Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна. Страница 69

– Удивительно, милая, что я раньше не побывал в этом чудесном местечке. Это непростительная оплошность с моей стороны.

Для нее это было не менее удивительным, ибо она, как и многие, считала, что денег у артистов – куры не клюют и они запросто посещают столь дорогие рестораны.

– Ну, еще не все потеряно, – защебетала она в ответ, – здесь вам всегда будут рады.

– Не сомневаюсь, – продолжал улыбаться я, незаметно бросив на Вано строгий взгляд, ясно намекавший, что ему следует некоторое время побыть немым другом, чтобы ничего не напортить.

Вано понял мой красноречивый взгляд и принялся старательно ковырять вилкой в пустой тарелке.

– К тому же я наслышан о вашем ресторане, – продолжал изгаляться я, – мои друзья не раз о нем рассказывали. Но я, дурак, не придавал их словам должного значения.

– Друзья? – Хорошенькие глазки девушки зажглись любопытством, ей не терпелось узнать о друзьях столь знаменитой личности. – А кто ваши приятели, если не секрет?

– Какой секрет, милая! А вы садитесь, садитесь. В ногах правды нет. Не всегда выпадает случай поболтать с такой очаровательной девушкой.

– Вы мне льстите, – покраснела она, присаживаясь за наш столик. – Ваши партнерши в фильмах были такими миленькими.

– Ах, не будем о партнершах! Это всего лишь работа, и не более. Правда, была на свете единственная женщина, которую я действительно считал неотразимой, Но, к счастью, она не актриса. Да и сердце ее принадлежало другому. Ее вкус был безупречен, недаром она предпочитала подобные заведения.

– Ой, и кто же это? – Девушка сгорала от любопытства. Кто же тайная любовь артиста?

– Ну, право, не знаю, знакомы ли вы с ней. Ее зовут Анна. Черные длинные волосы. Тонкие черты лица, страстный взгляд. Родинка на правой щеке…

– Анна? – Официантка искренне удивилась. – Подруга Толмачевского? Да, красивая женщина. Но… Боюсь вас разочаровать, она влюблена в Игоря Олеговича, хотя вы такой известный артист…

– Я знаю, милая. К тому же Толмачевский – мой друг.

– Друг?! – Она широко открыла глаза и, мне показалось, чуть разочаровалась. – А я думала, у вас другие друзья. Толмачевский всегда думает только о деньгах. Хотя… Анна тоже любит роскошь, но она никогда не гнушалась общаться с офциантками. Я ее хорошо знала, но о вас она ничего не рассказывала! Странно, в разговорах она любила упоминать о своих знаменитых друзьях. Но вы…

– А вдруг она тайно в меня влюблена? – Я хитро подмигнул официантке.

Та в ответ пожала плечами и отвела взгляд. Она не поверила, но обижать меня ей не хотелось.

– Ну, миленькая, – не сдавался я. – Ведь вы не можете знать обо всем на свете?

– Вообще-то это часть моей работы, – откровенно призналась она. – И нам, официанткам, очень многое приходится слышать. На нас, как правило, не обращают внимания. Мы – всего лишь обслуживающий персонал. Часть интерьера…

– И неужели она ни разу не упомянула моего имени? – Я сыграл на своем лице искреннее удивление.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Она вообще, кроме Толмачевского, никого не любила.

– А своего бывшего мужа? Кажется, он был скульптором?

Официанточка не выдержала. И искренне расхохоталась.

– Мужа? Да о чем вы говорите! Она в жизни не была замужем! И об этом я тоже не раз слышала! Она все время повторяла Толмачевскому, что хочет, чтобы только он был ее первым и последним мужем!

– Ну, хорошо, если вы такая всезнайка… – Я безнадежно махнул рукой. – Я все равно знаю больше вас! Ведь до Толмачевского она была безумна влюблена еще в одного моего приятеля, Стаса Борщевского.

Не скажу, что рассчитывал на многое, упомянув вскользь имя Стаса: вполне вероятно, если он любил Анну, то мог бывать в «Плазе». Но неожиданно для меня и моего друга Вано мы узнали то, чего и не ожидали. Официантка, услышав имя Стаса, вначале удивленно взмахнула ресницами, а потом наморщила лоб, словно что-то припоминая.

– Стас Борщевский? Ах, да! Это известный танцор! Красивый такой! И всегда печальный… О Боже! Но его же убили! Это правда?

