Врата ночи - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 41

«До сих пор не могу объяснить, почему ты взял меня под защиту. Когда ты им ксиву показал, я подумал – такая же сволочь, как и остальные. Тоже сейчас начнет меня метелить…»

С Бархатом было трудно разговаривать. И Никита сначала не понимал почему.

Через три дня, садясь в машину, Колосов снова увидел его в Никитском переулке у бюро пропусков. Позже, когда об этом парне были наведены кое-какие справки (кстати, с его же добровольного согласия), Никита, помимо его имени, возраста и места рождения, узнал, что Бархат был женат, потом развелся, имеет маленького сына, машину «Ниву», косящую под джип, и занимается…

Нет, особого криминала за Бархатом никогда не водилось. Так, мелочовка – банальный крутеж, посредничество, мелкий игорный бизнес, мелкое мошенничество. Однако все равно мир, в котором вращался Бархат, и мир, к которому принадлежал Никита – «моя милиция меня бережет», – соприкасались лишь в одном месте – в следственном кабинете ИВС, когда один спрашивал, а другой либо отвечал, либо молчал вглухую. Но…

Что-то не так с этим парнем – Никита понял это, когда Бархат снова позвонил ему. Когда он увидел его лицо, его глаза…

Как становятся агентами, негласными сотрудниками? Да господи боже мой, Никита знал двадцать и восемь способов вербовки фигуранта, а вот с Бархатом…

Разговор там, в кабинете, был предельно откровенным. А потом Бархат попросил Колосова показать ему его личный «золотой значок» сотрудника уголовного розыска. Никита носил его на отвороте куртки – не видно, а душу греет и при случае легко можно продемонстрировать.

Значок этот был истинным, всеподавляющим, гипнотизирующим фетишем. Колосов понял это уже позже. Бархат смотрел на значок, смотрел… Никита понял, что именно не так с Бархатом. И почему им так не просто, а порой и откровенно неловко общаться на той волне, на которой общаются обычные, нормальные здоровые молодые мужики.

Но Бархат сам предложил: я хочу на вас работать. Точнее, «на тебя, Никита. Лично для тебя, потому что…»

Нет, дело было совсем не в долге чести и не в благодарности за спасение. Просто Бархату, грубо говоря, «нравились» военные. То есть люди в форме. Мундир, помноженный на физическую силу его обладателя, на крепость молодых мускулов, энергию, решительность, жестокость и все прочие чисто мужские качества, приводил его в состояние душевного трепета. Сводил его с ума.

Бархат был из тех, кто время от времени дает объявление в газете «Из рук в руки»: «Молодой человек ищет друга. Желательно офицера. Рядовому и сержантскому составу просьба не беспокоиться».

Ну, таким уж его бог создал…

А Колосов… О, Никита поначалу подумал: на фиг, на фиг – работать с таким. Вербовать такого… ОЙ-ЙО!!

Но у Бархата имелось пять бесценных личных качеств: умен, отважен, добр (несмотря на то что порой промышлял мелким мошенничеством), решителен, и он готов был разбиться, расплющиться в лепешку ради человека, к которому его тянуло…

Колосов не вдавался, что Бархата тянет к нему… Бархат стал негласным сотрудником. Об остальном же они никогда не говорили.

Правда, однажды Никита рассказал о нем Кате. Только с ней он мог говорить, правда, не называя никаких имен. Не просил совета, просто излагал ситуацию. Она выслушала внимательно, подумала и ответила: «Да, это вам не Жан Жене» [3]. А потом весьма сентиментально добавила, что окружающий нас мир гораздо более пестр, сложен и удивителен, чем это представляется в ведомственных инструкциях Министерства внутренних дел. И в этом мире хватает места для всех. И для таких, как Бархат.

Бархат с Колосовым не виделись более полугода. Для негласного не подворачивалось подходящей работы. И вот в связи с дракой в «Доме Скорпиона» она вроде появилась. Под утро Никита решил: да, так будет лучше всего. Вслед за подозреваемым из Катиного списка они навестят этот ночной уголок. Только Бархат мог получить исчерпывающую информацию и об этом «Скорпиончике», и о посещавшем его Анатолии Риверсе, и о погибшем Маслове.

