Улица вечерних услад - Сазанович Елена Ивановна. Страница 8

Я попытался разрядить обстановку.

– Вы прекрасно выглядите, тетя Шура. Как вы отдохнули? – слащавым тоном прогнусавил я. И мне осталось только поправить на шее «бабочку».

И в этот критический момент выскочила, как назло, мышь. Которую мы с Верой долго дрессировали. И прыгнула прямо тете Шуре на замшевую туфельку. И преданно заглянула в ее глаза.

Тетя Шура вскрикнула. И схватилась за голову.

– Сейчас же! Уберите! Сейчас же! Эту гадость!

Вера мгновенно схватила мышь. И погладила по белой шерстке.

– Что это? – ужаснулась она, просверливая меня таким свирепым взглядом. Что я пожалел, что в нашей квартире мы не сообразили соорудить люк.

– Это… Это мышь, тетя Шура, – ласково промурлыкал я и почему-то облизнулся. – Разве у вас не живут мыши?

Тетя Шура растерялась, не зная, как ответить на мой провокационный вопрос. Уж что-что, а мыши, видимо, у нее водились.

Вере искренне захотелось сделать тете Шуре приятное. И она с готовностью добавила:

– Ее тоже Шурочка зовут.

Я схватился за голову.

– К-к-ак, – от возмущения тетя Шура стала заикаться. – И кто же ее так назвал, если не секрет?

Только Вера собралась раскрыть рот. Я мигом очутился возле нее. И заткнул рот ладонью.

– Она шутит, тетя Шура. Она у нас такая шутница. И шутки все в основном – плоские. Я лично никогда не смеюсь ее шуткам. Я предпочитаю английский юмор…

Не мог же я допустить, чтобы Вера ляпнула, что прозвал мышку Шурой ни кто иной, как мой отец. Тетя Шура никогда бы не поверила, что он сделал это исключительно от уважения к ней. И еще потому, что он по ней почему-то скучал. И это была чистая правда. Отец привыкал к людям так же, как к городам и вещам. А тетя Шура была как-никак другом детства. И бабушка уже чуть было не организовала помолвку. Но отец вовремя успел улизнуть. Единственная реакция, которую он сумел выработать за жизнь, – это удирать от неинтересных ему женщин. И эту черту я в нем даже ценил.

– Держу пари! – хлопнула себя по колену Вера, как только за тетей Шурой закрылась дверь. – Держу пари, что она втюрилась в твоего папашу!

– И как ты угадала? – восхитился я. – Она даже ни разу не заикнулась про него.

– Ко всем моим многочисленным способностям, Лоб, прибавь еще одно! Я умею читать по глазам! – и она с гордостью встряхнула каштановой челкой.

– Ну, хоть по глазам умеешь, – не выдержав, съязвил я.

– Научи меня, Вера.

– Эта наука доступная только женщинам. Зазубри это на своем длинном носу, Лоб!

Вечером я застукал Веру возле дверей кухни. Когда она нахально подслушивала телефонный разговор отца. Я пристроился рядом с ней. И приложил ухо к двери. Не трудно было догадаться, что отец мужественно отражал нападение тети Шуры.

– Ну что ты! Она прелестная девочка! Ты не права! Ты выслушай внимательно. Она начитанна, образованна, – убеждал отец тетю Шуру.

Вера при его словах не бей гордости удостоила меня уничтожающим взглядом. Про меня отец в таком духе ни разу не упомянул.

– Да успокойся ты, ради Бога, – уже с раздражением повысил голос отец. – На это, в конце-концов, ты не имеешь права! – и он со злостью швырнул на рычаг трубку.

Мы с Верой отскочили от двери.

– Держу пари, что твоя тетя Шура – старая дева!

Я довольно потер руки.

– А вот на сей раз твои прелестные глазки допустили ошибку, Верочка. У нее прекрасный муж. И сын, кстати, мой лучший друг. Завтра я вас познакомлю.

– Все равно она старая дева, – не сдавалась Вера. – И всю жизнь ею останется. Потому что не вышла замуж за любимого человека.

Я махнул рукой. С женщинами спорить бесполезно. Тем более, когда они всегда правы.

На следующее утро меня разбудил пронзительный визг звонка. Я, продирая ил ходу глаза. И от всей души желая гостю всю жизнь мучаться бессонницей. Еле волоча ноги плелся открывать дверь.

На пороге стоял Лешка Китов. И в его руках лежал маленький колючий комок.

