Врата ночи - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 58

Они с Белкиным стояли возле стенда одни. «Референт» остался на банкетке, казалось, он потерял к разговору всякий интерес.

– Что это? – тихо спросил Колосов. Перед ним на стенде было множество пирамидок и столбиков из темного камня, точно таких же, как и изъятый вещдок.

– Это каменные печати, Никита Михайлович. Шумерские, ассирийские. Эти вот из Вавилона, эти из Ашшура, Ниневии, из Ура – древнейшие и ценнейшие. Найдены при археологических раскопках в разные периоды на территории современного Ирака и Сирии. Один из самых часто встречающихся наряду с нововавилонской нумизматикой артефактов ассиро-шумерской материальной культуры. Использовались в древности в качестве личных печатей владельцев. Они ведь писали на глиняных табличках. – Белкин улыбнулся, словно говорил о ком-то из своих близких знакомых. – А в качестве своей личной подписи прикладывали такую вот печать. Видите отверстие? – он указал на просверленную дыру. – Это для шнурка. Они носили печати на поясе или на груди, как медальон.

– Древние? Ничего себе медальон! Увесистая болванка, – Колосов смотрел на печать. – Убить такой гирькой можно.

– И это тоже случалось. Во время дворцового мятежа один из древних правителей Месопотамии был убит восставшей знатью этими вот, как вы выразились, «болванками». Использованными в роли кастетов. В его личные покои запрещено было входить с оружием, мечи сдавали дворцовой страже. Но на печати запрет не распространялся.

– Использовали в роли кастетов? – Колосов поднял глаза на Белкина, а тот смотрел на стенд. – Неужели, Валентин Александрович?

Воцарилась звенящая пауза.

Он слышал дыхание собеседника. А затем тот резко, громко сломал это молчание – как печать.

– Да, эти предметы использовались не только как идентификаторы подписи или как оружие. Но и как амулеты, обереги, личные талисманы. Это была вещь, с которой человек с берегов Тигра и Евфрата практически не расставался на всем протяжении жизни, ну как мы с паспортом. И в этой связи чрезвычайно интересны рисунки, вырезанные на печатях. – Белкин отключил сигнализацию, открыл стенд, положил вещдок на черный бархат рядом с другими. – Замечаете сходство? Среднеассирийский период. Расцвет глиптики в ассиро-вавилонском искусстве. Глиптика – это резьба на печатях. На основании, вдавливаемом в мятую глину, в глубоком рельефе вырезалось изображение – отдельная фигурка или какая-то сценка, которую владелец печати избирал своей подписью, если хотите, своим личным девизом.

– И какой же личный девиз изображен здесь? – Колосов указал на вещдок.

– ШЕДУ, – ответил Белкин. – Тот, кто около двух с половиной тысяч лет назад заказал резчику по камню эту печать, выбрал для себя символ ШЕДУ.

– Вы хотите сказать, этой штуке две с половиной тысячи лет?! – Никита не верил ушам своим.

– Я отнес бы ее, как и вот эти, к временам ассирийского царя Тиглатпаллассара III, это примерно конец восьмого века до нашей эры. И это не слишком древний артефакт для культуры Междуречья. – Белкин улыбнулся.

– ШЕДУ – это что еще такое?

– Крохотная копия большого оригинала. Оглянитесь. Он позади вас.

Колосов оглянулся. Пятиногий крылатый человек-бык, украшенный царской тиарой, взирающий с высоты с холодной каменной усмешкой.

– Этот крылатый изображен вот здесь? – Никита перевел взгляд на крошечную печать и… Черточки рельефа сливались в…

– Черт, а действительно, пять ног, и крылышки, как у ангелочка, а это вот голова… Но все так схематично. Я подумал, что это просто какие-то насечки, а тут и точно контуры фигурки просматриваются. Ну и глаз у вас, Валентин Александрович.

– Пристрелянный. – Белкин хмыкнул. – Как у снайпера.

– А вам ведь сначала показалось, что это экспонат из вашего музея. – Колосов тоже хмыкнул. – О пропаже, наверное, подумали. Хотя невозможно даже предположить, что из этих стен, – он покосился на «референта», – что-то может исчезнуть без ведома сотрудников. И еще я заметил, что вас абсолютно не удивил тот факт, что мы нашли эту вещь на месте убийства возле тела Алагирова. Другой бы человек вашей ученой профессии всполошился: как попал древнейший артефакт на место преступления? А вы… Вас ведь это не удивляет, правда, Валентин Александрович?

