Операция «У Лукоморья…» - Шелонин Олег Александрович. Страница 16

– Очухался, ворог! Мало того что посадскую дружину без медовухи оставил, так еще и командовать норовишь?

Илья подпрыгнул как ошпаренный, но ватные ноги не удержали бравого капитана, и он сполз обратно на пол по бревенчатой стене с выпученными от удивления глазами. На спинке кресла си-дел петух, вперив огненный взор в Илью. По горнице метались куры, воробьи, индюки. В углу сидела пепельно-серая рысь, трясясь всем телом от страха. Рука непроизвольно потянулась к автомату и тут же отдернулась, наткнувшись на чью-то жесткую шерсть. Скосив глаза, капитан увидел матерого волка, с любопытством обнюхивающего автомат.

– Ты его еще лизни,– сердито посоветовал Илья. «Господи, спаси и сохрани! По второму кругу пошел…»

Волк тем не менее задумчиво посмотрел на Илью и послушно лизнул дуло.

– Булат… добрый булат. Сам ковал?

Илья отвалился от стены и пополз к выходу, нервно хихикая на ходу.

– Санитары, ау! Клиент созрел.– Надежды на благополучный исход таяли на глазах. Сил хватило доползти только до крыльца. Привалившись к косяку двери, капитан вновь прикрыл глаза, плюнув на привычные меры предосторожности. Пусть его галлюцинации делают что хотят. Теперь уже все равно.

Рысь осторожно выползла из своего угла и озабоченно обнюхала ведра.

– А с этим-то что делать будем? – Она с омерзением фыркнула, тряся головой.

Никита Авдеевич спрыгнул со своего насеста, строевым шагом подошел к ведрам, клювом скинул крышку с ближайшего, глянул внутрь одним глазом, затем, повернув голову, глянул другим и вынес свой вердикт:

– В выгребную яму зелье басурманское.

Это почему-то задело Илью за живое.

– Сначала попробуй, а потом оговаривай, глюк несчастный! Зелье что надо получилось. Вашей медовухи до него еще о-го-го!

– И попробую! – воинственно кукарекнул Никита Авдеевич.

– Вот тогда и побазарим, чье зелье лучше,– устало пробормотал Илья.

– Батюшка, и думать забудь! – замахала лапами рысь.

Петух сердито тряхнул гребешком и решительно заявил:

– Витязя Василисы вонючим пойлом не испугаешь.– Опустив клюв в ведро, Никита Авдеевич засосал приличную дозу, с натугой выдохнул, глянул мутнеющим взглядом на Илью и, оседая, посулил: – А за глюк ответишь.

– Батюшка, Никита Авдеевич! Что с тобой, родимый?

Рысь бросилась к окосевшему петуху, подняла его с пола, по-матерински прижала к своей груди. Воевода довольно закурлыкал и попытался крылом дотянуться до серого хвоста.

– У ты, медовая моя…

Послышался мягкий шлепок, и мимо Ильи пролетел пестрый комок, по дороге роняя перья. Воевода Василисы распластался в пыли в форме маленького самолетика, у которого хвост был задран гораздо выше носа.

– Так, ребятушки. Стол накрыт?

– Все сробили,– прочирикали воробьи.

– Тогда горницу подмести, зелье – в яму выгребную.

Никита Авдеевич при этих словах рыси сердито чихнул и завозился в пыли. В горнице раздался чей-то тихий, вкрадчивый голос с характерным подвыванием.

– А может, не стоит? Вдруг на какие нужды хозяйственные сгодится…

– Знаю я ваши нужды. Вылить!

В ответ послышались разочарованные вздохи. На пороге возник понурый волк с первым ведром в лапах. На его пути вырос взъерошенный петух.

– А ну поставь на место, пес! – грозно приказал воевода, пытаясь засучить невидимые рукава, отчего перья на крыльях встали дыбом. Волк от неожиданности сел на хвост и принялся затравленно озираться. Сзади до него донесся не менее грозный приказ.

– Я кому сказала «вылить»?

Волк боязливо покосился на петуха.

– Пасть порву,– проникновенно пообещал воевода.

Волк решительно бросил дужку ведра, одним прыжком слетел с крыльца и понесся в сторону леса.

– Сами разбирайтесь… – донесся до Ильи его удаляющийся вой. Петух гордо приосанился и покачивающейся походкой бывалого моряка пошел наводить порядок в горнице. Илья заинтересованно хмыкнул и из чистого любопытства пополз следом. «Белка, это, конечно, паршиво. Но какой полет фантазии… Ишь, чего мои глюки выделывают!» Он обессиленно ввалился в горницу, вольготно расположившись вдоль ведер.

