Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 92

Мещерский тащил Кравченко. Они выскочили на улицу. Данила – как был в костюме германца, только потерял свой шлем – запихивал Олли в джип, стоявший у подъезда. На ступеньках, на тротуаре было скользко от крови.

Джип рванулся с места. Мещерский и Кравченко, едва пришедший в себя после удара, бежали к «БМВ».

– Я водить не умею эту колымагу! Там электроника чертова! – кричал Мещерский. – Вадя, что делать?!

Кравченко сел за руль сам. У него все плыло перед глазами. Ну и удар! Как только шею не свернул! Не удивительно, что он их копьем пробивал насквозь. Навылет.

– Ничего, Сережа, от нас не уйдет. – Он отдышался и запустил мотор. – Они все свое получат. Все! Мальчишку жалко, он… А где девчонка! Она-то куда делась? Сбежала? Или он снова ее спас? Ведь он ее спас тогда, в первый раз, я только не знаю почему!

Джип гнал по Садовому кольцу на полной скорости. «БМВ» мчался следом. Ночь. Пустынное Садовое. Огни, огни, огни. Мокрый тротуар, зеркальное шоссе.

– Не уйдут, Сереж, никуда не денутся!

А в то время, как начиналась эта бешеная гонка, Катя и… Колосов подъезжали в Холодный переулок со стороны Нового Арбата.

Никита вернулся к себе в кабинет в половине одиннадцатого вечера. Где он только не был в этот долгий выходной: в прокуратуре, у шефа на ковре, потом рванул в «Ботанический Сад Души», потом к Берберову. Пустота поглощала все – все усилия. Он чувствовал это. Ничего. Почти никаких зацепок. Почти. Позвонил напоследок Кате и… его оглушило!

– Где же ты был, Никита? Я весь телефон тебе оборвала! Я… мы…

Он заехал за ней, и они помчались в Холодный переулок. На этот раз Колосов тоже рассчитывал только на себя. «Мужчины все одинаковы. Все без исключения. «Я – сам» – это у них в крови», – думала Катя. Она сходила с ума от беспокойства. Где Вадька и Сережа? Что у них там происходит?!

В Холодном переулке оглушительно трезвонила сорвавшаяся сигнализация на какой-то машине. Над двенадцатым домом поднимался столб дыма. По пустынной улице кто-то пробежал, отъехала машина, другая. Охранник соседнего офиса названивал «01». Пожарные прибыли через десять минут. Из брандспойта полилась пена – словно жидкая вата. Заработали насосы. Пожарные лезли по лестницам в окна. Пламя быстро сбили. Дом не сгорел.

Катя сидела в машине. Колосов сидел рядом, тяжело облокотившись на руль. Смотрел, как работают пожарные. Он чувствовал, что снова куда-то жестоко опоздал.

Данила гнал по Кольцу. Олли привалился к нему, кровь его залила весь салон. Но он был еще жив. Ресницы его трепетали. Они проскочили Зубовскую и теперь мчались к Парку культуры. Данила видел в зеркало – их быстро нагоняет синий «БМВ». СУКИ, ЗРИТЕЛИ, они и тут не хотят отстать!!! Они – НАБЛЮДАТЕЛИ, эти…!!! Он скрипел зубами, ругался, плакал.

Олли вздохнул, открыл глаза. Данила крутанул руль, притормозил на мгновение – тормоза завизжали. Олли приподнялся и тут же упал назад. Его взгляд застыл, голова запрокинулась, белокурые волосы, мокрые, слипшиеся, разметались по спинке сиденья. Он был весь красный от крови. Она вытекала из его тела, как песок из солнечных часов.

Данила нажал на педаль газа. Джип взревел. Впереди был Крымский мост. «БМВ» шел почти вплотную – пытался обогнать. Данила выжал из машины последнее. Оторвался.

Зрители. Наблюдатели Жизни. Эстеты. Гады!!! Будьте вы прокляты!! Он набрал в легкие побольше воздуха. НАТЕ ВАМ – НАБЛЮДАЙТЕ ЖИЗНЬ, НАБЛЮДАЙТЕ ЖИЗНЬ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ!!!

