заброшенных газовых скважин на дымном горизонте. Вонь нефти и канализации. Больные акулы рассекают черную воду, отрыгиваются серой из гниющих печенок, не обращают внимания на окровавленного, сломанного Икара. Нагой Мистер Америка, сгорая от неистовства костяного себялюбия, выкрикивает: «Моя жопа посрамит Лувр! Я пержу амброзией и сру какашками из чистого золота! Мой хуй извергает мягкие брильянты в свете утреннего солнца!» Он сигает с безглазого маяка, целуя и дроча перед лицом черного зеркала, скользит по наклонной с загадочными гондонами и мозаикой тысячи газет сквозь утопленный город из красного кирпича, чтобы осесть в черную жижу с жестянками и пивными бутылками, гангстерами в бетоне, пистолетами, расплющенными и бессмысленными, чтобы избежать инспекции табельного оружия снедаемыми любопытством экспертами по баллистике. Он обслуживает медленный стриптиз эрозии окаменелыми чреслами.