Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья. Страница 58

– Лешиху? – с сомнением усмехнулся Владимир. – Не придумывай! Небось от страха куст лещины за нее принял.

– Нет, то лешиха была! – настороженно оглянулся мальчик. – Шнырь-шнырь по молодняку – и об землю грянулась, пропала!

– Как пропала?

– Ну, под землю ушла, в холм. Деда сказывал, там у их царство нечистой силы. Раньше, давно, ведьмаки тут гуляли, выли и стонали на всю округу.

Феодора побледнела и вцепилась в руку мужа.

– Иди, мальчик! – не на шутку рассердился Владимир. – Вот деньги, возьми. – Он протянул грибнику пятьсот рублей. – И не пугай людей.

– Я сам боюся, – пробормотал пацан, засовывая купюру в карман. – Только я, дяденька, не вру. Вот те крест!

Он размашисто перекрестился и зашагал прочь.

– Видишь? – простонала Феодора. – На каком месте наш дом стоит? На Лешем холме! Почему ты не говорил, что при строительстве рабочие старую кладку нашли?

Владимир ничуть не смутился.

– Эка невидаль! Остатки старых подвалов, да на них пол-Москвы построено. Ты же не боишься там жить? И никто не боится. Люди об этом и не думают. А ты про кладку откуда знаешь?

– Деревенские рассказали.

– Меньше слушай дурацкую болтовню! Лешиха об землю грянулась и пропала! – передразнил он мальчика. – Чушь! Ну, нашли строители в земле какую-то кладку, что с того? Все великие города стоят на развалинах, на остатках древних культур, на костях, между прочим. Вон, Санкт-Петербург хотя бы. И ничего!

Он хотел успокоить жену, но не преуспел в этом.

– Я не могу больше спать в доме, – едва сдерживая слезы, жаловалась Феодора. – Стоит мне закрыть глаза, как начинается какая-то возня. Шорохи, стуки, шаги! Просто жуть берет. Неужели ты не слышишь?

– Представь себе, нет! У людей с нечистой совестью бывает бессонница, – не глядя на жену, с нажимом произнес Владимир. – Но к нам с тобой это не относится. Не так ли?

– Пойдем отсюда, – прошептала она.

Обратно шли молча. Березы шумели на ветру голыми ветками, из низины тянуло прелью, сыростью. Нахохлившиеся вороны облюбовали забор вокруг поместья, зловеще каркали. Калитку хозяевам открыл Илья, он возился во дворе с машиной.

– Надо распорядиться насчет обеда, – сказал Владимир. – Велю Матильде подавать. Ты проголодалась, дорогая?

Феодора скорчила гримасу отвращения. Она уже забыла, что такое хороший аппетит.

Владимир зашагал к дому.

– Нагулялись, Феодора Евграфовна? – спросил водитель. Он задрал голову вверх. – Нынче дождь пойдет, как пить дать.

По небу низко плыли тяжелые свинцовые тучи. Верхушки елей у ворот терялись в их клубах.

– Какая тоска, – прошептала хозяйка. – Думаешь, ветер не разгонит?

– Теперь зарядит дня на три! – весело оскалил белые зубы Илья.

– Скажи, Илья, тебе в лесу ничего подозрительного не приходилось видеть? Никто тебе не встречался?

– Как же! Приходилось! – хохотнул водитель. – И не раз. Только хозяин запретил говорить о...

– О чем? Ну же, признавайся! – пристала Феодора.

В окно кухни на них уставилась Матильда. От ее взгляда дрожь проняла обоих.

– У-у, домоправительница, так и жрет глазищами! Даром что глухая, зато зоркая! – сплюнул Илья. – Чума, а не баба! Извините...

– О чем не велел говорить Владимир Петрович?

– Вы меня на грех толкаете, – уже без улыбки произнес шофер. – Хозяин узнает, что я язык распустил, – уволит. Где я себе такую работу найду? Корнеевы щедрые и не строгие, семь шкур с обслуги не дерут, платят по-божески.

– Я не скажу мужу.

Илья взглянул на окна, выходящие во двор. Матильды уже не было видно, она занялась обедом.

– Так, может, мне почудилось? – заколебался он. Говорить хозяйке или нет? – Я не любитель по лесу шастать, не то что Владимир Петрович. Он ничего такого не встречал, потому и не верит, ругается. Ну, я пару раз от скуки за подберезовиками ходил, супчик грибной люблю, только не из этих, шампиньонов, а из настоящих лесных грибов. Брожу между деревьями, палкой траву ворошу, глядь – тень какая-то мелькнула. Я за ней! Отстал маленько, чтоб не спугнуть, прослежу, думаю. Уж не воры ли к забору добираются?