– Нет, меня это не удивляет.

– Интересно почему?

– Потому что я уже видел этот предмет раньше. И неоднократно.

– У кого вы видели этот предмет?

Колосову показалось, что Белкин медлит с ответом намеренно.

– У самого Абдуллы, – сказал он наконец. – Он не расставался с этой вещью. Носил как брелок. Но это был не обычный брелок, это был для него подлинный талисман.

– Предмет, которому более двадцати семи веков? Шутите, Валентин Александрович?

– Нет, не шучу. Эту вещь Алагиров получил по наследству от родного деда. А насчет стоимости артефакта… Заверяю, она, несмотря на возраст, не так уж и высока. Элементы глиптики среднеассирийского периода не относятся к особо ценным, редким коллекционным экспонатам. Может, потому, что земля Ирака щедро дарит их до сих пор даже археологам-дилетантам. В Багдаде, я сам видел, в антикварных лавках такие вещи можно купить свободно. И цена колеблется от сотни до нескольких сотен долларов. Так что… А Абдулла, повторяю, получил печать в наследство от деда. Во время Первой мировой тот служил переводчиком при штабе корпуса, подчинявшегося наместнику Кавказа и расквартированному в Северной Персии. А затем вместе с казачьей сотней Уманского полка был послан в военную экспедицию на соединение к англичанам из Ирана в Ирак.

– Я кое-что слыхал об этом беспримерном походе.

– От Астраханова? – Белкин прищурился. – О, конечно, понимаю. Прадед Астраханова возглавлял эту экспедицию. А дед Абдуллы был переводчиком. Маршрут их пролегал по одному из отрезков берегов притока Тигра – реки Диалы. Через десяток лет, уже после войны, это место стало районом крупнейших археологических исследований. Там, в районе Хараджа, американская научная экспедиция отыскала развалины храма бога Луны. Там был найден общинный храмовый архив, монеты, керамика, а также множество таких вот печатей. Раскопки там ведутся до сих пор. Я сам работал на них два года назад, пока в Ираке не возобновились военные действия. А в начале века, когда в 1915 году в Междуречье пробиралась наша казачья сотня, археологией, конечно, никакой еще и не пахло. Но пиратские раскопки уже производились повсеместно. Местные жители искали, как и везде в мире, золото, древние украшения, монеты. А находили глиняные таблички, такие вот печати. Продавали их за бесценок европейцам – там же в те времена были расквартированы британские войска. Дед Алагирова мог купить эту вещь у какого-нибудь араба, промышлявшего грабежом древних захоронений.

Потом как память о походе печать хранилась в семье. Когда несколько месяцев назад, в феврале, Алагиров показал ее мне, я сказал ему примерно то же, что и вам, насчет ее возраста и символа, на ней изображенного. Кстати, со знаком ШЕДУ у древних жителей Междуречья связаны весьма любопытные верования.

– Какие же? – Никита смотрел на статую у входа. Крылатый, пятиногий, с телом быка и лицом человека. Злобная, наглая, надменная тварь.

– Для чего ему крылья? – спросил он вдруг Белкина. Тот тоже оглянулся на статую.

– Странный вопрос. Обычно спрашивают: почему у этого существа пять ног? ШЕДУ – страж, хранитель царских дворцов, резиденций, военных крепостей. Считалось, что враг не сможет взять цитадель и как-то повредить царю, если того охраняет ШЕДУ. А крылья… черные каменные крылья – подарок этому существу от бога Нижнего Мира древних шумеров Нингиэзиде. ШЕДУ был иногда его посланником.

– Нижнего мира? Ада, что ли?

– Ну, если переводить все эти сказки на современный язык, пожалуй, что да. Хотя в ад в Древнем Междуречье верили смутно. Правда, иногда умели устроить этот самый ад на земле.

Колосов смотрел на Белкина. Ему казалось, тон его как-то меняется.

– Я вас перебил, Валентин Александрович, вы говорили, что со знаком ШЕДУ были связаны какие-то верования.