Шут (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 60

  - Хорошо, - почти не колеблясь, согласилась Элея. - Но только с одним условием. Ни слова больше о шуте!

  Вскоре дыхание Инии стало ровным, она уснула. А Элея все лежала, глядя в темноту. Она вновь вспоминала ту ночь, когда 'милая игрушка' господин Патрик вдруг оказался единственным по-настоящему преданным ей человеком. Вспоминала его неистовый взгляд, когда он выдергивал ящики комода, переворачивая их на пол... его отрывистый взволнованный голос, стремительные движения... И этот каменный лабиринт, полный страхов и невидимых опасностей. Ужасней всего был тот момент, когда шут вдруг застыл с остекленевшими глазами, точно околдованный, а потом вовсе оставил ее одну. В тот момент, мучительно вслушиваясь в тишину за дверью, Элея перестала боятся за себя. Лишь умоляла богов уберечь этого странного, такого дорогого ей человека.

  Хуже было только прощание на причале, когда королева даже не могла увериться, будет ли с ним все в порядке...

  Невозможно вложить эти воспоминания в чужую голову. Невозможно объяснить, что значит сидеть с ним рядом в одной карете. Видеть живым, невредимым, слышать его, чувствовать, наслаждаясь каждым мигом, каждым вдохом...

  8

  В день суда тронный зал Брингалина был полон. Желающих услышать приговор Руальду Третьему оказалось столько, что члены Совета всерьез обеспокоились, как бы люди не передавили друг друга. И все присутствующие были настроены столь агрессивно - Пат, ставший с некоторых пор ненормально чувствительным, не стерпел этого и поспешил покинуть зал. Вернулся он быстро и уселся в свое кресло рядом с королевой, изрядно попахивая вином. Элея понимала, в чем дело, хоть и не одобряла таких методов решения проблемы. Но сидящая слева от шута тетушка Байри ничего не знала о колдовском восприятии почетного гостя - старая гусыня тут же начала бубнить про падение нравов и молодых людей, которые с утра пьяны. Патрик сделал вид, что ничего не слышит. Он вовсе не был пьян, Элея видела, как ясны его глаза, каким живым огнем они полыхают. Минул всего десяток дней с тех пор, как шут стал ежедневно наведываться в гости к Ваэлье, но ее наставница не теряла времени даром. Патрик менялся с каждым днем, подобно цветку, который вынесли на солнце после долгих дней пребывания в сумраке. И хотя он оставался таким же худеньким и невысоким, Элее казалось, будто шут стал больше. Королева понимала, что это лишь ее субъективное ощущение, но оно было весьма стойким.

  Окруженный плотным кольцом стражей, в зал вошел Руальд. Он остановился перед главным столом, там, где обычно, в добрые дни, было место для танцев. Похоже, ему все-таки удалось совладать со своим отчаянием, либо просто упрятать его поглубже. Король выглядел истощенным, но, по крайней мере, не таким потухшим, как во время первой их встречи в темнице. Он нашел достаточно сил, чтобы привести в порядок свое лицо и платье. Это обрадовало Элею и показалось ей хорошим знаком. Хотя, конечно, она догадывалась, что здесь не обошлось без Патрика, который почти каждый вечер наведывался к Руальду. В отличие от нее самой, не знающей, как и о чем теперь говорить с мужем, Шут продолжал заботиться о своем короле. И мнение окружающих по этому вопросу его не сильно-то волновало. Некоторые придворные неприкрыто возмущались таким странным поведением гостя, не стесняясь говорить об этом в глаза королеве. Но Элея брала пример со своего шута и делала вид, будто пересуды злых языков ее вовсе не касаются.

  Она, как обычно, сидела по левую руку от отца, а по правую уже заняли свои места члены Совета Мудрых. Лица у этих добрых господ были торжественно-строгие. Элея ясно видела, что все они во главе с Давианом мысленно уже отрубили Руальду не только голову, но и все остальные части тела. Для этого ей даже не нужен был дар как у Патрика.

