Пятерка Мечей - Солнцева Наталья. Страница 29

– Почему?

– Не хотел показаться навязчивым.

– Это все?

– Все! Я спустился вниз, сел в машину, и мы поехали домой.

– А дома?

– Легли спать!

Глава 12

Красивая вещица!

Анна Наумовна рассматривала шкатулку, подаренную Юрием. Ей редко нравились подарки, сделанные мужчинами. Виталий Андреевич Князев, с которым она встречалась уже несколько лет, никогда не умел угодить ей. Частенько госпожа Левитина высказывала ему свое неудовольствие. Он, как водится, рассыпался в извинениях, обещал исправиться, искупить, загладить вину… И снова дарил что-то ужасно дорогое и столь же нелепое.

Князеву исполнилось сорок девять лет. Он был женат, имел взрослого сына и вот-вот мог стать дедушкой. Сын с невесткой жили отдельно, в другом конце города, и чаще звонили, чем приезжали. С супругой Виталия Андреевича более ничего не связывало, кроме общей жилплощади. Впрочем, при том уровне доходов, которыми располагал Князев, покупка новой квартиры проблемой не являлась. Проблема у Князева была совершенно иного рода: его отношения с Анной Наумовной Левитиной, которые доводили его до умопомрачения. Несколько раз он был на грани инфаркта, но Аннушку, – как он любовно называл Левитину, – это ничуть не взволновало.

– Ну зачем же непременно жениться? – невинно блестя глазами, спрашивала она Виталия Андреевича. – Разве нам с тобою так плохо?

Глаза у нее были цвета спелой сливы и совершенно сводили Князева с ума.

– Я больше не могу, Аннушка, уходить от тебя домой, где меня ничего не ждет, кроме унылости и раздражения. Я понимаю, что Эля ни в чем не виновата, но ведь и я не виноват, что встретил тебя и полюбил!

Эля – жена Князева, – до сих пор не знала о связи своего мужа с госпожой Левитиной. Не потому, что он хотел скрыть это от нее. Виталий Андреевич давно созрел и ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы признаться во всем, разорвать давно угасший брак и никогда больше не покидать «дорогую Аннушку». Против была как раз Анна Наумовна. Она взяла с Князева клятву хранить в тайне их отношения, и это было одним из ее условий.

Когда-то, на заре своей влюбленности, моля Левитину о взаимности, Виталий Андреевич не скупился на обещания и раздавал их с легкостью, о которой после не раз горько пожалел. Честно говоря, он не ожидал, что эта связь окажется долговременной и выпьет из него всю кровь. Он представлял себе нечто вроде приятного развлечения, пикантного и короткого, как жизнь бабочки. Жаркое лето промелькнуло, цветы увяли, а солнышко спряталось за тучки.

– Так не получится, как вы ожидаете, мой друг! – неоднократно предупреждала его Левитина. – От меня нелегко получить ласки, а уйти вовсе невозможно. Пока сама не прогоню!

Анна Наумовна смеялась, а Князев, сдуру, веселился вместе с ней. Это он сейчас понял, что она говорила чистую правду. А тогда самоуверенному, привлекательному мужчине при деньгах и власти, казалось, что она рисуется и набивает себе цену, как обычно делают женщины. Князев был не мальчик, а опытный муж. Он знал жизнь вдоль и поперек, и чувствовал себя в ней не гостем, а хозяином. Пожалуй, впервые Виталий Андреевич ошибся по-крупному. В отношении Анны. Она оказалась другой. Никакие ожидания, касающиеся женского поведения, не оправдывались. Прогнозы не сбывались. Она смеялась, когда ситуация требовала слез, и грустила, когда все вокруг веселились. Она любила фиалки и орхидеи, а целую охапку роз однажды выбросила в окно.

– Это лошади все едят овес, милый Виталий Андреевич! – заявила она опешившему Князеву. – А женщины требуют индивидуального подхода! Попрошу не путать одно с другим.

Князев обиделся, но не подал виду. Он решил бросить все, уйти. И не смог. Его тянуло к Анне сильнее, чем он мог себе представить. Он понял, что такое наркотик, без которого невозможно обойтись. Он осознал многое, чему раньше не придавал значения. Он все больше увязал в ее индивидуальности, как неосторожная букашка в сердцевине ядовитого цветка.

