Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 62

– Ну а я-то тут при чем? – Удойко откинулся на спинку стула.

– А вот ты-то тут при чем, позволь решить уголовному розыску.

– Вы что, меня подозреваете, что ли? Меня? – взревел Удойко.

– Не ори, здесь люди не глухие. Отвечай на мои вопросы правду. Встряхни мозги свои, думай и отвечай. Когда ты видел Красильникову в последний раз?

– Недели три тому назад, может, месяц. Она к Пашке ходила, он с нее агрегат клепал.

– Статую?

– Угу. Если это так можно назвать.

– А с Берестовой при каких обстоятельствах вы расстались?

– Да ни при каких! Она просто не пришла, и все. Где я ее искать-то буду, лимитчицу?!

– А у «Макдоналдса»?

– Слушай, майор, ты ж не глупец, я по глазам твоим вижу. Ну не убивал я ее, пойми! Да на кой черт она мне сдалась? Я вообще за всю жизнь руки не поднял ни на кого!

– А куры не в счет? – спросил Колосов.

– Ой… твою мать! – взбеленился Удойко. – Я – художник. От слова «худо» или нет – не вам судить. Я пользуюсь таким материалом, мне это необходимо!

– Но им же больно, Вова. – Голос Никиты был мягким, ласковым.

– Кому?!

– Птичкам. Ты ж их живых на Птичьем рынке покупаешь. Орут ведь от боли небось, когда ты им голову скручиваешь.

– Но мне кровь нужна! – заорал и Удойко и сверкнул глазами, подобно грозному графу Дракуле. – Ты из «Гринписа», что ли? Или у Дроздова в «Мире животных» подрабатываешь? Я – художник и имею право на то самовыражение, которое мне необходимо!

– Так как же насчет Берестовой? – напомнил Никита, выпуская дым колечками.

– Что как? Я ж тебе русским языком говорю – она не пришла. Пропала, испарилась!

– Испарилась после чего?

Убойко открыл было рот, чтобы снова что-то крикнуть, но вдруг закусил губу и отвернулся.

– Просто не пришла. Если тебе так надо, можешь записать в своем протоколе, что я ее разочаровал.

– А я не пишу протокола, Вова, – задушевно сказал Никита. – Это приватная беседа.

Удойко еле сдержался.

– Я ничего больше не знаю, – процедил он. – Это все. Дальше я желаю говорить только в присутствии своего адвоката.

Колосов кивнул. Достал из ящика пропуск, отметил, чтобы Удойко пропустили на выходе из главка.

– Адвокат тебе, мил человек, видимо, понадобится. И скорее, чем ты думаешь. Ну а пока не буду вас удерживать.

Вова-Удовлетворитель поднялся. Хмель его почти весь выветрился.

– Ладно, поговорили. Ты, майор, того, сердца не держи… Я правда ничего не знаю про них. – Он забрал пропуск.

– Если вы потребуетесь, мы вас снова вызовем. Так что съезжать из общежития не советую.

Едва за Удовлетворителем закрылась дверь, Колосов быстренько набрал номер внутреннего телефона.

Удойко пулей вылетел из этого столь негостеприимного, как ему показалось, учреждения, рывком застегнул «молнию» на куртке и рысцой затрусил вверх по Большой Никитской. Он не заметил, что его уже сопровождали «люди в сером».

Никита посидел несколько минут в тишине, затем выдвинул ящик стола и достал оттуда диктофон. Перемотал пленку, прослушал всю запись снова. Эх, чтоб тебя – пятница, 13-е! Ни тебе полезной информации, ни счастья в жизни.

Ему неожиданно вспомнилась Катя, такая, какой она обычно приходила к нему в кабинет, – лучащаяся любопытством, энергией и лукавством. Выходит, и там друг дома уже завелся и даже гири свои приткнуть успел. Застолбил, значит… Эх ты… Однако далее развивать эти невеселые мысли было уже некогда. Часы показывали без десяти двенадцать. Ровно в полдень у шефа, вернувшегося с коллегии в министерстве, было назначено совещание, на которое приглашались начальники всех служб и отделов. Ничего не попишешь – пятница, 13-е, шеф умел выбирать время для снятия стружки с подчиненных.