Тем временем события внутри терема развивались своим чередом. По приказу Матрены гусаки дружно пошли в наступление. Загнанный в угол Никита Авдеевич истошно кукарекнул:

– Дружина! Ко-ко-ко мне!

Два индюка, нерешительно топтавшиеся посредине горницы, услышав клич воеводы, прорвали окружение и, сердито тряся пестрыми бородами, встали по бокам своего командира. Сотники привыкли к дисциплине. Тут Никита Авдеевич сообразил, что суженый Василисы уже перекрыл дорогу к заветным емкостям, и радостно кукарекнул:

– В атаку! Окружай их, Иван!

Ряд гусаков дрогнул. Мужички, привычные к сохе, были не робкого десятка, но, зная, что собой представляет воевода в гневе, да еще вкупе с двумя своими лучшими сотниками… Илья попытался приподнять голову. Это послужило сигналом к паническому бегству. Ивана в посаде помнили все… Из окон и дверей, роняя перья и оставляя клочки шерсти на затесах, повалила челядь Василисы.

– Орлы! – кукарекнул Никита Авдеевич гордо выпятившим грудь индюкам. Крылья воеводы уперлись в пол, клюв приподнялся.– Выношу вам свою воеводскую благодарность…

– Рады стараться, воевода-батюшка! – гаркнули индюки и дружно повернули головы в сторону ведер.

Никита Авдеевич был вояка старый, намек понял сразу, а потому, как бы продолжая начатую мысль, добавил:

– …и награждаю чаркой…

Индюки, не ожидая окончания речи, рванули к столу. Раздался звон бьющейся посуды. Сотники искали себе чарку посолиднее. Петух нетвердой походкой направился к ведрам и попытался вспорхнуть на них.

– Недолет,– пробормотал он, падая прямо в руки капитана. Илья, недолго думая, подкинул его вверх. Что-то загремело, захлопали крылья о бревенчатую стену.

– Перелет,– сообщил Никита Авдеевич из-за ведер.

– Не извольте беспокоиться, батюшка воевода. Мы и сами… – Индюки нетерпеливо топтались в ногах Ильи, пытаясь зачерпнуть чарками из открытого ведра. Крылья – не руки. Чарки булькнули и оказались на дне. Сотники переглянулись и, не сговариваясь, опустили клювы прямо в ведро.

– Орлы мои! – Петух выполз из-за ведер, ухватился клювом за ботинок капитана, подтянулся и вольготно расположился на его ногах.– Я воевода Василисы, а потому мое место здесь, в посаде. Буду с Ваней супостата бить!

– Правильное решение, батюшка! Нам, людям ратным, не пристало по кустам хорониться! – Изрядно окосевшие индюки стукнули себя крыльями в грудь.– Мы с тобой, батюшка. В ратном деле без хорошего сотоварища не обойтись.

– А Василису кто охранять будет? – грозно вопросил петух.

– Так, батюшка… сколько при ней ратников на поляне-то, не счесть, а вас здеся двое всего… – заволновались индюки, косясь на ведра.

– Не сметь прекословить! – сердито стукнул крылом по ноге Ильи Никита Авдеевич.– Бегом на поляну, и от Василисы ни на шаг!

Индюки тяжело вздохнули и, понурив головы, направились к выходу.

Посад опустел. Вечерело. Илья лежал на полу, с тоской глядя в потолок. Настроение было премерзкое. Голова болела жутко. Капитан пошевелил затекшими членами. Петух недовольно завозился в ногах. И тут вдруг до Ильи дошло, что галлюцинация вполне реально царапает шпорой его щиколотку. Капитан рывком приподнялся. От резкого движения боль в голове плеснулась, как огненная жидкость в чане. Илья осторожно тронул пальцем растрепанные перья петуха.

– Ко-ко-ко,– отозвался Никита Авдеевич.

– Петух,– глубокомысленно сказал капитан и взял воеводу в руки.– Самый обыкновенный. Живем, короче. Живем и трезвеем. Петя у нас уже самый обыкновенный, только какой-то задохлый.

Голова Никиты Авдеевича, безвольно висящая набок, чуточку приподнялась.

– Ваня… ты меня уважаешь?

– Нда-с, обыкновенный, но в дупель пьяный,– расстроился капитан.

– Это я пьяный? – возмутился воевода.

– Ты, Петя, ты…