Бедный Князев! – думала Анна Наумовна. – Но я не должна чувствовать себя виноватой. Ведь он сам хотел! Разве не со мной пережил он лучшие минуты своей жизни? А у него могло вовсе не быть их!

Виталий Андреевич немного надоел ей. Он был милый, заботливый, но…пресный. Как хлеб, без которого остаешься голодным. Но к хлебу хочется чего-то еще. Солененького… Или остренького. Чего-то жареного со специями.

Она ничего не обещала Князеву. Никогда. Это было одним из ее принципов в отношениях с мужчинами. Она всегда честно рассказывала ему о себе, какая она. А он не верил! Разве она виновата? Она дала ему в руки все козыри, а он проигрывал.

Анна Наумовна чуть-чуть лукавила. Джокер всегда оставался у нее! Она увлекала, но сама не увлекалась.

Юрий Салахов чем-то задел ее. Своей молодостью? Отчасти, да. Но скорее некоторой холодностью сердца. Раздуть пожар, когда едва тлеет искра, непросто. Но это интересная игра, которая захватывает.

Вчера она не ждала его. Салахов явился без звонка, что было неслыханно.

– Вы себе много позволяете, Юрий Арсеньевич! – холодно сказала она, в душе ликуя.

Первая победа была одержана. Но противник не должен знать о своем проигрыше. Это должно «завести» его, приятно взбудоражить нервы, сильнее разбудить его интерес.

– Простите, Анна Наумовна, не мог удержаться! Вы позволите?

Она посторонилась, пропуская его в прихожую, которая тут же наполнилась запахом снега и свежих цветов.

Юрий преподнес ей букет лилий, благоухающий и нежный, как поцелуй Богов. Где она слышала эту фразу? Потом подумаю, – решила Анна. – Сейчас я играю. Не стоит отвлекаться!

– Кто вас просил? – капризно сказала она, тем не менее, беря букет. – Ладно уж, входите. Не выгонять же вас, в самом деле?

Она и не собиралась его выгонять. Придет время и этому! Но не сейчас.

Юрий, несколько смущенный, разделся и прошел в гостиную. Запах ладана перемешался с запахом цветов. Ладан… О, Боже! Этот запах напоминал ему о церкви, звоне колоколов и покаянии в грехах. Но прежде, чем прийти на исповедь, нужно же согрешить?!

Он молча протянул ей шкатулку, раскрыл. На покрытом эмалью и лаком дне лежала прелестная золотая лилия. Брошь! – догадалась Анна. – Но каков мальчик! Ай, да Юра! Даром, что купец! Иному аристократу сто очков даст вперед.

– Вы меня балуете! – просто, без всякого выражения чувств, сказала она. – Кто вам позволил?

Салахов стоял и молча смотрел на нее, не отводя затуманившегося взгляда. Черт знает, что она прочитала в этих глазах!

– Что вы молчите?

– «Молчанье счел я слов уместней…» – процитировал Юрий, улыбаясь одними глазами.

Они провели чудесный вечер, который, в противовес традициям, был полон молчания. Говорили взгляды и жесты. Но как говорили!

Юрий вышел от госпожи Левитиной за полночь, словно пьяный. Он не помнил, как спускался по лестнице, как сел в машину, ехал по призрачному, ночному Петербургу, как добрался до своей квартиры… Глаза Анны стояли перед ним, как звезды небес обетованных!

Я пропал! – подумал он, проваливаясь в вязкий, тяжелый сон. – Это безумие…

Анна Наумовна любовалась лилиями, которые благородно смотрелись в вазе из прозрачного стекла. Шкатулка ей тоже понравилась. Но брошь привела ее в восторг! Она едва сумела скрыть его. Мальчик сумел ей угодить! Кто бы мог подумать? Откуда у него это безупречное чувство меры, этот тонкий вкус, этот шарм? Неплохо…

Левитина немного знала о купеческом прошлом Салаховых. Собственно, Юрий сам рассказал ей кое-что. Он позвонил Анне Наумовне на работу, представился и заявил, что хочет пожертвовать денег на развитие русской национальной культуры. Дескать, это всегда было в традициях предпринимателей, – Мамонтов, Морозов, [19] Третьяковы, – кто не знает этих купеческих фамилий? Но все благодаря кому? Художникам, артистам, музыкантам! Кто знал бы о Надежде Филаретовне фон Мекк, [20] если бы не Чайковский?! Она ему давала только деньги, а он дал ей бессмертие!