Пираты Венеры - Берроуз Эдгар Райс. Страница 17

Это было правило, которое требовало от каждого терапевта и хирурга заполнять полную историю болезни каждого из его больных. Истории эти находились в ведении главных медицинских офицеров округов. Начиная с диагноза и заканчивая полным выздоровлением или смертью, каждая подробность лечения каждого больного должна была быть записана и доступна для публики. Теперь, когда гражданин нуждается в помощи терапевта или хирурга, он может без труда определить, кто из врачей заслуживает доверия, а кто нет. К счастью, последних почти не осталось. Закон оказался удачным.

Мне показалось это интересным, поскольку на Земле мне приходилось сталкиваться с терапевтами и хирургами.

— Сколько врачей пережили действие этого нового закона? — поинтересовался я.

— Около двух процентов.

— Дролжно быть, на Амтор процент хороших врачей гораздо больше, чем на Земле, — заметил я.

Время тянулось для меня бесконечно. Я много читал, но деятельный молодой человек не может удовлетворить все свои разнообразные интересы исключительно при помощи книг. Кроме того, существовал еще сад справа от меня. Мне еще несколько раз советовали избегать этого конца веранды, но я не следовал совету — по крайней мере, когда Дануса не было рядом. Пока он отсутствовал, я исследовал запретный конец веранды, но он казался пустынным. И вот однажды я на краткий миг увидел Ее; Она наблюдала за мной из-за цветущего куста.

Я находился совсем близко от изгороди, которая отделяла мою часть веранды от ее сада. Ограда была невысокой, чуть меньше пяти футов. Девушка на этот раз не убежала, она стояла, глядя прямо на меня — может, думала, что листва мешает мне ее видеть. И верно, я не мог ее толком рассмотреть. А как мне этого хотелось!

В чем состоит та необъяснимая тонкая привлекательность, которой обладают некоторые из женщин в глазах любого мужчины? Для некоторых мужчин существует только одна женщина в мире, которая оказывает на него такое воздействие, или, быть может, если таких женщин больше, он никогда их не встречает. Для других таких женщин несколько, а для третьих — ни одной. Для меня ею оказалась эта девушка чужой расы на иной планете. Может, существовали и другие, но я их так и не встретил. За всю свою предыдущую жизнь я никогда не испытывал такого необоримого желания. То, что я сделал, я сделал, повинуясь силе столь же неуправляемой, как законы природы. А возможно, именно закон природы и управлял мной. Я перепрыгнул через ограду.

Прежде чем девушка успела убежать, я преградил ей путь. В ее взгляде были оцепенение и ужас. Я решил, что это я испугал ее.

— Не бойся, — сказал я. — Я не намерен причинить тебе зло, я хочу только поговорить с тобой.

Она гордо выпрямилась.

— Я не боюсь тебя, — сказала она. — Я…

Мгновение она колебалась, затем начала снова.

— Если тебя увидят здесь, ты будешь уничтожен. Вернись немедля в свои апартаменты и не смей больше повторять столь безрассудный поступок.

Я затрепетал при мысли о том, что страх, который я прочел в ее глазах, был вызван беспокойством за меня.

— Как я смогу вновь увидеть тебя? — спросил я.

— Ты больше никогда меня не увидишь, — ответила она.

— Но я уже видел тебя, и намерен увидеть снова. Я собираюсь видеть тебя часто, или умереть в попытке сделать это.

— Ты или не знаешь, что делаешь, или безумен, — сказала она, отвернулась и собралась уйти.

Я схватил ее за руку.

— Подожди, — взмолился я.

Она повернулась ко мне, как разъяренная тигрица, ударила меня по лицу и выхватила кинжал из ножен на поясе.

— Как ты посмел прикоснуться ко мне?! — вскричала она. — Я должна убить тебя.

— Что же ты медлишь? — спросил я.

— Я ненавижу тебя, — сказала она, и это прозвучало похоже на правду.

— Я люблю тебя, — ответил я, и понял, что так оно и есть.

При этом признании в ее глазах появился неподдельный ужас. Она повернулась так быстро, что я не смог ее задержать, и исчезла. Мгновение я стоял на месте, пытаясь решить, стоит ли последовать за ней, затем вмешался здравый смысл и спас меня от этого хитрого способа самоубийства. Мигом позже я перепрыгнул через ограду в обратном направлении. Я не знал, видел ли меня кто-нибудь, да и не беспокоился на сей счет.

