Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 36

– Пал Палыч, дорогой, у нее проникающее черепное ранение. Рубленая рана на затылке. Убийство это. И произошло оно, по словам эксперта, здесь, у вас, примерно около двух часов ночи. Ее ударили тяжелым предметом по голове. И слон ваш, хоть он и порядочный злодей, тут ни при чем. – Колосов оглянулся на слоновник. – Так вот, в вашем хозяйстве шанцевый инвентарь имеется? Где он хранится? Нам нужно все осмотреть.

– Конечно… на пожарном щите лопаты, потом в хозблоке… Нельзя же без инвентаря – клетки чистить, убирать…

На территории шапито начался импровизированный «досмотр». Колосов и следователь прокуратуры это особенно подчеркивали, чтобы не пугать труппу – не обыск, граждане, успокойтесь, обычный досмотр. Искали орудие преступления и… «Обращайте внимание на все, что вам покажется подозрительным, – инструктировал сотрудников розыска следователь. – Убийца не по воздуху летал. И хоть и дождь был сильный, следы где-нибудь да и могли остаться. Особенно следы крови. Ведь мы даже точно пока не установили, где Петрова была убита и откуда был перетащен ее труп в слоновник».

«Черта с два ты теперь это установишь», – безнадежно подумал Колосов, но спорить с гениальной прокуратурой не стал. Сам он занялся опросом очевидцев, выясняя, что происходило в цирке накануне убийства и кто вечером, по возможности последним, видел Ирину Петрову. Воробьев рассказал о возобновлении программы, Баграт Геворкян (Никита лишь теперь тяжело глянул на этого «мужа», беседа с которым теперь должна была строиться бог знает в каком русле) сообщил, что видел вместе с Липским Петрову возле фургона с леопардами – она заканчивала уборку клеток: «Это было около одиннадцати, начала двенадцатого». Генрих Кох повторил, что утром около пяти, готовясь к кормлению животных, искал Ирину. Заглядывал к ней в вагончик, но там никого не оказалось.

– Гошка сказал, что она не ночевала, – заметил он.

– Это кто такой? – уточнил Колосов.

– Брат младший Романа Дыховичного, Игорь. Ему шестнадцати еще нет. Он иногда у Петровой ночевал на раскладушке. Ну, когда Ромка напьется и пойдет куролесить, с ним под одной крышей трудно находиться. Ира жалела парня, Гошка у нее хоть спал немного, без этой пьяной карусели.

Кох рассказывал все это тихо, скорбно. Колосов отметил, что внешне Кох выглядел опечаленным и мрачным.

– Валентин тоже потом ее искал, – добавил он. – На меня еще собак спустил, что уборщица опаздывает.

– Насколько я заметил, Разгуляев прибыл сюда позже всех на мотоцикле, – заметил Колосов.

– Он в пять утра, как и я, поднимается. А потом едет на Клязьму – тут же рукой подать до реки. В любую погоду купается, даже осенью. Это он с Клязьмы, наверное, возвращался.

– Никита Михайлович, подите сюда! – крикнул вдруг один из сыщиков. – Там, на грунте у фургона, вроде бы пятна бурого цвета. Я следователю показал, он велел пробу грунта для экспертизы взять.

– Бурого, говоришь? Где? – Колосов проследил, куда указал коллега: автофургон с надписью: «Осторожно, хищники! Опасно для жизни!» Боже, только этого нам еще не хватало!

Пятна подозрительного вида на грунте действительно имелись: над дверями и ступеньками фургона был навес, поэтому грунт у ступенек и сами ступеньки на ощупь оказались относительно сухи. Криминалист взял пробу грунта и соскоб краски со ступенек. Биотест показал однозначно: кровь.

– Надо осмотреть это помещение. Немедленно, – Колосов объявил это администратору тоном, не терпящим возражений.

Тот позвал Разгуляева и Коха. Дрессировщик открыл автофургон. С тех пор, как в убитой опознали Петрову, Разгуляев сильно изменился – лицо его потемнело, осунулось.

– А что вы собираетесь здесь искать? – спросил он.

– Это уже наше дело, простите, – отрезал Колосов.

– И даже в клетках у львов? – громко осведомился Кох.