  Шут после вина почувствовал себя настолько лучше, что принялся тихо напевать какую-то странную песенку на непонятном языке. Элея подумала, не стоит ли слегка пихнуть в бок негодника, пока то же самое не сделала тетушка Байри, добавив в придачу новую воспитательную тираду. Но неожиданно заслушалась - оказалось, у Патрика чудесный голос. А ведь в Золотой он никогда не пел, только горланил неприличные куплеты на дворянских пирушках. Слова песенки также показались Элее удивительно приятными для слуха. Даже тетушка, хоть и поджала губы, но смолчала. Неожиданно королеву озарило - ведь это магия. Такая естественная и незаметная, как солнечный блик на оконном переплете. Как дыхание. Как шелест ветра в зеленой листве...

  'О, Пат!' - У Элеи перехватило дыхание от осознания того, каким безгранично удивительным стал вдруг такой, казалось бы, знакомый человек. Она-то, дурочка, столько лет гадала, чем же он ее околдовал... за одну встречу, за один миг... А, на самом деле, Патрику не нужны были вовсе никакие магические уловки, ибо он сам - чистое волшебство.

  - Дамы и господа! - голос распорядителя громко разнесся по залу. - Его Величество король Давиан Первый, повелитель Белых Островов, приветствует всех и благодарит за оказанную честь. Мы рады видеть вас в этот знаменательный день, когда свершится правосудие, и волею богов наказан будет тот, кто поступился законами чести и долга, - по рядам пронесся рокот одобрения: господам дворянам не терпелось услышать приговор. - Слово королю!

  Давиан, величественно восседавший на своем троне во главе стола, обвел глазами присутствующих и остановил взор на зяте...

  - Ну, что, Руальд, признаешь ли ты себя виновным? - как-то очень просто, почти с усмешкой спросил отец Элеи.

  Молчание, повисшее над залом, было тяжелей грозового неба.

  - Да... - как бы ни было трудно Руальду выдерживать взгляд Давиана, он не отвел глаз. - Да, я признаю себя виновным.

  И Элея вдруг со всей отчетливостью поняла - ее муж не притворяется спокойным. Он на самом деле спокоен и собран. И на самом деле готов подняться на плаху. Без страха и без сожаления. Королева понимала, что Патрик тут уже ни при чем - прийти к смирению можно только своими ногами. Впрочем... это не удивило ее: да, Руальд всегда любил жизнь, но честь для него была превыше всего. А он еще тогда, в темнице, признал свою вину...

  В этот момент Руальд был ей дороже и ближе, чем когда либо. Но своим коротким 'да' он подписал себе смертный приговор... Оправдатель лишь плечами пожал - он честно готов был отстаивать невиновность судимого. Но коли тот сам признался...

  - Что ж, - промолвил отец, - пусть Совет Мудрых решит участь виновного.

  'О, небесная Мать! - отчаянно взмолилась Элея. - Даруй им настоящей мудрости! Мудрости и милосердия. Руальд ведь заслужил его... Всякий может оступиться...'

  Впрочем, она слишком хорошо знала этих почтенных мужей. Именно поэтому в запасе у королевы были десятки аргументов, призванных защитить ее супруга от смерти.

  Мудрецы не обманули ожиданий королевы.

  Какое-то время они весьма спокойно, без шумных споров совещались, а потом старший советник, господин Харван, торжественно сообщил присутствующим, что все члены совета единогласно пришли к одному выводу:

  - Благородная казнь облегчит душевные страдания короля Руальда. Учитывая его раскаяние и высокое положение, это будет быстрая и милосердная смерть.

  'Ты знала, - сказала себе Элея, стараясь унять дрожь и пряча руки глубоко в длинные разрезы рукавов. - Ты знала, что это не будет просто. Ты знала, что ничего другого они не сказали бы. Соберись. И вставай уже'.

  Она медленно поднялась из-за стола, поймав на себе десятки удивленных и любопытных взглядов. Только Иния, которой всегда нравился Руальд, смотрела на нее с пониманием.

  И шут.

  - Осужденный имеет право на помилование, - королева с облегчением отметила, что голос ее тверд и полон силы.

  Господа, собравшиеся в зале, взволнованно загудели. Разбирательство приобретало неожиданный интересный поворот. Но неужели они и впрямь думали, будто Элея позволит 'милосердно' отрубить Руальду голову?

  - Имеет, - печально сказал король Давиан. Так же, как и его дочь, он предполагал, что этот суд не будет самым быстрым и легким на его правлении. И лучше любого из советников знал - королева станет защищать мужа. И, разумеется, тоже заготовил немало веских аргументов в пользу решения Совета.