Ветер и искры. Тетралогия - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 134

– Ты бы поел. Сразу полегчает.

– Какая забота. Ты ли это?

– Утешься. Я забочусь не о тебе, а о себе. Если ослабнешь от голода, у нас появятся лишние проблемы.

Целитель бросил на меня злобный взгляд:

– Нисколько не сомневался, что ты еще та скотина.

Я безразлично пожал плечами, показывая, что не собираюсь оспаривать это утверждение. Он сразу остыл и спросил все еще неприветливо, но уже без злости:

– Что тебе от меня понадобилось?

– Да, в общем-то, ничего. Раз ты решил продолжить голодовку, я удаляюсь.

Он махнул рукой, мол, валяй, не задерживаю. Правда, почти сразу же окликнул:

– Как Лаэн?

– Проснулась.

Ходящий подскочил, словно его укололи пониже спины:

– А сразу сказать не судьба?! Она в порядке? Как голова? А ее Дар?!

– Насчет Дара не знаю. – Скорость его вопросов меня смутила. – Сам спроси, если тебе это интересно.

Шен, пытаясь подстроиться под качающуюся палубу, поспешил к каюте. Я последовал за ним, но когда мы вошли, Лаэн уже снова спала.

Мое солнце еще дважды просыпалась и спустя короткое время вновь проваливалась в сон. Делать было совершенно нечего, так что бо?льшую часть времени я откровенно скучал.

Даж собирался высадить нас на берег ближе к вечеру. А пока мы с Шеном выбрали удобный уголок на палубе и стали резаться в «Блазгов и кочки» [59]. Целитель оказался отличным игроком и за три партии обжулил меня на несколько солов.

Наша забава отвлекала матросов, и капитан неодобрительно хмурился. Но молчал. Мы заплатили за проезд, и он счел ниже своего достоинства придираться к нам из-за таких мелочей, как фишки. Лишь пару раз рыкнул на команду, чтобы морские волки занялись работой.

Погода в этот день выдалась просто чудесная. Ясное небо, яркое солнце, теплый ветерок, ласковое море и почти никакой качки. Ученик Цейры немного повеселел и перестал смотреть на меня букой.

– Почему вы выбрали для себя такую жизнь? – внезапно спросил Ходящий, расставляя белые, черные и красные фишки на исходные позиции.

– Ты про гильдию? – уточнил я, внимательно наблюдая за его ловкими пальцами. С Шена станется подменить фишки. В игре – он еще тот жук.

– Да.

– Ты что, жрец Мелота, чтобы я перед тобой душу изливал? – довольно неприветливо ответил я.

– Это такой секрет?

– Да нет. Просто мы не выбирали. Жизнь выбрала за нас.

– Ну-у-у, – протянул он, разочарованно сморщившись. – Жалкое оправдание даже для тебя. Не в твоих правилах обвинять во всем судьбу и тяжелую жизнь.

– Правда? – Я бросил кубики и отсчитал положенное число ходов. – А что в моих правилах? Ты так хорошо меня успел узнать? Порой человек зависит от обстоятельств, а не обстоятельства – от человека. Так получилось. И точка. Я не склонен ни о чем жалеть. Вот только не подумай, что я жалуюсь или плачусь в твой новенький парусиновый плащ. Он все равно непромокаемый.

– То есть ты считаешь нормой убийство незнакомого тебе человека за деньги? – Целитель съел мою красную фишку на правом фланге и захватил линию.

– А ты считаешь нормой прибить знакомого человека бесплатно? – Я выравнял положение с помощью черной.

– Не играй словами.

– А кто играет? Если уж у нас зашел такой благочестивый разговор, то тебе придется понять, что я не вижу разницы между убийством за деньги и убийством по любой другой причине. Убийство остается убийством вне зависимости от того, получил ты за него сорен или нет. Цель не оправдывает средства, малыш. Совершивший такое – однозначно недобрый парень. И его вряд ли ждут Счастливые сады и горячий шаф холодными вечерами.

– То есть ты признаешь, что это грех?

– Признаю. – Мне удалось отыграть у него еще одну линию. – Просто не люблю чистоплюев.

– Кого это ты назвал чистоплюем? – насторожился он.

– Тебя, конечно. – Я продолжил атаку, прорвав его авангард.

– Почему?

