Скалолазка и мертвая вода - Синицын Олег Геннадьевич. Страница 4

В руке Жаке оказался какой-то пульт, напоминавший «лентяйку» телевизора. Он демонстративно, чтобы видели все, нажал на нем кнопку, и темная ткань, накрывавшая огромный постамент посреди зала, поплыла вверх, уносимая под потолок несколькими веревками.

Я взглянула на доктора Энкеля и обнаружила на его застывшем лице испуг. Он смотрел не туда, куда были обращены взоры остальных людей. Он смотрел влево, в сторону от постамента. Его борода вдруг затряслась, а глаза увлажнились.

Из-под темной ткани появились какие-то грубые деревянные доски, комья коричневой земли.

– Я могу попросить вас об одолжении? – вдруг быстро произнес Энкель, продолжая смотреть в толпу приглашенных.

– Смотря о каком, – осторожно ответила я.

Он взял из моих пальцев фужер и резким движением выплеснул из него шампанское в кадку с декоративной пальмой. Свободной рукой достал из внутреннего кармана маленький флакон, в котором плескалась темноватая жидкость. На флаконе я успела разглядеть ядовито – зеленую этикетку, обжигающую глаз яркостью цвета. На этикетке не значилось ни единого слова.

Его пальцы дрожали. Он открутил сложную крышку с запорными кольцами и винтами, глубоко выдохнул, словно перед прыжком на «тарзанке», и вылил содержимое в мой фужер.

– Подержите это некоторое время, – попросил Энкель, возвращая хрустальный бокал. Белесые глаза смотрели на меня с неземною тоской. – Я вернусь и заберу.

Не хочу! Не возьму! Уже знаю, что это закончится бедой!

Но доктор Энкель загипнотизировал меня умоляющим взглядом. И я ухватила ножку наполовину наполненного фужера. Зеркало темной, густой жидкости качнулось, угрожая выплеснуться.

Убедившись, что я держу фужер, старик разжал пальцы и отправил пустой флакон с зеленой наклейкой обратно во внутренний карман.

– Держите аккуратнее. Не прикасайтесь к жидкости, не пролейте… И ни в коем случае не пейте!

Это были последние слова моего мимолетного знакомого доктора Энкеля, разрушившего мечту русской переводчицы хоть на один вечер ощутить себя состоятельной особой. Женщиной, которая может себе позволить смотаться на вечерок во Францию, а утром вернуться в Москву. Дамой, которой не ведомы финансовые проблемы, которую не тяготят мысли о средствах на новую страховочную беседку…

Доктор Энкель рванулся в сторону, открыв моему взору ряд гостей. Я задохнулась от увиденного.

Наклонив голову и сердито взирая исподлобья, к доктору стремительно приближался лысый Чиву. Тот самый джентльмен, который минут двадцать назад лишил глаза бюст великого древнегреческого полководца.

– Вы видите перед собой жилище наших предков! – вещал с балкона голос Жаке. – Это точно воссозданная картина быта семьи галльской деревни. До последнего узора на одежде, до последней плошки на столе…

Я сразу вспомнила, зачем искала хозяина сегодняшнего приема. Только слишком поздно.

В руке лысого Чиву появился уже знакомый нож. Устрашающее лезвие, загнутое словно клюв. Никто, кроме меня и Энкеля, не видел его. Взоры людей были обращены на выполненный в натуральную величину макет древнего галльского дома, который до сего момента прятался под черной тканью. У дома отсутствовали стены и крыша, чтобы окружающие видели восковые, но точно живые, фигуры крестьян.

– Поднята из небытия еще одна крупинка древнего мира, – произнес Жаке. – Я благодарен всем, кто помогал мне в этой работе.

Доктор Энкель не отрывал взгляда от ножа в руке лысого убийцы. На его лице читалось, что он ожидал чего угодно. Уговоров, обысков, побоев… Но только не лезвия, магически приковывавшего взгляд.

Чиву оказался в метре от доктора. Рука отошла назад. Энкель суетливо поднял ладони, почему-то закрывая лицо.

Я пронзительно завизжала.

Мой визг совпал с эмоциональным пиком окончания фразы Анри Жаке. Он стал первым камушком, сорвавшим лавину… Зал грянул аплодисментами и криками «браво!», мгновенно растворив и заглушив все.

Словно старый знакомый, Чиву обнял доктора левой рукой, а правой всадил нож в солнечное сплетение по самую рукоять.