– Привет, старик! – заорал он. И схватил мою руку. И со всей силы ее затряс.

– Ты слишком поздно зашел, Кит, – вздохнул я. Подозрительно поглядывая на колючий комок. – Если бы ты заглянул чуть пораньше, я бы с удовольствием съездил тебе по шее.

И я от чистого сердца обнял своего товарища.

– Я слышал, вы тут живой уголок организовали? – и Кит хитро подмигнул. – Я с радостью вступлю в общество охраны живой природы, – и он протянул мне ежа.

Я почесал за ухом.

Мы сели на полу, поскольку лучшего места я Киту не мог предложить в своей берлоге. От которой он, кстати, пришел в восторг. Мы пили кофе. И курили. А в углу копошился еж, искоса поглядывая на мышку Шуру.

А Кит в это время заливал о том, сколько девчонок упало в обморок при виде красавца-Кита на пляже Черного моря. И сколько из-за него утопилось. Я всем своим видом показывал, что верю. И искренне жалею бедняжек-утопленниц. Впрочем, Кит за этот месяц отсутствия, действительно, изменился. Нет, он не вырос. Не поправился. Но в нем появилось что-то взрослое. Уверенное, что ли. То ли во взгляде. То ли в жестах. Мне трудно было угадать. А, возможно, просто южный загар придавал ему привлекательность. Кит никогда не был красавцем. Но почему-то никогда и не знал отбоя от девчонок. Возможно, потому, что он был слишком болтлив.

– Ну так вот, старина, – Кит ерзал на полу, не зная, куда подевать ноги. Казалось, он вот-вот их забросит за шею. – И она мне говорит. А грудь у нее – во! – и он показал невероятных размеров грудь. – И беленькая, беленькая. Как русалочка…

Я хотел было заметить, что русалки не обязательно беленькие. Но в этот момент распахнулась дверь комнаты. И на пороге появилась сонная Вара о короткой ночной рубашке.

Кит заткнулся на полуслове. И вытаращил на нее свои круглый черные глаза.

– И что русалочка? – нараспев протянула Вера. И зевнула, даже не удосужившись прикрыть рот ладонью.

Я по инерции зевнул за ней.

– Чего раззевались? – не зная, что сказать. Выдал самое умное Кит.

– Ты любишь русалок? – Вера с любопытством рассматривала с ног до головы Кита.

И тут я заметил, что они ужасно похожи. Как брат и сестра.

– Это Кит, Вера. Лешка Китов, – представил я своего товарища.

Кит приподнялся. И изобразил что-то похожее на поклон. При этом его взгляд не отрывался от ночной сорочки Веры.

Вера бесцеремонно уселась рядом с нами на пол. И поджала под себя голые ноги. И хлебнула кофе с Лешкиной чашки. И тут она заметила ежа. Ее вишенки округлились еще больше. Она завизжала. И бросилась к колючему комочку.

– Боже! Какая это прелесть! Откуда это чудо?

– Это вам, – Кит, как дурак, по-прежнему продолжал стоять. И не переставал время от времени кланяться.

– Мне? Какая прелесть, – голосила по-прежнему Вера, прыгая возле ежа. – Он, наверно, голодный. Ты же, Костя, не додумаешься покормить бедное животное. Тебе все равно, даже если он погибнет от голода, и она укоризненно посмотрела на меня, как на изверга. Кит удостоил меня тем же укоризненным взглядом. Словно единственной моей миссией на земле была кормежка ежей.

– От тебя ничего путного не дождешься, Лоб, – и Вера выскочила за дверь. И через минуту она появилась в дверях с пригоршней шоколадных конфет.

Кит смущенно закряхтел. Видимо, желая держать речь. Но так ничего из себя толкового и не выдавил. Кроме как:

– Вообще-то… Как бы это… Но я бы не стал… – и что-то в этом роде.

– Вера, – наконец нашелся я. Когда она уже присела на корточки. И протягивала бедному ежу кучу конфет.

– Вера, ежи не едят шоколада.

Вера недоверчиво на меня взглянула. И машинально убрала руку.

– Это правда, Вера. Разве я тебе когда-нибудь лгал? Они любят молоко… – я запнулся.

– Грибы, – робко поддакнул мне Кит.

– Ягоды, – вспомнил я.

– Чушь! – перебила Вера наши интеллектуальные упражнения на тему, что любят ежи. – Чушь! Все на свете любят шоколадные конфеты, а ежи нет? Вы меня разыгрываете, мальчишки! Вот ты, Лоб, любишь шоколад?