Заговор посвященных - Скаландис Ант. Страница 83

Глава десятая

ПРЫЖОК С ОБРЫВА

– Значит, говоришь, бояться стало нечего?

Симон уже опрокинул для полного счастья рюмку отличной, в меру охлажденной русской водки, во второй раз нарушая свое твердое правило.

Но если величайший в мире перестраховщик Ланселот нарушает все мыслимые законы конспирации, какое уж там «не пить на работе»! Смешно, право слово!

Так размышлял Симон, задав почти риторический вопрос и снова жадно вгрызаясь в сочный бифштекс, обильно присыпанный хрустящим, чуть поджаренным луком.

Лэн долго и вдумчиво потягивал свое пиво, потом, наконец сказал:

– Не совсем так, шеф. Просто теперь нам с вами уже не надо бояться тех, кого мы боялись раньше.

– Ой ли! – не поверил Симон. – Ну, про себя-то я все знаю. («Врешь, скотина, ты и про себя ни черта теперь не знаешь!») А вот ты, Лэн. Я же никогда не обещал тебе защиты на все случаи жизни. Мы все-таки по разные стороны баррикад.

– Знаю, шеф. Но только со вчера все стало по-другому. Вы теперь настолько важная шишка, что достаточно пять минут поболтать с вами вот так за столиком в ресторане – и все. Человеку обеспечена личная безопасность на долгие годы. В данном случае этот человек – я.

– Что-то у тебя фантазия разыгралась, Лэн. Не к добру это.

– Да нет, шеф, я сейчас объясню, и вы все поймете. Особенно когда расскажу, кто я на самом деле. Фантазировать-то я не привык.

Симон как бы невзначай еще раз окинул взглядом зал, а потом открыто и озабоченно посмотрел на часы.

– Успеете, – сказал Ланселот.

– А ты знаешь, куда я спешу? Любопытно.

– Знать – не знаю, но догадываюсь. Потому и говорю: успеете еще послушать мой рассказ. Он вам поможет. Правда.

– Ну, валяй, рассказывай, – согласился Симон, внезапно повеселев. – Водки не выпьешь?

– Нет, я пиво пью.

– А я, с твоего позволения, еще рюмочку.

– Хорошо. Но только одну. Больше я не позволю.

Сказано это было абсолютно серьезно, так что Симон в полной ошарашенности поставил рюмку на стол и хлебнул томатного сока.

– Это сильно, Лэн.

– Ага, – небрежно кивнул он. – Так вот. Слыхали, шеф, про такую организацию – Российская военная разведка? Я там служил, когда она еще называлась ГРУ. Главное разведуправление Генштаба Вооруженных Сил СССР. А потом оно стало ГРУ России, и вообще какое-то РУРУ и чуть ли не кенгуру. Только меня уже там не было. Я, молодой дурак, уволился, перестав понимать, на кого и против кого мы работаем, создал свою охранную фирму, использовал, так сказать, служебное положение в личных целях, ну и заработал, конечно, денег. В стране-то бардак был. Вот я и заработал много денег. Слишком много. Кто-то сказал, что денег не бывает слишком много. Ерунда! Это у них там, в Британии, не бывает, а у нас в России очень даже бывает. В общем, такого количества денег хорошему человеку не пожелаешь. Наехали на меня. Понимаете, шеф, да? Ну, хотели убить. Да вдруг решили, что нерентабельно это. И правильно решили. Я уже очень много знал к тому моменту. А еще больше умел. Я был нужен. И вот с тех пор работаю на них. Точнее, работал. Потому что вчера все переменилось.

Симон терпеливо выслушал эту весьма эмоциональную биографическую справку и поинтересовался:

– Ну а что, собственно, нового ты мне поведал, Лэн? Думаешь, я никогда не заглядывал в твое досье?

– Вестимо, заглядывали, шеф. А новое здесь то, чего в досье нет, причем даже в большом, на Лубянке, нет. ГРУ – это, видите ли, не такая организация, откуда можно запросто уволиться. Не спорю, кое-кому удалось: бежавшим на Запад давным-давно, подавшим в отставку в девяносто первом – девяносто третьем, а также в две тыщи четвертом – шестом. Кое-кому удалось, только меня среди них не было. Я на родную контору, как выяснилось, все эти годы и ишачил с разной степенью интенсивности.

– Ты хочешь сказать… – Симон уже понял, но боялся поверить, – ты хочешь сказать, что, отсиживая сроки, переходя из клана в клан, убивая конкурентов, укрепляя свою бандитскую власть и, наконец, сотрудничая со мной, ты параллельно…

– Да, шеф, именно это я вам и объясняю.

