Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна. Страница 57
– Скажи, Вано, а ты и впрямь меня подозревал?
– В той же степени, что и ты меня. Верить не хотелось, но и доверять полностью не имел права. Ты частенько довольно подозрительно себя вел. Конечно, в глубине своей щедрой, открытой души я был уверен, что ты не виновен. Ты мне сразу показался честным парнем. Но, Ник… В моей практике нередко случались такие непредсказуемые вещи и люди себя вели так неожиданно, что полностью доверять кому бы то ни было я просто отучился. Поэтому… У меня были основания подозревать тебя. Ведь именно ты все время был рядом с Васей, у тебя была отличная возможность подсыпать яд в чашку. А могли вы это сделать и вместе.
И потом… Афродита, я тогда следил за тобой. Никто по лестнице не спускался, это показалось мне подозрительным. Возможно, ты для отвода глаз подстроил это нападение на себя, уж слишком легко отделался. Опять же, за мной почему-то следил. Думаешь, я не засек этого? Плохо работаешь, сыщик! Непрофессионально!
Да и в случае с Анной… Вновь на месте преступления – ты. Вот я и решил – рискну. Ты даже умудрился чуть меня не прихлопнуть, но после твоего монолога… Он совершенно меня обезоружил, и я тебе окончательно поверил. Вообще-то в глубине души я доверчивый и романтичный парень. И такие монологи меня покоряют.
– Вано. И все же… Очень странно, Вано, что ты даже не подумал, что у меня просто нет мотивов для всех этих убийств!
– Мотивы… Об этом потом. Когда дело окончательно прояснится. Я еще и служивый, Ник. И служба бывает дороже дружбы. Во всяком случае, на время…
Вано не успел закончить – его глаза округлились. Я повернул голову к входной двери, и мое сердце подпрыгнуло от счастья. Вася. Ну, конечно же, Вася. Это она. Она не могла не прийти.
Вася, не оглядываясь и абсолютно ничего не боясь, приблизилась к нашему столику и заняла свое прежнее место. Выглядела она неважно. Осунувшееся лицо. Взъерошенные волосы. Бледные щеки. И только глаза, только ее прекрасные серые глаза по-прежнему сверкали и улыбались нам.
– Васька. – Я схватил ее руки и крепко их пожал. – Боже, как я рад тебя видеть! Я так за тебя боялся. Миленький мой, так боялся.
– И не только ты, Ник, – пробасил Вано. – Есть еще хорошие парни, которые не меньше волнуются за хороших девушек. Но, к сожалению, девушки предпочитают бестолковых артистов с черными глазами, которые бесстыдно подражают великому Аль Пачино, хотя сами, по словам моего мудрого соседа, похожи на двоюродного брата Квазимодо.
Мне было не до шуток, и я прервал бесполезный поток слов:
– Вася, тебе нужно уходить: Порфирий наверняка торчит где-то поблизости и может тебя застукать. Он точит на тебя зуб, понимаешь?
Но она, к моему удивлению, даже не шелохнулась. Впрочем, и Вано не плясал от радости, выслушивая меня.
– Это незаконно, Ник, – пробурчал он, – и довольно глупо.
Меня взбесили его слова, и я готов был наброситься на него с кулаками.
– Незаконно?! Глупо?! Незаконно, мой дорогой служитель порядка, держать ни за что в тюряге! И глупо попадать туда во второй раз! А может быть, ты встанешь на ее защиту? Один раз ты пытался уже это сделать! И где твой подзащитный?! Отвечай, где! Не отвечаешь? Прекрасно! Тогда я отвечу! Он далеко-далеко, где не подают салата по-швейцарски и неаполитанского вина. И я не хочу, чтобы девушка повторила его путь!
Удар был ниже пояса, я не имел права так поступать. Это не по-мужски. Вано доверился мне, я знал, что он искренне переживает. Не мне судить его прошлое. Я уже готов был вырвать свой злой и глупый язык, но Вано на удивление спокойно отреагировал на мои несправедливые слова. Видимо, сработала профессиональная привычка. К тому же его поддержала Вася:
– Ник, я уже совершила одну ошибку, когда увидела… ее, убитой… Да, Ник. Я испугалась. И подумала то же, что и ты теперь. Только бежать. Это было глупо, Ник. Тем самым я и навлекла на себя подозрения. Нет! – Она отрицательно покачала головой. – Нет, я больше не буду убегать. Мне это не надо. Я абсолютно ни в чем не виновна, мне нечего опасаться.
– В тюрьму попадают и невиновные граждане. Бывает, их даже судят. – Я тяжело вздохнул. Но смирился со своим поражением.