Когда Никита пришел к такому выводу, на часах было 4.13.

Потом он уснул – из пушки не разбудишь. И не видел до 7.00 никаких снов.

Глава 22

4.13

На часах – 4.13. Это было единственное, что Мещерский помнил точно. Стояла глухая ночь. Но так лишь казалось из-за штор, закрывавших окно. За окном уже брезжил летний рассвет – узкая полоска зелени на черном востоке.

Телефон звонил, звонил. Но не было сил открыть глаза. Наконец Мещерский проснулся. Электронный будильник рядом с диваном показывал 4.13.

– Да! Алло!!

– Доброе утро.

Первое, о чем подумал Мещерский: телефон прослушивается. А значит, задача номер один как можно дольше удержать ЕГО, чтобы колосовские коллеги смогли установить номер. Но можно ли установить номер, с которого звонят в 4.13 утра?!

– Какого черта? Что еще нужно? – грубо и хрипло спросил он.

– Мне? Ничего. Вот только хотел сказать: я ждал ровно десять минут. Никто за мной не приехал.

– А меня доносить не учили. Даже на такого подонка, как ты.

– Ну почему ты меня оскорбляешь?

– Потому что кассетку твою видел, представляю, что ты с людьми творишь!

– А может, хочешь увидеть еще одну?

Вопрос был задан так, что Мещерский подавился очередной гневной тирадой. Испугался. Не голоса, нет, не тона, не смысла фразы, не таившейся угрозы, а…

– Может, встретимся – поговорим? – тихо спросил голос.

– А зачем мне с тобой встречаться? О чем говорить?

– Ну, это пока мне решать. Не тебе. А о чем говорить… Разные бывают темы. Например, у меня сейчас в руке ножницы – маленькие такие, маникюрные… На левую руку свою смотрю – ножницы острые. Кожу сейчас у большого пальца надрежу, как ткань. Ты ведь остро чувствуешь чужую боль. Как барометр. А мою?

Мещерский почувствовал только тошноту. И одновременно злость: «Наутилус» второй номер, – подумал он с бешенством. – «Я закрылся в подвале и резал ремни…»

– Брось ножницы.

Ему показалось – или в трубке действительно что-то звякнуло?

– Бросил. Как скажешь.

– Где встречаемся? Во сколько?

– Сегодня. Вечером. В то же время, что я и звоню.

– Где?

– А ты сам не догадываешься? – усмехнулись в трубку.

– Где? Я от тебя хочу услышать.

– Там же, где мы впервые узнали кое-что друг о друге. И лучше приходи один… Мне, лично мне никто там больше не нужен, кроме тебя.

Гудки. Мещерский встал с дивана. Нашарил сигареты. Глянул на часы. 4.16 – боже, прошло всего три минуты! Установили они номер?! Если да, то рапорт об этом ляжет на стол Колосову в девять. Значит, к этому часу нужно ехать на Никитский. Остальное решать не Мещерскому…

И тут его словно током стукнуло: встреча-то назначена на сегодня в институте, быть может, в музее! А без предварительного разрешения и заказанных заранее пропусков сотрудников розыска туда просто не пустят. Он, Мещерский, пройдет – Белкин сделал ему постоянный пропуск в музей на месяц. А сотрудникам милиции сначала придется затевать долгую бюрократическую волокиту: созваниваться с руководством института, с охраной, а это означает нежелательную огласку.

Он не знал, что делать. Мысль была одна: в девять приеду на Никитский. Никита что-нибудь да придумает! А может, они установили номер, по номеру – адрес и уже туда выехали…

Господи, ну почему ты так уверен, что встретишься с ним сегодня лицом к лицу? Ну, он же сам сказал… Черт, почему ты веришь его словам? Как ты смеешь верить ему?!

А еще Сергей подумал: если ОН поранил себе ножницами руку, его можно будет опознать по порезу. Но для чего он носит с собой маникюрные ножницы? Для чего он берет их в руки в 4.13 утра?!