Заговор посвященных - Скаландис Ант. Страница 45

Давид сидел в шумной даже под вечер комнате торгово-коммерческой службы, изучал очередной пришедший факсом прайс-лист и вяло отвечал на телефонные звонки под стрекотание двух принтеров, в левое ухо – громче, в правое – тише, потому что стоит дальше. И тут для полного счастья зазвонил еще и местный телефон.

– Давид Юрьевич, это Лариса, референт Коровина. Поднимитесь, пожалуйста, к нам, вас спрашивают из города по номеру Ромуальда Степановича.

– А это точно меня? – удивился Давид, чуя недоброе.

– Да, человек просил Давида Маревича.

– Здравствуйте, Давид. Вы на машине? – начал человек с места в карьер.

– Да. А что?

– Вас ждет один ваш деловой партнер из Ленинграда.

– Да, да!

Сердце забилось учащенно.

– Так вы сейчас выходите и поезжайте по бульварам в сторону Пушкинской, – объяснял человек. – На Страстном мы будем вас ждать, сразу за Екатерининской больницей. Представляете? Вот и славно. Какая у вас машина?

– Новый «Москвич», белый, сорок шесть пятнадцать.

– Я записал. Пожалуйста, поторопитесь, у него очень мало времени.

Вот теперь Давид понял, что не зря учил его Бергман всем азам диверсионно-разведывательной деятельности. Наконец-то и пригодилось.

Первым делом он ринулся в свой бывший кабинет к сейфу. Процесс передачи дел, конечно, затянулся, и ключ от внутреннего отделения все еще был у него, а не у Димки, а вот от внешнего… Какая удача! Гастон, по-видимому, искал какой-то документ, нашел или нет, не ясно, но дверцу оставил открытой. А Дима болтал с незнакомой миловидной посетительницей и на телодвижения Давида внимания обращал мало.

Открыть дипломат, прижать к стене, дверцу несгораемого шкафа – пошире, теперь ключ, два поворота… вот он, на месте, все нормально, да еще здесь и десятитысячная пачка казенных денег новехонькими бумажками по сто. Взять, что ли? Зачем? А, на всякий случай. Лишним не будет. А потом вернет. Дома есть, просто сегодня вряд ли придется попасть домой…

– Слышь, господин директор, извини, что отвлекаю, Шварцман ушел уже, так ты Гастону передай: я срочно уехал. Звонок был интересный – дело на сто лимонов.

Лимон – это было новое модное словечко, и в коммерческой службе любили щегольнуть им.

– Хорошо, – сказал Фейгин солидно, – поезжай.

Давид подумал мельком: «Забурел, уже забурел».

На Страстном, сразу за Екатерининской больницей его прижал к обочине милицейский желто-синий козел.

«Ну, вот и все», – успелось подумать.

Что он нарушил? Да вроде ничего, даже перестраивался, никого не подрезав, но какое это теперь имеет значение? Моя милиция меня бережет. Найдут пистолет в дипломате, большие деньги без документов и плюс, как назло, выпил в обед две рюмки коньяка, наверняка еще не выветрилось, ведь не думал, не думал, что так рано ехать придется. Это же просто бред какой-то! В последний, критический момент выйти на самого Шумахера, и вот так бесславно – нелепейшим арестом – завершить этот Особый день. Стоп! Откуда он взял, что этот день Особый? А ведь взял же откуда-то…

Из «уазика» вылез милиционер и направился к нему.

Ну что, сержант, объяснить тебе, что я из Шестого управления МВД, выполняю спецзадание, а запах алкоголя – для камуфляжа. Лет десять назад я это умел, сержант. Попробуем сегодня?

«Успеешь, – сказал ему кто-то. – Не горячись».

Нет, не сержант – тот молчал, наклоняясь к окошку и улыбчиво козыряя. И не сам Давид, уж свой-то внутренний голос он узнавал хорошо. Это был чужой внутренний голос. Внешний голос.

– Товарищ водитель, пройдите, пожалуйста, в мою машину, – сказал сержант.

И в нарушение всех принятых правил житейской мудрости Давид выбрался из-за руля и сразу пошел. Спасибо еще ключи из замка вынул.

Да и как он мог не пойти? Сержант-то оказался Посвященным.

А на заднем сиденье «уазика», у окна, задернутого шторкой, сидел чернявый мэн лет сорока, именно мэн – в костюмчике от Кардена, в очках с итальянской оправой, на коленях суперкейс крокодиловой кожи и поверх него изящно скрещенные белые холеные руки в сверкающих перстнях.