– Я этого больше не допущу, Ник. – Вано положил свою огромную руку на мою влажную ладонь. – Я не допущу, чтобы Василису судили.
Вася с удивлением смотрела на него: она еще ничего не знала про капитана Ивана Тимофеевича Зеленцова. И я вкратце рассказал девушке его историю.
– Здорово! – Она неожиданно рассмеялась. И вновь превратилась в прежнюю Василису с лукавыми чертиками в серых глазах. – Ловко ты нас обвел вокруг пальца! Ну, конечно, разве скульпторы такими бывают! Лысыми и беззубыми. Они непременно бородатые, лохматые и зубастые! И еще обожают трепаться об искусстве. А ты, Вано, ни разу не заикнулся об этом. Я вообще сомневаюсь, знаешь ли ты, кто такой Роден.
– Догадываюсь, Васенька, – в тон ей ответил Вано. – А ты вообще Бога должна благодарить, что я не какой-нибудь бородатый болтун, а солидный человек, готовый помочь делом. Разве не так?
– Вот это мы сейчас и узнаем. – Я кивком указал на приближающуюся к нашему столику подтянутую квадратную фигуру.
Не иначе, как сам Порфирий посетил столь печальное место. Я не удивился его появлению. Ведь он не за смертью пришел, а по наши души. И меня охватила тревога, хотя рядом и восседал огромный Вано. Я чувствовал, что Васю непросто будет выпутать из этой истории, но даже не предполагал, что дела настолько плохи.
Порфирий был, как всегда, безукоризнен. В болоньевом плащике, туго подпоясанном, и в черном «котелке». В одной руке он держал зонтик, другой изредка стряхивал капельки дождя с плащика. Он не допускал мысли, что какой-то мерзкий дождишко смеет портить его внешний вид. Поначалу он даже забыл, что он делает здесь, в тумане сигаретного дыма, среди запаха спиртных напитков. Наконец он удостоил нас своим вниманием:
– О, смотрите-ка! Три товарища! Прекрасная компания! Подсудимая, следователь и просто артист! Ну как? Перекусили? А вы тут зря времени не теряете. – Порфирий огляделся, и его румяные щечки еще ярче вспыхнули пунцовым огнем. – И женщин сколько красивых! И еда какая! – Он не удержался, схватив с нашего столика кусок розовой ветчины с вкрапленными оливками и перчиком, и стал медленно жевать, причмокивая и блаженно вздыхая. Видно, по вкусу ему пришлось иноземное блюдо. Мне в который уже раз мучительно хотелось съездить по этой румяной роже. Я сжал кулаки. А он достал из кармана безукоризненно белую накрахмаленную салфетку в мелкий цветочек и промокнул ею жирные губы. Вася неожиданно протянула ему бокал бордового искристого вина.
– За встречу, Юрий Петрович?
– Вы же знаете, милая, что я не пью. Мне отвратительны эти пагубные привычки. Заметьте, человек – часть природы, а все дети природы – и звери, и птицы, и растения – не имеют столь отвратительных пристрастий.
– У них слабо развит мозг. А кое у кого вообще отсутствует, – не выдержал я. – Кстати, люди умственно неполноценные тоже не имеют этих пристрастий. К сожалению, пагубные наклонности – неизбежность технократического общества. Но, в общем, я приветствую здоровый образ жизни и надеюсь, что стержнем цивилизации когда-нибудь обязательно станет умеренность. – Я махнул рукой: мне не хотелось продолжать с ним дискуссию, хотя ради Васи я мог вытерпеть и это. Честно говоря, я никогда не верил слишком уж правильным людям. Они тоже своеобразные приверженцы крайности. Крайне же правильными могут быть только подлецы или дураки. На роль последнего Порфирий не подходил, а вот с первой ролью мне еще следовало разобраться, поэтому я терпеливо ожидал дальнейших событий. Долго ждать не пришлось.
– Ну что же, Воронова, – ласково обратился к Васе Порфирий, – как говорится, карета подана.
Вася растерянно переводила взгляд с меня на Вано.
– Юрий Петрович, – нахмурился Вано, – я попрошу вас объяснить причины ареста Вороновой.
– Ох, Зеленцов, – тоненько захихикал Порфирий, – кому, как не вам, досконально известны права человека, как и правоохранительных органов. Я уверен, на моем месте вы поступили бы так же, если бы по делу проходила другая, не известная вам обвиняемая. Ведь вы прекрасно понимаете, что все имеющиеся факты – против Вороновой. Убиты два человека! Это вам не шуточки, дорогой, и не игра в дружбу, и не коллективное прочтение книжки «Три товарища». Вороновой поверили. Ее отпустили. И вновь – убийство. А вы еще спрашиваете, по какому праву?