Сразу после совещания, даже не пообедав, Никита, разгоряченный и вдохновленный словесными баталиями, разыгравшимися в просторном начальственном кабинете, с горя решил лично ехать на Кузнецкий – налаживать контакт с хозяином магазина мод. Предварительное знакомство с этим весьма занятным субъектом было просто необходимо для всего дальнейшего хода дела.

На то, что 13-го числа ему хоть в чем-то повезет, он даже и не надеялся, но не сидеть же сложа руки! «Руководитель должен являться постоянным примером для своих подчиненных! – вспоминался ему главный постулат речи шефа. – Личный пример не только организатора, но и профессионала крайне важен. Помните, на вас смотрит молодежь!»

Колосов выдал несколько звонков в районы, довел мнение высокого и наивысочайшего начальства до сведения своих коллег с «земли», выслушал их весьма язвительные комментарии по поводу того, что они думают и чувствуют на этот счет, и с тяжелым сердцем отправился подавать личный пример подчиненным.

Он еще не забыл, как это делается, ибо, перед тем как стать начальником отдела по раскрытию убийств в областном главке, он десять лет отпахал простым опером. И это было не самое худшее время в его жизни.

И вот они сидели за овальным полированным столом в «творческой» – так называлась комната в подсобке магазина, переоборудованная Берберовым под собственный кабинет. Однако, на взгляд Никиты, все здесь располагало отнюдь не к творческому, а, наоборот, весьма праздному образу жизни: пасторальные пейзажи на стенах, черный подвесной потолок, светильник в форме шара, шелковые желтые абажуры во всех углах. И даже это красное бархатное кресло с резными ножками, в котором томно раскинулся Берберов, и белый кожаный диван с металлическими заклепками, приютивший Никиту, даже они не смогли б вдохновить его, будь он волей судьбы не сыщиком, а модельным портным, на пошив верхнего платья для лиц преклонного и весьма преклонного возраста.

И только парадный портрет королевы Елизаветы II над столом навевал кое-какие нужные мысли. Но они были слишком романтичны и мимолетны.

В магазине, пока Колосов предъявлял удостоверение сотрудника милиции, ожидал Берберова, царило суетливо-рассеянное оживление. «Желтые водолазки» – менеджер и продавцы – так и порхали, словно бабочки, по торговому залу бесцельно и испуганно. Вежливые улыбки не сходили с их лиц, когда они обращались к Колосову. А он спиной чувствовал, что на него явно приходили смотреть.

Сначала две любопытные голенастые барышни в дезабилье из числа манекенщиц, затем пухлая коротышка в огненном парике, затем явно какая-то актриса-травести с хорошо поставленным голосом и развязными манерами, громко доказывавшая двум своим товаркам, что играть роль комической старухи даже на подиуме гораздо интереснее, чем роль Офелии в классически скучном спектакле.

– У вас сегодня показ мод? – спросил Никита менеджера, вспомнив Катин рассказ.

– Нет, показ будет только завтра. Но готовимся, – ответил тот, – коллекции Берберова известны в Европе. Почти каждый раз мы продаем несколько наших моделей. С нами сотрудничает целый ряд текстильных фирм. Наши лекала закупили дома модной одежды Германии, Швеции и Исландии.

Никита кивал, а сам краем глаза наблюдал – вот драпировка слева чуть отдернулась и в щелку кто-то пялится. Чувствовалось, что вторичный приход сотрудника розыска (в первый раз проводилось предъявление на опознание фотографий) основательно поколебал уклад жизни этого текстильно-тряпочного мирка, насквозь пропахшего приторными старушечьими духами.

Но вот наконец смотрины закончились. Берберов явился, и они уединились в «творческой». «Желтая водолазка» тут же внесла на подносе кофе и узкую бутылку «Метаксы» с наперсточными рюмками.

– Поймите меня правильно, Никита Михайлович, – проникновенно вещал Берберов. – Я понял, что дело серьезное, еще тогда, когда мои служащие передали мне, что милиция предъявляла им всем фотографии каких-то девушек. И я готов рассказать вам все, что мне известно. Светлана Красильникова работала у меня в качестве характерной модели с восьмого января по седьмое февраля сего года. Это все согласно нашим бухгалтерским документам. За это время участвовала в четырех показах. Когда она устраивалась, у нас была договоренность о пяти месяцах работы – до лета. Однако совершенно неожиданно она прервала с нами всякие контакты и даже не явилась в конце месяца за расчетом.