– Меня зовут Борис Шумахер.

Сердце Давида в невыразимом приступе восторга сыграло туш.

– Ну как, красиво? – поинтересовался мэн.

– Что именно?

– Торжественный туш в мою честь.

– А вы умеете этим управлять?

– Учимся помаленьку, – скромно заметил Шумахер. – Ну ладно, дружище, время. Значит, так. Я сейчас выхожу и тихонько иду в сторону Пушкинской. А вы тихонько едете туда же. Потом я поднимаю руку, вы тормозите и подсаживаете меня, для порядка поторговавшись. И дальше всю дорогу мы разговариваем как случайный попутчик со случайным леваком. Вы уверены, что ваша машина не нашпигована всякой дрянью?

Давид пожал плечами.

– Я тем более не уверен. А кстати, за вами не было хвоста?

– Я слишком мало проехал, чтобы всерьез судить об этом.

– Что ж, это не дилетантский ответ, – похвалил Шумахер. – Ступайте, граф, нас ждут великие дела.

И когда, изрядно покружив, они выехали из города по Ленинградке, солнце уже садилось. Маревич вдавил педаль в пол, машина выдала сто сорок с лишним и ясно дала понять, что это еще не предел. Вот и славно! Шоссе сделалось вдруг совсем пустым, и ни о каком хвосте уже не могло быть и речи. Разве что вертолет, но это слишком шумно и заметно, к тому же такому пижону, как Шумахер, похоже, не слабо завязать узлом лопасти любого вертолета.

– Закурим, – предложил Борис, когда они отошли уже достаточно далеко от машины и присели на поваленное дерево.

Было бы странно, если б крутой мэн предложил ему «Беломор» или «Приму». А он «Беломор» и не предлагал – вынул экзотические разноцветные сигареты «Мультифильтр». Шестьдесят рублей за пачку Давид всегда жалел, потому не пробовал до сих пор, а сигареты достойные оказались.

– Значит, так, Давид, начну с главного. Уходите из ГСМ. Завтра же. Пока не поздно.

– А когда будет поздно?

– Когда вашу славную группу прикроют и разгонят.

– Кто же ее прикроет?

– Ну, в некоторых кругах эту идею вынашивают давно. А нынешним летом ситуация назрела. Я виноват перед вами, Давид. Я слишком многого недооценил. Например, чисто человеческих отношений. Передал зимой предупреждение через Климову, а Климова, оказывается, была к вам неравнодушна. Вот уж воистину любовь сильнее смерти! Но я и другого не учел. Я, старый дурак, не понял, кто вы. Думал, так, обычный Посвященный. Ну, еще экстрасенс в придачу. Делов-то! Экстрасенс вы, кстати, довольно слабенький. Но сочетание отдельных параметров привело к потрясающему, абсолютно непредсказуемому эффекту. Моя агентура прохлопала все это, а когда мы спохватились, оказалось, что столь любимое нами ведомство давно отслеживает каждый ваш шаг. Специалисты с Лубянки меня перешустрили, и теперь уже ничего не оставалось, как только сесть им на хвост.

– И с каких же пор меня пасет КГБ?

– Но это же элементарно, Уотсон! С двадцать первого января прошлого года. Ведь разговаривать на квартире Бергмана – это все равно что делать доклад в приемной КГБ.

– А Бергман не знал об этом?

– Знал, конечно, только уже не боялся. Он-то сразу понял, что вы совсем не простой человек. Игорь Альфредович прозорлив, и он не ошибся. Но теперь…

Шумахер вдруг замолчал, и Давид спросил:

– Так что, теперь именно КГБ хочет разогнать ГСМ?

– Насколько я могу судить, именно КГБ, – сказал Шумахер.

– Так ведь они же эту Группу, по существу, сами и создали!

– Я тебя породил, я тебя и убью, – пробормотал Шумахер. – А вам, Давид, откуда это известно? Догадались?

– Нет, добрые люди рассказали. – Он задумался на секундочку: говорить – не говорить? – Гастон Девэр недавно поведал.

– Вот как, – задумчиво проговорил Шумахер. – Интересное кино получается.

– Послушайте! – вдруг словно проснулся Давид. – А вы-то, Борис, кого представляете? (С кем, с кем он теперь откровенничает?! Нашел себе, понимаешь, нового кумира! Шумахер без шумах. Еще один Посвященный-просвещенный! Этот кем окажется?)