Энкель даже не дернулся и умер с открытым ртом, сразу сделавшись похожим на восковые фигуры крестьян этнографической панорамы Жаке.

Я не могла отвести глаз, потрясенная и шокированная.

Продолжая обнимать мертвого доктора, Чиву прислонил его к стене. Рывок!.. Вытащил лезвие и тут же спрятал в рукаве. Похлопал Энкеля по карманам и достал пузырек с зеленой этикеткой. После этого застегнул пуговицы на пиджаке мертвеца, закрывая багровое пятно на рубашке.

Оглядевшись украдкой, лысый убийца отнял руки от Энкеля и отошел от него, словно здесь он совершенно ни при чем. Тело доктора осталось стоять, прислоненное к стене. На белобрысом лице замерло выражение крайнего изумления, будто мертвый доктор вместе с остальными гостями восторгался макетом галльского жилища.

Я растерянно посмотрела на недосягаемый балкон с Анри Жаке. Боже, не в моих силах что-либо сделать сейчас!

Зал громыхал овациями.

Я перевела взгляд на Чиву и обнаружила, что лысый убийца пристально следит за мной… Он узнал меня! Он знает, что я видела, как он испортил бюст Александра Македонского… Какого, к черту, Александра! Я теперь свидетельница убийства!

Вдруг открыла для себя, что по-прежнему сжимаю в руке фужер с темной жидкостью. Что мне теперь делать с ней?

Чиву быстрым шагом направился ко мне.

Я побежала.

Глава 2

Ускоренный курс официантки

Бежать было некуда. Кругом – плотный частокол тел, облаченных в смокинги и модельные одежды. Не сделаю и пяти шагов, как столкнусь с каким-нибудь сэром или запутаюсь в шлейфе платья какой-нибудь графини. В итоге – разолью жидкость из бокала! Я очень боялась обронить хоть каплю ее. Чувствовала, что темноватая маслянистая субстанция очень важна и смертельно опасна. Недаром доктор Энкель хранил ее в плотно закупоренном флаконе с наклейкой такой ядовитой зелени, при взгляде на которую пробивала икота.

Чиву позади меня ускорил шаг. Я на мгновение задержалась, выбирая маршрут бегства, и бросилась вверх по лестнице, по которой спустилась минут двадцать назад.

Паника не позволяла мыслить рационально. Трезво оценить обстановку, найти правильное решение. Единственное, о чем я думала, – оказаться как можно дальше от Чиву. Его нож, спрятанный в рукаве и покрытый кровью доктора, ужасал меня. Очень не хотелось закончить сегодняшний вечер прислоненной к стене с широко распахнутыми глазами и ртом, словно я восторгаюсь этнографической композицией Анри Жаке. И с распускающимся под левой грудью на дорогущем Светкином платье кровавым пятном.

Никогда не пробовали бегать с наполненным бокалом? Я тоже на официантку не училась. Зеркало жидкости раскачивалось, едва не выплескиваясь через край. Приходилось вращать кистью, наклоняя бокал то вправо, то влево… Долго так бежать не удастся. Либо жидкость пролью, либо Чиву догонит… Отчего же такая тряска?

На бегу трудно соображать. Особенно когда голова занята преследующим тебя лысым мужиком с внешностью и замашками убийцы-садиста.

Все понятно! Я же в туфлях на высоком каблуке!.. Как бы их скинуть? На ходу – никак… Да еще это длинное платье! Я в него затянута, словно в чулок. Ноги в коленях связаны, могу лишь семенить… Тяжело дается образ богатенькой дамочки!

Вот и закончилась лестница. А что дальше? Чего я добивалась, улепетывая на второй этаж – пустой, как после взрыва нейтронной бомбы? Что мне здесь нужно? Затеряться в коридорах? Спрятаться за одной из дверей?

Если бы я знала…

Оглянулась. Чиву преодолел уже середину лестницы – лицо красное, а лысина мертвенно – бледная. Странная у него кровеносная система – словно в мозг вообще ни капли крови не попадает. Впрочем, у маньяков аномалии организма – в порядке вещей.

Кинулась по коридору. Каблуки зацокали по паркету. Звук отражался от стен, и с перепугу казалось, что меня слышно по всему особняку.

Обстановка кажется знакомой – двери, картины, бюсты… Но сориентироваться все равно не могу. Вроде была здесь, а вроде и нет.