– Не строй из себя невинного ягненочка. Гнуса не ты ли пришил?

– Эй! Эй! Я убивал не за деньги!

– Ну скажи еще, что из благородных побуждений, – рассмеялся я и сожрал пару белых фишек на левой части поля. – Я только что сказал, что не вижу разницы, дали тебе за это сорен или нет. Чем ты слушал?

– Между прочим, я спасал твою жизнь.

– Вот как? Давай смотреть правде в глаза, парень. Ты «спасал мою жизнь» всего лишь по двум причинам. Первое, – я загнул палец, – без меня и Лаэн ты бы никогда не нашел дорогу из леса. Второе – мы были нужны Башне. Вот почему Гнус мертв, а я жив. Но никак не из-за широты твоей благородной души. Не обманывай в этом ни меня, ни себя.

– И все равно я считаю, что убивать за деньги человека, который тебе совсем ничего не сделал, – мерзко, – не сдался Шен и подкинул кости.

Я вздохнул:

– Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Убивать вообще мерзко. И это, – хочешь, верь, хочешь, не верь, – я готов признать в любое время. В моем ремесле нет ничего благородного, высокого, святого, светлого или героического. Тот, кто полагает работу убийцы романтичной, ужасно интересной и втайне мечтает стать таким же, считая это чем-то донельзя привлекательным, – полный, непроходимый, бесконечный придурок. Он, скорее всего, ни разу не высовывал носа из собственного дома. Место таким умникам – рядом с теми, кто верит в чистый мир, честные сделки с йе-арре, непорочных чиновников, благородных магов и несчастных, угнетенных людьми Высокородных, воющих о своей свободе под каждым кустом. Пойми, я не прошу считать меня хорошим. Но, если честно, меня несколько злит, что других, убивающих пачками ради призрачной благой цели или глупых идеалов, записывают в герои и святоши. Открою тебе страшную тайну – чаще всего в основе всех их поступков лежат или деньги, или власть. Или то и другое. Мудрецы со светлыми идеалами, мечтами облагородить Вселенную и прочими тухлыми бреднями обычно в нашем мире не задерживаются.

Он долго смотрел на меня, затем махнул рукой и уткнулся в игральную доску:

– Тебя невозможно переубедить.

– Конечно.

– Неужели ты не понимаешь, что брать деньги за убийство это… это гаже некуда?! – вновь взвился он.

– Не понимаю. Это гораздо лучше, чем убивать просто так. Или из-за косого взгляда. Или плохого настроения. Или потому, что у тебя болит зуб.

– Тоже мне! Нашел причину!

– Если ты мне скажешь, что по этим причинам некоторые субчики не убивают, то я, пожалуй, буду хохотать до ночи. Такое случается сплошь и рядом. Раскрой глаза. Кстати, не отвлекайся. Твой ход.

Он надулся. Помолчал, просчитывая игру, передвинул черную фишку назад на два поля и выставил вперед три красных, смешав этим все мои коварные планы. Я выругался сквозь зубы, думая, как восстановить пошатнувшееся положение.

– То есть ты считаешь себя хорошим парнем? – Целитель продолжил меня донимать.

– Ты плохо слушаешь, – с бесконечным терпением ответил я. – Тебе сказали, что я не святой сподвижник Мелота. Я такой, какой есть. Ни больше и ни меньше. Но мразью и мерзавцем себя не считаю. Извини. Есть работа, а есть я. И это совершенно разные вещи.

– Когда Серый не на охоте, он – чистая душа, – съязвил Шен.

Я ответил ему только после того, как мы завершили партию и я проиграл в шестой раз подряд:

– Когда мы месили кровь в Сандоне, у нас в отряде был человек по имени Мартин. Он, к сожалению, попался в лапы к Высокородным, и из его останков вороны устроили шикарный пир. В одной беседе этот парень сказал замечательную вещь: «В человеке не может жить одно зло или одно добро. Меня тошнит от людей, которые так считают. Даже самый гнусный злодей может быть храбрым в бою и способным совершить добрый поступок. Например, пощадить проигравшего или спасти умирающую от голода и холода псину. А самый отчаянный герой может оказаться способным на трусость, подлость и предательство». Так что не стоит тебе, друг мой, судить других. Иначе кто-то обязательно поспешит осудить тебя.