Я изобразил на лице скорбь и, как положено, помолчал. Девушка правильно расценила молчание артиста, с сочувствием глядя в мои глаза.

– Так он был вашим приятелем? Мне очень жаль… Но вы ошибаетесь. Они даже не сидели никогда за одним столиком. Да он и появлялся здесь всего пару раз. Я даже не могу сказать, насколько они были знакомы. По-моему, они вообще не питали друг к другу симпатии.

– Иногда люди неприязненно относятся друг к другу, но это всего лишь дополнительный факт того, что когда-то они были близки.

Официантка упрямо покачала головой.

– Никогда! Он однажды зашел сюда, постоял в дверях. А я как раз подносила шампанское к столику Толмаческого. И, помню, Анна сказала: «Как надоел этот мальчишка! Он вообще все всегда портит. Да и Нюта не знает, как от него избавиться…»

– Нюта?! – Я подскочил на месте. – Но разве Анну не называли Нютой?

Официантка снисходительно улыбнулась.

– Вы любите женщину и даже не знаете, как ее зовут. Ее зовут Анна. Да и сам Игорь Олегович никогда бы не допустил, чтобы его девушку называли так просто. Нюта! Это же смешно!

Мы с Вано переглянулись. Для нас это становилось далеко не смешно. Значит, Толмачевский не лгал, говоря, что мы не там ищем. Нужно искать вовсе другую женщину. Но кого? И имеет ли эта другая вообще отношение к преступлению?

Честно говоря, я и не знал, что еще можно выпытать у девушки. Но она сама продолжила беседу:

– Знаете, Никита, вы, по-моему, все перепутали. И я даже не знаю – почему. Я вот помню один вечер, когда пришел этот танцор… Ну, Стас Борщевский. Он пришел не один, с женщиной. Но со стороны она так была похожа на Анну, что даже я перепутала. Я ведь отлично знала Анну и, подойдя к той женщине, спросила: «Анна, а Толмачевский не с вами?» Помню, она вздрогнула, но не обернулась. А Стас мне сказал так быстро-быстро: «Ты ошиблась. Иди». Это было так странно… Они сразу же ушли. И мне показалось, что эта женщина злилась на Стаса, что он мне так сказал. Вот. Наверно, вы тоже все перепутали, Анна никакого отношения не имела к Борщевскому, это я вам точно говорю. А он, по-моему, вообще ее не знал и не видел. Анна… Она не раз мне жаловалась, что любит только Толмачевского. А за что его любить? Глупая! Она такая красивая! У нее могло быть миллион других парней, гораздо лучше, чем… Вот вы, например…

Мы не заметили, как к нашему столику подошла директорша ресторана и, сурово взглянув на официантку, тут же ее увела. Правда, не забыв при этом вежливо извиниться перед нами. Мы видели, как она, отведя девушку в сторону, что-то ей выговаривает, зло сверкая накрашенными глазищами. Но нас это уже не волновало: все, что нужно, мы успели узнать. И даже более того. Поэтому мы направились к выходу. Вано, правда, на прощание позвал Аделаиду, и я видел, как он с ней раскланивается, целует ее пухлые ручки в бриллиантах. Видимо, от души благодарит за обед, явно плетя всякую чушь, типа, что долг за нами. Конечно, в ближайшее время расплачиваться за обед он не собирался. Да никто об этом и не упоминал: директорша была так напугана нашим появлением, что готова была кормить нас всю жизнь, лишь бы мы оставили ее ресторан в покое. Мы и оставили.

Сытые и довольные, мы выскочили на свежий воздух, под холодный душ из мелкого дождя.

– До чего же шикарная женщина! – не унимался Вано, с тоской вспоминая мощный бюст Аделаиды. – Если бы я не настолько свято чтил наш закон, то непременно женился бы на ней!

– Думаю, она бы с удовольствием согласилась, лишь бы не сидеть за решеткой.

– А вообще, Ник, это мысль! Может, и впрямь заняться этим ресторанчиком? В частности – его прелестной мадам?

Я пожал плечами.

– Займись. Вместе и сядете! Может, по блату Порфирий тебе выделит двухместную камеру. Там медовый месяц и проведете! А после этого смотаетесь в Австралию или в Австрию. Наверняка у нее в запасе припрятана пара миллиончиков на черный день. Хотя после тюряги она, скорее, захватит с собой молоденького и смазливого паренька, который польститься не на ее бюст, а на ее бабки. Не все же такие дураки, как ты.