– Когда это было? Летом? – сгорая от нетерпения, перебила Феодора.

– В июле, кажись.

– Ладно, продолжай.

– Ну, вот, гляжу – вроде кто-то идет по лесу. Баба ли, мужик, не разобрать. Присмотрелся, словно тень чья-то мелькает. Хотел ближе подобраться – не рискнул. Заметит! Затаился я за деревом, березы тут старые, стволы не обхватишь, наблюдаю, догонять не спешу. Куда воришке деться? Стоял, стоял, все стихло. Я туда, сюда кинулся – нет никого. Пропала тень! Я к забору, вдоль него прошелся, кругом обогнул, оглядываюсь – пусто, одни стволы да кусты. Тревожно мне стало, муторно.

– Почему тревожно?

– Будто повеяло чем-то таким... холодным, мрачным. Вошел во двор, у охранника спрашиваю: не видел ли, мол, кого? Он, ясное дело, удивился. Ворота были закрыты, калитка тоже, через забор так просто не перелезть. Да и во дворе не спрячешься.

– Больше ты эту тень не видел?

– Было, – неохотно признался Илья. – Потом, в конце лета, когда первые опята пошли. Я даже пить из-за этого перестал, Феодора Евграфовна! Ей-богу, подумал, что у меня белая горячка начинается. Первые симптомы. Я спиртным не злоупотребляю, но уж если напьюсь, то до чертиков! – Он споткнулся на полуслове, изменился в лице. – Во! Народ не зря это выражение придумал – до чертиков. Водка на всех по-разному действует: кого не прошибешь, а кого сразу глюки одолевают.

– Думаешь, водка виновата?

Водитель поежился, словно он внезапно замерз, улыбнулся криво, одним уголком рта.

– Она, окаянная. Я выпил лишку и в лес – прогуляться, хмель выветрить. Прямо наваждение! Сел на пенек покурить, слышу: шур-шур-шур кто-то по траве. Опять она, ну, та чертяка. Верите, я весь обмер, ноги к земле приросли, а задница, простите, к пню, на который я уселся с сигаретой. Следом-то я не пошел, побоялся. Курить враз расхотелось, еле оклемался, зато протрезвел быстро. Отправился к хозяину: так, мол, и так, привидение у нас в лесу завелось. А он отругал меня как следует, приказал не болтать глупости. Вас, Феодора Евграфовна, упомянул. «У моей жены, – сказал, – и так нервы не в порядке, посмей только испугать ее своими бреднями! Уволю». Так уж вы меня не выдавайте.

– Можешь быть спокоен, – пообещала Феодора. – А что ты сам об этом думаешь?

Илья почесал крепкий, коротко стриженный затылок.

– Ну, если это не глюки, тогда и правда нечистая сила существует. Мне рябинкинские мужики говорили про место, на котором ваш дом построен, что тут раньше, в старину, деревянные палаты стояли, потом каменные, но всех жильцов демоны извели. Потом какие-то полоумные не то молельню устроили, не то шабаши правили. Потом все с землей почти сровнялось, лесом поросло, даже на холм стало не похоже. Господин Корнеев купил участок без труда, никто ему препятствий не чинил, построился.

– Хочешь сказать, он нарушил покой демонов? – отвела глаза Феодора. – И начали они вновь бродить по лесу?

– Нет, конечно. Какие демоны? Страх здесь поселился издавна, вот и мерещится людям всякое. И мне в том числе.

– Спасибо тебе, Илья, – сказала она. – Пойду обедать. Владимир Петрович ждет.

Разговор с водителем не успокоил Феодору, скорее, наоборот. Спрашивать его о ночных звуках в доме она не решилась. Илья оставался спать в маленьком флигеле, а Матильда ночевала на первом этаже дома, в комнатушке рядом с кухней, и в силу своей глухоты слышать ничего не могла.

– Еще примут меня за сумасшедшую, – рассудила Феодора. – Илья хоть на водку все списывает, а я на что? Владимир прав: мне следует переменить обстановку, посидеть у моря, погулять по венецианским улочкам и садам, послушать журчание фонтанов, побродить по музеям, отвлечься от Москвы, Рябинок и супружеской жизни.

Мысль о том, что муж предложил ей побывать именно на Крите, промелькнула, не оставив следа.

Через несколько дней, перед отъездом, Феодора захотела повидаться со свекром. Поскольку Владимир вызвался проводить ее в аэропорт, встречу с Петром Даниловичем она запланировала на день раньше. После той аварии он мог и отказаться, но не сделал этого.