Черная жемчужина императора - Солнцева Наталья. Страница 8

– Возьмешься за ее дело?

– Да. Интеллект застоялся, – требует упражнений, тренировок и практического применения. Ржавеют винтики, колесики становятся неповоротливыми, механизм скрипит!

– Так уж и скрипит? – засмеялась Ева. – Надо смазать. Я приготовила твою любимую рыбу в сметане и сливочный торт. Вино купил?

– На обратном пути из кафе «Волна». Нас ждет пир?

За едой он описал Еве молодую женщину, приехавшую из таежного поселка Ушум.

– Никогда бы не поверил, что она почти всю жизнь провела в лесу. Такое впечатление, будто барышня только-только выпустилась из института благородных девиц. Чудеса! Жаль, тебя не было.

– Надеюсь, ты мне ее покажешь?

– Зрелище того стоит. Это как на Тверском бульваре встретить екатерининского вельможу. Глазам и ушам не веришь. А он идет и улыбается, у него есть дело для частного детектива. Разве не диво?

– Она действительно из таежного поселка, эта Лика?

– По ее словам, именно так. Вырастили ее мать с отчимом, которые безвылазно жили на лесном хуторе. Ты представляешь? А мадмуазель говорит по-французски! Ее мама научила.

– Россия велика, – назидательно произнесла Ева. – Есть такие уголки, куда цивилизация еще не скоро доберется. С педагогической точки зрения, жизнь в глуши не мешает, а, наоборот, способствует изучению как языков, так и других дисциплин. Это я тебе авторитетно заявляю! Развлечения отсутствуют, время девать некуда… вот и почва для самообразования. А каким ветром родителей Лики занесло в тайгу?

– Она сама толком не знает. Думаю, они от кого-то прятались. Возможно, от властей. Десять лет назад мама Лики умерла: простуда, воспаление легких и все такое… Похоронили ее недалеко от хутора, там, где могилы прежних хозяев. Отчим решил перебираться в Ушум, – дескать, хоть маленький, да поселок, – какие-никакие люди есть, мужчины опять же. Лике исполнилось восемнадцать лет, девушка на выданье… не медведя же в женихи брать? Стали жить в поселке…

Смирнов увлекся, – перед его внутренним взором снова появилась Лика, с порозовевшими щеками, с нежными завитками волос на висках.

– Аркадию нравилось все китайское, – волнуясь, говорила она. – Он привозил много красной ткани, просил маму шить из нее занавески, подушечки. Мол, красный цвет отгоняет злых духов. Он мне на ночь китайские сказки нашептывал, про драконов, императоров Поднебесной, про их коварных и прекрасных жен, про «царя тигров» и Праздник Весны. Первая кукла, которую он мне подарил, тоже была китайская. Береги ее! – велел. – Это волшебная кукла Чань, она будет твоим верным другом. В общем я считала Аркадия отцом. После смерти мамы – он был единственным близким мне человеком.

Она замолчала. Видно было, что подробностей слишком много, они путаются, и нить повествования теряется.

– Простите, а… на какие средства вы жили? Селезнев устроился на работу в Ушуме?

Лика сделала рукой отрицательный жест.

– Думаю, Аркадий накопил денег, когда мы жили на хуторе…

– Каким образом?

– Охотился и сдавал шкурки, мясо, дикий мед. Иногда собирал женьшень и тоже продавал перекупщикам. Так он говорил. Когда мы переехали в поселок, отчим купил отходы леса, отремонтировал пустующий дом и… продолжал уходить в тайгу. Он и меня стрелять научил. В тайге без ружья нельзя. В Ушуме Аркадий очень изменился – пристрастился к выпивке, начал страдать бессонницей, шарахался от людей. Он вроде и хотел выдать меня замуж, но в то же время не любил, чтобы кто-то заходил к нам в дом. Домашнее хозяйство на хуторе вела мама, он ей помогал, а в поселке вдруг нанял пожилую женщину – убирать, стирать и готовить. Оберегал меня. Говорил, что от работы у женщины руки и душа грубеют.

– У вас был мужчина? Я имею в виду… кто-то вам симпатизировал?

– Нет. Жители поселка все в возрасте, молодых мало, да и те в основном пьющие. Мне не хотелось завязывать с ними более тесное знакомство. Должна признаться, я не помышляю о браке! Мне нужно просто привыкнуть к этим новым условиям жизни, к большому городу… ко всему, чего я даже не воображала. А тут… – она вздохнула, приложила руки к лицу. У нее были длинные тонкие пальцы с короткими овальными ногтями без маникюра. – Все началось еще в Ушуме. Однажды вечером Аркадий пришел домой сам не свой, – я его давно таким не видела. Что-то случилось? – спрашиваю. Он молчит, бледный, как стена. Еле добилась ответа! Вот, – говорит, и показывает мне выстриженную на голове прядь. – Видишь? Быть беде!

