Старинный орнамент везения - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 23

Липа проснулась с твердой уверенностью, что это всего лишь кошмар и сон этот уже закончился. Она даже позволила себе улыбнуться и только потом открыла глаза.

…Ее руки были в крови, и простыня тоже вся пропиталась кровью, а на полу, рядом с кровавыми отпечатками босых человеческих ног виднелись кошачьи следы. Липа всхлипнула, вытерла липкие ладони о простыню и, борясь с подступающей тошнотой, выбежала из спальни. Следы вели в кабинет. Там на полу, у письменного стола черной кляксой запеклась кровь, как раз в том самом месте, где, по словам Марины, убили ее мужа.

– Мамочки! – всхлипнула Липа и попятилась. – Что же это такое творится-то, господи?!

За спиной послышался шорох, и она закричала. Это была всего лишь кошка Машка. Машка смотрела на нее с молчаливым неодобрением.

– Кто тут был? – спросила Липа, присаживаясь перед кошкой на корточки. – Здесь же кто-то был, пока я спала?..

Кошка ничего не ответила, лишь нервно дернула хвостом и потрусила на кухню. Ее ночные гости и кровавые лужи не интересовали. Ей хотелось тех вкусных хрустящих штучек, которыми ее вчера потчевала новая хозяйка. А новая хозяйка вела себя неправильно: кричала так, что уши закладывало, да еще и с глупыми вопросами приставала. Лучше бы покормила.

Липа стояла под душем и смотрела, как с рук стекают розовые ручейки. Она считала себя сильной, а на самом деле она самая обычная трусиха. У нее даже не хватило духа вытереть кровавые следы и лужу в кабинете. Время до работы еще есть, а сил нету. Едва Липа только приблизится к этой луже, у нее тут же начнется истерика. Ей даже думать об этом страшно и тошно. И от мыслей этих позвоночник становится прямым и твердым, как железный прут, таким, что невозможно повернуть голову.

Она не стала ничего убирать, просто приоткрыла дверь на крышу, на тот случай, если Машке вздумается прогуляться, сыпанула в плошку корма, налила молока и вышла из квартиры.

* * *

Свое первое боевое крещение Тим получил в конце третьего года работы на Коляныча в Казамансе, беспокойной сенегальской провинции, облюбованной сепаратистами. Беспринципный Коляныч решил «толкнуть» тамошним повстанцам парочку «УАЗов». Ассан был против, говорил, что не стоит соваться в пасть к голодному льву, но босс не послушался. И попал в заложники… Повстанцы оказались еще более предприимчивыми и беспринципными, чем он сам. Они присвоили себе «УАЗы», а за толстяка потребовали выкуп. И немалый – сто тысяч долларов.

У их дружного трио был уговор – попавших по собственной дурости в беду не вызволять, выкупы не платить, с похитителями и террористами в переговоры не вступать. Прямо как в Израиле… Между прочим, сам Коляныч на этом и настаивал. А теперь вот попался, как кур в ощип. Повстанцы на все про все сроку дали две недели, а Ассан и в ус не дует. Для него, видите ли, слово Коляныча – закон. Раз договорились друг дружку не выручать, значит, так тому и быть. А ему, Счастливчику, вместо того, чтобы всякой ерундой заниматься, лучше стоит пораскинуть мозгами, как обстряпать то дельце с япошками. Вот так прямо и сказал про ерунду. Это, выходит, жизнь Коляныча – ерунда! А еще друг называется…

Тим решил «дельце с япошками» отложить на потом и самому заняться спасением Коляныча. В одиночку, если уж Ассан такой принципиальный. Сто тысяч баксов – сумма немаленькая, такую за пару дней не соберешь. Пришлось покрутиться, поломать голову. Первым делом Тим продал свой еще новый джип – по дешевке, за полцены. Все из-за чертового лимита времени: некогда торговаться да искать покупателя посговорчивее. Машинку было жалко до слез, но он выдержал. Джип – дело наживное, а Коляныч в заложниках у гребаных сепаратистов.

Вторым делом Тим заложил дом и к полученной сумме добавил двадцать тысяч зеленых, припрятанных на черный день. Получилось шестьдесят пять кусков. Оставалось найти еще тридцать пять. Знать бы еще, где. Два дня прошли в мучительных раздумьях, но ничего более умного, чем одолжить денег у Лилу, Тим не придумал.

