Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна. Страница 36

Нет, я не Агата Кристи. Я всего лишь рядовой следователь и поймал рядового преступника, вот и поговорите-ка с ней. А на вас я и так истратил массу времени впустую, так что теперь катитесь-ка вы, дружок, ко всем чертям. И больше не тревожьте меня по пустякам. Встретимся на суде. А если тебя еще разок трахнут по твоей умненькой башке, то помощи у меня не ищи. Я буду только рад.

Последнюю фразу Порфирий не просто прошептал, а проскрежетал. И кивком головы указал мне на дверь.

Мне ничего не оставалось, как удалиться. Не скажу, что финал пришелся мне по вкусу, но я вполне был удовлетворен разговором. Мне уже не надо было убивать время на ознакомление с документацией клуба. Основное я знал. Формально здесь все выглядит чисто, но это совсем не значит, что «КОСА» невинна сама по себе. Наверняка за золотой оболочкой скрывается гниль. Да… Порфирий. Кто бы мог подумать, что он проявит себя в финале с такой стороны. Вот – оболочка и суть: за внешним спокойствием, мяуканьем, педантизмом столько энергии, пылкости, раздражительности. Ай да Порфирий. Уж не он ли покрывает «КОСА»? Какое ему до меня вообще дело? Так нет, возится. И еще отвечает подробно на вопросы, теряя свое драгоценное время.

Но свои рассуждения о смысле жизни Порфирия я решил приберечь на потом: если подозревать и угро – можно окончательно запутаться. В лучшем случае. В худшем – сойти с ума. Такая участь меня не прельщала. Первым делом мне необходимо встретиться с Васей. А потом все хорошенько обдумать. Отбросить лишние факты и подозрения. И оставить в поле зрения самых реальных людей и самые реальные улики.

Получив разрешение на встречу с девушкой, я незамедлительно отправился к ней.

Прошло каких-то семь-восемь часов после нашей первой встречи, но мне они показались вечностью. А Васе?! Это правда, что час, проведенный за решеткой, приравнивается к месяцу, если не году. Передо мной сидела совсем другая Вася, и у меня до боли сжалось сердце. Дело было даже не во внешних изменениях: похудевшее, заостренное личико, глубокие впадины на щеках, черные круги под глазами.

Передо мной сидел человек, доведенный до отчаяния. Она смотрела перед собой отрешенным взглядом, казалась безучастной и безразличной ко всему происходящему. И это меня больше всего пугало. Казалось, она очень устала и не желает бороться. Казалось, она даже рада, что все так случилось и у нее вновь появился, теперь уже серьезный, повод для ухода из жизни. Я вспомнил все, о чем говорила Оксана, и понял, что Васина жизнь – на волоске. Она стоит на краю пропасти и в любую минуту готова туда броситься. Моя задача – во что бы то ни стало предотвратить эту ошибку.

– Васенька, Вася, Василек… – Я крепко обнял девушку, словно именно так пытался уберечь ее от непоправимого.

Но на этот раз она ни одним жестом не выдала своего волнения при виде меня. Она словно окаменела, и ее серые глаза были устремлены в одну точку на серой стене.

– Васенька, ну, перестань. – Я встряхнул девушку за плечи. – Ты это зря, Вася. Никто не верит, что ты виновна. Никто! Ты совсем скоро выйдешь отсюда. Слышишь? Я уже много знаю. Пока точно не могу тебе объяснить, но ты потом сама узнаешь. И тебя совсем скоро выпустят. Ты мне должна верить. Слышишь?

Она слышала, но не верила. Она сидела так же неподвижно, и я не знал, что мне делать, как ее вернуть. Пустые слова и обещания не спасут. Здесь нужен особый подход. Особые фразы, особые чувства. И тут меня озарило. Необходимо рассказать о своих утренних приключениях в ее квартире, чтобы переключить внимание на себя. Если она меня любит, обязательно переключится на мою боль и станет опасаться за мою жизнь.

Мой расчет оказался верным. Когда я красочно, немного преувеличенно описал ей нападение злодеев, свои страдания, муки и боль, а для достоверности показал руки, покрытые огромными синяками, в ее глазах застыл страх. И боль – за меня. Вася изо всей силы обняла меня за шею.

