Разведена и очень опасна - Шилова Юлия Витальевна. Страница 71

Когда я открыла глаза, я тут же попыталась понять, где именно я нахожусь, в аду или в раю. Увидев перед собой стены, выкрашенные в голубовато-белый цвет, я сразу поняла, что это больничные стены, а если это больничные стены, то это значит, что я осталась жива. Я попробовала немного пошевелиться, но у меня ничего не получилось. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, потому что мое тело какое-то неподвижное. Но я могу слегка повернуть голову, самую малость. Я вижу, что в моей забинтованной руке, в совсем маленьком окошечке между бинтами, стоит капельница, по которой стекает лекарство. Я вижу солнечные зайчики на стене. Значит, на улице светит солнце.

Я делаю попытку припомнить все, что со мною произошло в последнее время, и… вспоминаю себя привязанной к стулу. А затем этот огонь. Такой сильный, яркий… Он пожирал на своем пути все… А затем… Затем я вспомнила, как меня не стало… И вот я уже здесь. Я попыталась приподнять голову, но почувствовала совершенно невыносимую боль.

– Ты как, дочка? Никак пришла в себя? – Надо мной склонилась пожилая женщина.

– Кто вы?

– Называй меня просто Глаша.

Где я? – Я задала вопрос и снова ощутила страшную боль, которая пронзила все мое тело. – Я в преисподней?

– На грешной земле, – улыбнулась бабуля.

– Странно… У меня не было шансов выжить.

– Тебе больно?

– Очень.

– Потерпи. Главное, что осталась жива. Я тебе сейчас уколю обезболивающий.

После того как женщина сделала мне укол, она погладила меня по голове и сказала ласковым, ободряющим голосом:

– Потерпи, моя хорошая. Потерпи. Теперь долгое время будет больно, но нужно терпеть. Главное, что тебе подарена жизнь, а все остальное приложится.

– Но я помню, как меня не стало…

– Ты не умерла. Бог решил, что ты еще не должна умирать, что слишком рано, и он дал тебе силы для того, чтобы выжить. Все наладится. Вот увидишь, все наладится.

Я закрыла глаза и почувствовала, что очень хочу спать.

– Мне кажется, я умираю… – В моем голосе появился испуг.

– Я сделала тебе укол, и сейчас ты должна уснуть.

Я провалилась в глубокий сон и очнулась, когда на улице было уже темно. Рядом с моей кроватью висела лампа дневного освещения, от которой у меня тут же заслезились глаза. Около меня сидела та же женщина, держала на коленях открытую книгу и посапывала во сне. Я по-прежнему чувствовала боль, но на этот раз она была уже более тупая, можно сказать, терпимая.

– Вы спите? – Я и сама не знаю, почему задала именно этот вопрос, хотя прекрасно видела, что женщина спит.

Бабуля тут же вздрогнула и открыла глаза.

– Вы спите? – повторила я свой вопрос и ощутила, что сейчас мне хочется просто с кем-то поговорить, услышать чей-нибудь голос.

– Да нет… Я читала и задремала немного.

– Хорошая книга?

– Хорошая. Про любовь.

– Я тоже люблю читать про любовь. Когда в реальной жизни не хватает любви, ее всегда приятно находить в книгах.

– Верно, доченька. Я люблю за книгой проводить свободное время. За книгой или за спицами.

– Вы вяжете?

– Это мое любимое занятие. Оно всегда успокаивает нервы.

– Я в детстве тоже вязала. А потом бросила.

– Почему?

– Терпения не хватает, чтобы довязать вещь до конца. – Я попыталась изобразить что-то наподобие улыбки, но, как только я попробовала растянуть губы, почувствовала жуткую боль. – Я до конца ни одной вещи не довязала, – превозмогая боль, продолжила я.

– А я, наоборот, спать не лягу, если не довяжу вещь до конца. Зато внуки потом так радуются… Как же они радуются… Большей благодарности мне и не надо. У тебя есть детки?

– Нет.

– Деткам обязательно нужно что-нибудь вязать.

Я своим все подряд вязала. Шапочки, носочки, шарфики.

– Да это когда было… Сейчас все купить можно.

– Тоже верно.

Женщина поправила очки и уставилась в книгу. Видимо, чтение ее так увлекло, что она перестала обращать на меня внимание. Одиночество снова захлестнуло меня.

– Глаша, – тихо позвала я женщину.

– Что, дочка? – Женщина приспустила очки и улыбнулась.

– А сколько времени?

– Почти два часа ночи.

– А сколько я уже здесь лежу?

– Второй месяц.

– Сколько?! – Я чуть было не потеряла сознание.

– Второй месяц.

– А почему так долго?

– Как почему? Ты же вся обгорела…

– Я была в коме?

– Ты то приходила в себя, то опять уходила в забытье. Просто сейчас ты этого не помнишь.

Женщина опять открыла книгу, и я не выдержала и сказала ей:

– Давайте с вами поговорим, а то мне страшно. Женщина тут же отложила свою книгу и посмотрела на меня внимательным взглядом.

– Страшно? Доченька, тут тебе нечего бояться. Поверь мне, тут тебе ничего не угрожает. Тут ты в безопасности.

– Расскажите мне, пожалуйста, как меня спасли? Как мне удалось выжить? Где я сейчас? Какие будут последствия? Мои близкие знают, что я здесь?

– Я думаю, что тебе еще рано что-то знать. Слишком рано. Придет время, и ты все узнаешь.

– О чем вы?

– Тебе нельзя нервничать.

– Но я хочу знать все сейчас. Я в полном порядке. Глаша, умоляю вас, расскажите мне, как все произошло. Как я попала сюда? Мои нервы в порядке, поверьте.

– Тебе кажется.

– Больше всего на свете я боюсь неизвестности. Она действительно пугает меня. Умоляю, расскажите мне все. Чем больше вы будете держать меня в неизвестности, тем хуже я буду себя чувствовать.

Видимо, мои слова убедили бабулю, и она надо мной сжалилась.

– Хорошо. Сюда тебя привез мужчина. Его зовут Николай.

– Николай?! – У меня все поплыло перед глазами, и я с огромным трудом удержалась, чтобы скрыть свое состояние.

– Его зовут Николай, – еще раз повторила женщина и внимательно посмотрела на меня. – Ты должна его знать.

– У него шрам во все лицо? – спросила я на всякий случай.

– У него на лице большой шрам… – На морщинистом лице женщины появилась неподдельная боль. – Теперь у него не только на лице большой шрам. У него очень сильно обгорела кожа.

– Обгорела кожа?

– Это случилось, когда он тебя спасал. Приехал сюда совсем обессиленный, еле живой. Я хотела уговорить его немного отдохнуть и полечиться, но он отказался. Сказал, что у него целая куча дел, хотя еле стоял на ногах.