Когда вскоре Данус вернулся, он передал, что Минтеп посылает за мной. Я был бы не прочь узнать, связано ли это каким-либо образом с моим приключением в саду, но я не задал этого вопроса вслух. Если это так, в свое время я все узнаю. Обращение Дануса со мной не изменилось, но это больше не ободряло меня. Я начал подозревать, что амториане — мастера лицемерия.

Два молодых офицера из квартир, соседствующих с моей, проводили нас в комнату, где джонг должен был опрашивать меня. Действовали они как почетный эскорт или чтобы я не сбежал, я не могу сказать. Во время краткой прогулки по коридорам и по лестнице на верхний этаж они мило болтали со мной, но ведь стражники обычно мило болтают с обреченным узником — если он настроен поболтать. Они провели меня в комнату, где сидел джонг. На этот раз он был не один. Вокруг него собрались несколько человек, среди которых я узнал Дюрана, Олсара и Камлота. Почему-то собрание напомнило мне заседание арбитражной комиссии, и я не смог не поинтересоваться мысленно, не собираются ли они опротестовать мои векселя?

Я поклонился джонгу, который весьма милостиво приветствовал меня, а затем улыбнулся и кивнул трем мужчинам, в чьем доме я провел свою первую ночь на Венере. Минтеп молча разглядывал меня минуту-другую. Когда он видел меня прошлый раз, на мне была земная одежда, теперь же я был одет (или раздет) согласно вепайянскому обычаю.

— Твоя кожа не такая светлая, как мне казалось, — заметил он.

— Она подвергалась действию света на веранде и потемнела, — ответил я.

Я не мог назвать свет солнечным, поскольку у них нет слова для обозначения солнца, о существовании которого они и не подозревают. Однако, как это и произошло в моем случае, ультрафиолетовые лучи, проникающие сквозь окружающую планету облачную пелену, вызвали загар столь же эффективно, как это сделали бы прямые солнечные лучи.

— Надеюсь, ты был вполне доволен своим пребыванием здесь, — спросил джонг.

— Со мной обращались вежливо и внимательно, — ответил я, — и я был настолько доволен жизнью, насколько этого можно ждать от узника.

Тень улыбки коснулась его губ.

— Ты честен, — заметил он.

— Честность — это отличительная черта той страны, откуда я прибыл, — ответил я.

— Однако мне не нравитсяч слово «узник», — сказал он.

— Оно не по вкусу и мне, джонг, но мне нравится правда. Я был пленником, и я ждал возможности спросить тебя, почему меня держат взаперти, а затем требовать освобождения.

Он поднял бровь. Затем усмехнулся совершенно открыто.

— Кажется, ты начинаешь мне нравиться, — сказал он. — Ты откровенен и храбр, или я не разбираюсь в людях.

Я склонил голову в знак признательности за комплимент. Я не ждал, что он воспримет мои резкие требования с таким великодушным пониманием. Но я все еще не чувствовал облегчения, так как опыт научил меня, что эти люди могут быть очень учтивы и в то же время совершенно непреклонны.

— Я собираюсь сообщить тебе несколько вещей и задать несколько вопросов, — продолжал он. — Нас все еще преследуют наши враги, которые время от времени посылают отряды против нас. Много раз они пытались заслать к нам своих шпионов. У нас есть три вещи, в которых они нуждаются, чтобы не вымереть окончательно: научные знания, а также мозги и опыт, чтобы их применять. Так что они пойдут на все, чтобы захватить наших людей, которых они держат в рабстве и вынуждают применять знание, которым сами они не владеют. Они также похищают наших женщин, в надежде иметь детей более высокого уровня развития, чем те, которые у них сейчас рождаются.

История, которую ты нам рассказал — о том, что пересек миллионы миль пространства и прибыл из другого мира, разумеется, абсурдна, и, естественно, возбудила наши подозрения. Мы сочли тебя еще одним тористским шпионом, хитро замаскированным. По этой причине ты находился под неусыпным и внимательным наблюдением Дануса на протяжении многих дней. Он докладывает, что, вне всякого сомнения, тебе был совершенно незнаком амторианский язык, когда ты появился среди нас. А поскольку это единственный язык, на котором говорят все известные расы мира, мы пришли к выводу, что твоя история может быть отчасти правдивой. Тот факт, что твоя кожа, волосы и глаза отличаются цветом от кожи, волос и глаз любой из известных рас, служит дальнейшим подтверждением этого вывода. Таким образом, мы готовы признать, что ты не торист. Но остаются вопросы: кто ты, Карсон, и откуда пришел?