Лилу о беде, приключившейся с ненаглядным Колянычем, не знала. Ассан запретил ей рассказывать. Видите ли, расстраивать беременную женщину негуманно. А когда оно наступит, подходящее время? Когда Коляныча прикончат, так, что ли?

Тиму пришлось врать напропалую, чтобы получить в долг заветные денежки и ничем себя не выдать. Пришлось сказать, что деньги ему нужны для подарка любимой девушке, что в ближайшие месяцы он намерен распрощаться с холостяцкой жизнью. Лилу известие приняла с энтузиазмом, потому как давно вынашивала планы по устройству Тимового семейного счастья. А тут такая новость – Счастливчик, наконец, решил остепениться. Жалко, конечно, что жену он себе выбрал за тридевять земель, в далекой Франции, но это ничего. Если девочка Тима любит, то обязательно согласится поехать вслед за ним в Африку. Вот она, Лилу, ни минуты не раздумывала, все бросила ради любимого и не жалеет, потому что Коляныч очень хороший и очень заботливый. О лучшем муже и мечтать невозможно. А денег она даст, что ж не дать, на такое-то хорошее дело?.. Вот только тридцати пяти тысяч у нее нет, есть двадцать. Зато она знает одного процентщика из местных, который может Тиму поспособствовать…

Процентщик из местных оказался вертким мужичком неопределенного возраста, с хитрющими глазами и намертво приколоченной к черному лицу неискренней улыбкой. С этой улыбкой он выслушал просьбу Тима, сочувственно покивал и согласился поспособствовать, одолжить необходимую сумму за какие-то смешные сорок процентов и маленький залог. В качестве залога крохобор пожелал Тимов амулет. Он смотрел на побрякушку с таким вожделением, что у Тима закралось подозрение, что поторгуйся он еще немного, и этот хапуга снизил бы процент вдвое, лишь бы заполучить желаемое.

Расставаться с амулетом не хотелось, как-то свыкся Тим с мыслью, что амулет его и в самом деле защищает. Проверить этот факт на деле не доводилось, да и не особо хотелось. Возможно, все сказанное Ассаном сплошная выдумка. С Ассаном никогда не поймешь наверняка, шутит тот или говорит правду. А он, точно дите малое, поверил в красивую сказку, возомнил себя любовником смерти и носится с амулетом, как дурак с гнилушками. Да и ведь не навсегда же он отдает амулет процентщику, выручит Коляныча из вражеского плена и вернет свой талисман обратно.

Примерно так думал Тим, когда выкладывал амулет на замызганный, засиженный мухами стол. Его решимость поколебалась лишь на мгновение, когда он перехватил алчный взгляд, который процентщик бросил на медальон. А может, Ассан прав и есть в подарке прекрасной незнакомки какая-то магическая сила, может, зря он так легко расстается с амулетом?

К черту! Коляныч в беде, а медальон – это всего лишь вещь. Что такое вещь в сравнении с настоящей мужской дружбой?! Он как-нибудь переживет, ведь не просто так его называют Счастливчиком…

В общем, первая часть плана по вызволению Коляныча из вражеских застенков удалась – необходимую для выкупа сумму Тим собрал. Осталось совсем ничего: завтра он должен лететь в Париж, договариваться с япошками, а он в Париж не полетит, а поедет к чертовым повстанцам спасать Коляныча.

Действовать пришлось быстро, без особой подготовки, потому как отведенное время заканчивалось, оставалось всего три дня в запасе. Тим совершенно не знал Казаманс, в неспокойные районы его раньше никогда не отправляли, с «мутными» клиентами Коляныч и Ассан предпочитали разбираться сами, а ему оставляли скучную старую Европу.

Он нашел проводника из местных, сунул деньги в рюкзак, а пистолет в наплечную кобуру и, как есть, практически налегке, отправился навстречу приключениям…

Его план почти удался. Жаль только, что «почти» не считается. Проводник, шельма, бросил его на полпути к лагерю повстанцев и слинял. Дальше пришлось идти одному, а это для неподготовленного белого еще то испытание. Но Тим дошел – спасибо его хваленой удачливости – и дошел, и в переговоры вступил, продемонстрировав мешок с деньгами в подтверждение чистоты своих помыслов.