– Выстриженную прядь? – переспросил Всеслав.

– Представьте, да. Лето кончалось, отчим по утрам ходил в тайгу, возвращался поздно… и… я понимаю, это звучит смешно… в темноте кто-то незаметно состриг у него прядь волос.

Смирнов сдержал улыбку.

– Послушайте, Лика, чтобы отхватить у человека прядь волос, необходимо подойти к нему вплотную. Ваш отчим никого не видел, ничего не чувствовал?

– Он сослался на сильную усталость… якобы ходил по лесу, под конец едва не валился с ног… домой торопился, ну и не смотрел по сторонам, не прислушивался. Вроде хрустнула ветка, но он не обратил внимания, не стал оглядываться, – только ощутил, будто кто-то к волосам притронулся, и… все. Мало ли? Мог за куст, за ветку дерева зацепиться. Темно было! Я тогда его успокаивала, а он… прямо лицом почернел. Пошел в баньку, долго парился, потом водки напился. Сидел, сидел за столом, и говорит: «Раньше в Китае существовало поверье о злых демонах, стригущих волосы. Они подкрадываются к человеку, отхватывают клок волос и как сквозь землю проваливаются. Демоны те невидимые и предвещающие смерть. Сначала они состригают прядь, а потом приходят во сне и уносят жертву с собой. То есть… смерть наступает во время сна».

– Вы верите в предрассудки?

– Раньше не верила… – Лика опустила глаза, и тень от ее ресниц заняла полщеки. – Аркадий всю ночь не спал, ходил как в воду опущенный… потом успокоился. А на третий день снова в тайгу засобирался. Может, не пойдешь? – спрашиваю. Он помрачнел, сжал зубы… ружье на плечо повесил и был таков. С тех пор я его не видела. Одни люди говорили, его медведь загрыз… другие искать ходили, думали, заблудился. Разве в тайге найдешь? Там если пропал кто, можно крест ставить. Я больше месяца ждала… от отчаяния все уголки в доме перерыла, все вещи пересмотрела, – надеялась хоть адресок какой-то найти, хоть упоминание о родственниках. Ведь с уходом Аркадия я одна на всем белом свете осталась. Но ни мама, ни Селезнев ничего не хранили: никаких бумаг.

– Вообще ничего? – не поверил сыщик. – Ни писем, ни квитанций, ни документов? Ни записных книжек?

– Все, что принадлежало маме, отчим сжег после похорон. Я не возражала. Что кончено, то кончено. Память сама сохранит счастливые моменты, любимых людей, красоту природы, – для этого бумаги не требуются. Свои документы он или надежно спрятал, или забрал с собой. Удалось обнаружить только записку: Аркадий положил ее в кармашек куклы Чань. Там был указан московский адрес, имя и фамилия женщины, которая проживает по этому адресу и приписка: «Если со мной что-нибудь случится, одна не оставайся, – уезжай в Москву. Стефания тебя приютит». Я могла бы еще долго не заглянуть в кармашек к Чань! Мне повезло. В сущности, я собиралась ждать отчима: не верила в его гибель. Однако с каждым днем мне становилось все тоскливее и страшнее. Вокруг чужие, равнодушные люди… я не понимала, на какое время мне хватит денег, оставшихся от Аркадия. Я нашла их в коробке с патронами, когда заряжала ружье.

– Постойте-ка… ружье ведь Селезнев взял с собой?

– У нас было два ружья, – объяснила Лика. – Одним пользовался отчим, а второе оставлял мне.

– Все-таки что заставило вас покинуть Ушум?

Лика смутилась, вспыхнула, сжала руки.

– Неловко посвящать постороннего человека в такие глупости! – с сердцем воскликнула она. – Но придется. Понимаете… однажды вечером, когда я сидела и прислушивалась к шорохам, шуму ветра… мне показалось, будто бы кто-то тихо-тихо, осторожно скребется в дверь. Я подошла, затаила дыхание. Вдруг это Аркадий вернулся? Пока я взяла ружье, собралась с духом и открыла… на крыльце уже никого не было. «Аркадий! – вполголоса позвала я. – Где ты? Откликнись. Мне страшно». От порывов ветра скрипели деревья, хлопала ставня… что-то потрескивало. Показалось, будто из леса веет холодом и жутью… и смотрят, смотрят из чащи темные, бездонные глаза. Отчим не раз повторял, что в такие безлунные, ненастные ночи по тайге бродит черный дракон. Волосы зашевелились у меня на голове! – Лика судорожно вздохнула, помолчала, успокаиваясь. – Не помню, как я оказалась в доме, как закрыла дверь! – воскликнула она. – Это было как дурной сон! Вы мне не верите?