Они вошли в фургон. Всего там было семь клеток. Одна, крайняя, служившая, видимо, запасной, пустовала. В остальных, завидя людей, метались, рычали, бесновались огромные гривастые львы. Подобных злобных сволочей Никита ни разу в жизни не видел! Прутья в клетках были толстые, но, как на грех, редкие. И то и дело на волю высовывалась когтистая лапа, пытавшаяся зацепить зазевавшегося криминалиста или сыщика. У львов был такой вид, словно их год не кормили. И после бешеного слона это дьявольское сафари вообще уже было как-то чересчур.

– Да что у вас с ними такое творится? – спросил Колосов Разгуляева – тот вел их мимо клеток. Сам он шел спокойно, но осторожно, изредка бросая то одному, то другому зверюге: «Умолкни! Раджа, хватит, я сказал! Не шуми! Тихо!»

– Видимо, загул, – нехотя ответил он. – Ничего нельзя поделать, когда-нибудь это случается с каждым львиным аттракционом.

– Будьте добры, поясните, – сдерживая раздражение, попросил Колосов, наблюдая, как их опергруппа рассредотачивается по львиному фургону – к клеткам никто и близко не подходил, зато старательно осматривали все пустые углы.

– Насколько мне известно, такое состояние бывает только у львов, у самцов с достижением определенного возраста. Высокое содержание полового гормона в крови, в этом, наверное, все дело. Они сходят с ума. – Разгуляев как-то странно глянул на Колосова, и тот впервые с момента их знакомства заметил, что глаза у этого человека не серо-стальные, как показалось сначала, а синие, как августовское небо. – Становятся сексуально озабоченными, агрессивными, выходят из повиновения. Сначала это можно и не заметить. И вдруг они отказываются идти по вашей команде на трюк и бросаются на вас или друг на друга. – Он наклонился, вытащил из специального ящика для реквизита короткую полированную палку и дотронулся ею до прутьев ближайшей клетки. Бац! Удар львиной лапой едва не вышиб палку из рук. Лев ощетинился и заревел так яростно, что молодому стрельненскому криминалисту стало дурно, и он вынужден был на минуту выйти на воздух. – Раджа испытывает сейчас танталовы муки. – Разгуляев без улыбки кивнул на льва. – Мы ему не нравимся, а он не в силах до нас добраться.

– Лев напал на вашего помощника, на Коха, я слышал. – Колосов вспомнил, что ему говорили об этом инциденте и даже о применении оружия. – Его пристрелить надо, он опасен.

– Мы хотели перевести его в другую клетку, а он каким-то чудом сумел отодвинуть «шибр» – это у нас такая специальная перегородка. Схватил Генку и пытался затащить его в клетку. Он уже пытался подобное проделывать, но… В общем, с этого момента я понял, что пришло время расстаться с номером. Львов мы пристраиваем по зоопаркам. Они у меня были девять лет, и это все, что я теперь для них могу сделать. А стрелять… Вы бы могли прикончить такого вот красавца? И вообще, стрелять – это как-то не в моих правилах.

Разгуляев говорил, а лев хищно принюхивался, а потом снова заревел как ненормальный. Колосову было даже как-то дико (это самое сорное словечко снова бы вырвалось у Кати, доведись ей тут присутствовать): у него свежий труп, новое убийство, ни одной версии, ни одной идеи для плана поисковых мероприятий – а он стоит и слушает байки про загул у львов!

– На грунте перед вашим фургоном обнаружены следы крови, – сказал он холодно.

Разгуляев нахмурился.

– Кровь? – это переспросил Кох. Оказывается, он давно уже торчал рядом. – Но мы же кормим животных. Я сколько раз тележку с мясом по рельсам вкатываю. У меня куски не раз тут падали. Мясо же с кровью!

Колосов кивнул: ладно, парень, никто с тобой не спорит. Кормите вы своих людоедов. Только не нужно так суетиться и оправдываться.

– Это чей вагончик? – спросил он, указывая на бытовку, примыкающую к львятнику.

– Мой, – ответил Разгуляев, – это моя гардеробная.

– Мы будем вынуждены осмотреть вашу гардеробную. Ваше, Генрих, жилище тоже.

– Валяйте, – Разгуляев пожал плечами. – Гена, отдай им ключи от своего вагончика, мой не заперт.

– Пройдемте с нами, – предложил Колосов.

– Да что – идите, смотрите, а мне надо животных успокоить. – Разгуляев повернулся к начальнику отдела убийств спиной. «Наглец ты, красавец», – Колосов не прощал, когда с ним обращались вот так, пусть даже цирковые знаменитости.