– О Боже, Ник! Это правда? Ник, милый мой, славный мой, тебе больно? Да, тебе больно…

Я для полной убедительности сморщил лицо, всем видом показывая, какую чудовищную боль испытываю. Это ее окончательно привело в чувство, и она превратилась в прежнюю Васю, забыв о собственных горестях.

– Ник, ты не должен так рисковать. Ник, милый, я так боюсь за тебя. Ты не должен так… Ник, я знаю, у меня все будет хорошо. Главное, чтобы с тобой теперь ничего не случилось.

За пару минут мы поменялись ролями: она уже, как могла, успокаивала меня, хотя я в этом, в общем-то, особенно не нуждался. Но главное – я достиг цели и теперь спокойно могу расспросить ее о важных вещах, имеющих отношение к делу. К тому же мне удалось хотя бы на время уберечь ее от опрометчивых поступков.

– Не волнуйся, Васенька, я буду в порядке. Обещаю. Но только в том случае, если ты окажешь мне помощь и потерпишь, и перестанешь думать о глупостях. Иначе мы ничего не достигнем. Иначе мы лишь обрадуем настоящего преступника. Но ведь нам это вовсе не нужно! Мы обязаны выдержать это испытание и обязательно выдержим. И совсем скоро будем вместе. Совсем скоро. Тебя уже дома ждет подарочек. Мы весело отпразднуем твое возвращение. И закатим такой пир! От которого «КОСА» разлетится вдребезги.

– Правда? – Ее глазки опять горели огнем. – А что за подарок? Я обожаю сюрпризы!

– Это секрет, – улыбнулся я. И печать таинственности легла на мое лицо. Хотя я сам понятия не имел, что это за сюрприз. Поскольку у меня его просто-напросто не было. Но зато в запасе было время, чтобы его придумать. И я обязательно обрадую Васю по случаю ее возвращения в свободный мир. Но для этого нужно было много сделать. И много понять. Поэтому я решил не тратить время на пустую болтовню и осторожно приступил к расспросам. Самое неприятное – про цианистый калий – я решил оставить на потом.

– Вася, ты уже знаешь, что меня ударили по голове твоей Афродитой. Не думаю, чтобы сама богиня любви ополчилась на меня, поскольку ее я никогда не разочаровывал. Но кто-то все же совершил этот неблагородный поступок. Скажи, кто бы это мог быть? Кто знал о существовании у тебя Афродиты? И вообще откуда взялась у тебя эта ценная вещица?

Она печально улыбнулась.

– Она красивая, эта Афродита. Ты знаешь, это единственная ценная вещь в доме, хотя я и понятия не имею, насколько она дорога. Я даже не задумывалась об этом. Сколько себя помню, эта скульптурка всегда была в нашем доме. Мама говорила, что она передавалась из поколения в поколение. Кто-то из моих предков купил ее, наверно, когда время еще не обозначило ей такую высокой цены. А потом она все дорожала. Вот так.

Ты же знаешь, Ник, я осталась одна на всем белом свете, а эта богиня мне всегда напоминает о моих родных. И всегда успокаивает меня. Ведь одиночество – понятие абстрактное. Мои родители умерли. Но я все равно постоянно связана с ними именно благодаря этой скульптуре. Я смотрю на нее и представляю, сколько поколений людей вот так же вечером, при тусклом свете лампы или свечи вглядывались в эту божественную красоту, в это совершенство. И во всех этих людях текла кровь, похожая на мою. И, наверное, их лица немного были похожи на мое. Мир так несовершенен. И они умерли. Но эта бронзовая Афродита – вечность. И она – совершенство и правда. И я умру. Но кто-то после меня, очень на меня похожий, будет общаться с Афродитой, как я теперь. Я с ней была не так уж одинока. Это нить, связывающая меня с близкими. Я разговариваю с ней, прошу совета. И ты знаешь, именно она часто ограждала меня от опрометчивых поступков. Поэтому говорить о ее цене… Даже думать об этом – кощунство. То же самое, что продать родных. Я никогда не расстанусь с ней, даже если у меня не будет ни гроша в кармане. Я расстанусь с ней только в случае смерти.

– Не говори так, Васенька. – Я крепко сжал ее тонкие пальчики. – Мы еще всех переживем. Но все же… Кто мог знать о существовании Афродиты?

– Ник, это смешной вопрос. Я же говорю, что никогда не думала о ней как о ценной вещи, поэтому никогда и не прятала. Она была частью моего мира. Как и другие вещи, стояла всегда на виду.