– Пардон, а отчего же сегодня такая откровенность? Может быть, пора позвать журналистов?

– Может, и пора. Во всяком случае, я не возражаю… Кстати, хорошая мысль! Черт, а я и не подумал! Ведь, пожалуй, именно пресса нас и спасет…

– Постой, Лэн, что ты несешь такое?!

– Да все очень просто, шеф. Мне вчера передали спецпочтой, что я уволен из конторы по собственному желанию без выходного пособия и под занавес мягко так намекнули: «…в связи с полным и окончательным расформированием всех структурных подразделений РВР согласно Указу Его Императорского Величества за номером таким-то». Точка. Ладно, выпей теперь свою рюмку водки, и я с тобой выпью.

Но Симон пить не стал. Ему вдруг показалось, что кто-то разбил у него под черепом пузырек со штемпельной краской, и холодная липкая черная жидкость, растворяя кости и мягкие ткани, заструилась вниз по позвоночному столбу. Такого страха он не испытывал еще никогда в жизни. Заговор Посвященных. Вот он – заговор Посвященных. Он уже слышал, отчетливо слышал голос Микиса Золотых, который звонит ему и спокойно сообщает о полном и окончательном расформировании органов КГБ, а дальше… Дальше уже не важно что.

– Кому такое под силу?

Оказывается, бродяга Лэн продолжал говорить. Он все-таки тяпнул рюмку водки, а потом сразу закурил чудовищно несовременную, времен исторического материализма папиросу, и над столом поплыл сизоватый дым с тяжелым, прямо-таки удушливым запахом.

– Кому такое под силу? – повторил Ланселот. – Нашим мелкотравчатым лидерам оппозиции? Полноте! Может, Британской разведке? Смешно, господа! Тогда кому – мафии? Но после четвертого – шестого годов мафии не стало – одни только кланы, и у каждого – свой мелкий интерес. Значит, КГБ? Нет, думаю, такое и госбезопасности не по зубам. Есть только одна реальная и по-настоящему непреодолимая сила. Да, да, да. В последние годы я много занимался хануриками и знаю про них такое, чего не знает и сам Каргин с царем-батюшкой на пару. – Ланселот помолчал, глубоко затянулся, выпустил дым и медленно дососал свое пиво. – Раньше я боялся хануриков. Но потом понял: они обычных людей не убивают. Вообще не трогают. Вот почему и сейчас я не боюсь про них говорить. Сейчас – тем более не боюсь. Рядом с вами, шеф, никому не должно быть страшно. Ведь именно вас пригласил Владыка, чтобы говорить с глазу на глаз. Вы, наверно, не понимаете, шеф, такого никогда – НИКОГДА – не было. Владыка не разговаривает с глазу на глаз с обычными людьми. Так что вы хоть и не Посвященный, а человек очень и очень особенный.

Ланселот снова замолчал, и Симон спросил его:

– Почему же они убили Верда, если они никогда не убивают обычных людей?

– А Верда не они убили. Верда убил я.

Вот когда Симон по-настоящему напрягся. Убийца признается жандарму в двух случаях: или он снова собирается убить, или сам прощается с жизнью. Третьего не дано. Впрочем, в этом сошедшем с ума мире, где покойники возвращаются с того света, а могучие спецслужбы пасуют перед псевдорелигиозным братством, – в таком мире дано не только третье, но, наверное, еще и четвертое.

– Понятно, – сказал Симон. – А как же Шкипер?

– Шкипер – исполнитель, и хотя он принадлежит не к моему клану, приказ отдавал именно я, – объяснил Лэн. – Мы эту операцию очень тщательно продумали. Правда, сегодня я сомневаюсь, что она была необходима, но два дня назад… Понимаете, шеф, Верд готовился накатить на Посвященных примитивной грубой силой, а этого нельзя делать, это было бы еще хуже. Хуже… – Он будто бы засомневался в собственных словах. – Да нет, нет, все-таки… еще хуже…

И тут Симон выпалил неожиданно для самого себя:

– Ну а при чем здесь хэдейкин?

– В каком смысле? – не понял Лэн.

– Ну, почему Верд интересовался историей появления хэдейкина?

– А-а-а, – протянул Ланселот, загадочно улыбаясь. – Я этого не знал. Стало быть, он и сюда добрался… Хэдейкин, шеф, это совершенно отдельная песня. Боюсь, уже не успею рассказать. Вы смотрите на часы, шеф?