Джип резко подался вправо, Данила впился в руль, нога его словно приросла к педали газа. Джип на полной скорости сбил ограждение – толстую чугунную цепь, перевернулся и рухнул с моста в серую ночную реку.

Когда «БМВ» затормозил, они уже лежали на дне. Мертвый и тот, кто не хотел больше жить. Вдали, со стороны Октябрьской площади, донесся вой милицейской сирены. «БМВ» развернулся и на полной скорости погнал прочь – прочь от Крымского моста.

Глава 41

ЭПИЛОГ

Прошла неделя, снова наступила суббота. Кравченко и Мещерский сидели в гостях у Кати. В духовке на этот раз жарилась утка с яблоками. Кравченко поминутно бегал ее проверять. Мещерский, невыспавшийся и томный, скромно шинковал капусту для салата. Катя протирала бокалы – Вадька разорился на отличное вино.

– Нарезать компоненты для салата должен повар, а смешивать – художник, – молвил Мещерский назидательно, вооружился двумя пластмассовыми лопаточками и начал ворошить овощи.

– Компоненты, – ворчал Кравченко. – Словечко для химической реакции бромида с бензолом. Аппетит отобьешь, кулинар!

– Твой отбить трудновато, – заметила Катя и грустно улыбнулась. Она-то знала, что после той субботы у Вадьки действительно пропал аппетит. Но ненадолго – всего на двенадцать часов.

– Я сегодня намереваюсь угостить вас настоящим южноафриканским блюдом, – изрек Мещерский.

– Ой, лучше не надо. – Кравченко открыл холодильник и подозрительно оглядывал его содержимое. – Что, опять мороженые моллюски или сладкая картошка?

– Нет, это всего лишь луковый салат.

Катя сморщилась, попросила осторожно:

– Ну-ка, перечисли компоненты.

Мещерский простодушно перечислил:

– Репчатый лук, апельсин, маслины, соль, перец и подсолнечное масло.

– Адская смесь. – Кравченко поежился. – Давай лучше все по отдельности. Мне – маслины.

– А мне – апельсин, – застолбила Катя.

– А мне?

– А тебе луковку-цибулю, – ухмыльнулся Вадим. – Цибулю с салом схряпаешь, Князюшка, як хохол-хлибопашец, в одночасье Мазепу ругать перестанешь.

– Значит, не хотите африканской пищи? – уточнил Мещерский уныло.

– Не хотим!

– Темнота. Азия. Рас-сея. Только квас бы хлебать.

– Ты нам лучше странствующих муравьев в рассоле привези из своего Серенгети, – подобострастно предложил Кравченко. – Под нашу «Пшеничную» со слезой кисленькое в самый раз. За капустку сойдет.

Утка удалась на славу. Они сели за стол. Мещерский мастерски открыл бутылку. В бокалы полилось алое вино, пахнущее цветочным лугом, – калифорнийский «Мейсон».

– Ну, братва, за жизнь прекрасную и удивительную! – возгласил Кравченко. – За жизнь, за дружбу, за любовь!

Катя выпила до дна. Это был очень хороший тост.

Всю неделю они почти не говорили о том, что произошло. Все еще было слишком свежо в памяти. Катя трудилась над очередной статьей по результатам операции «Кража». В Подмосковье в преддверии летнего периода вылавливали всю шушеру – воров, карманников, мошенников, поездных шулеров, кидал и прочую мелочь.

В пятницу она была в гостях у Бена. У него родился мальчик, Нину забрали из роддома.

Катя знала, что Колосов с коллегами работают по операции «Костюмер». Чтобы закрыть дело и сдать его в архив, надо было оформить уйму бумаг.

Дом в Холодном переулке не сгорел. Пожарные потушили пламя вовремя. Пострадали только Зал Мистерий да комната на втором этаже, расположенная прямо над ним, – там висел портрет Уайльда, он сгорел, от него остались только кусок рамы да серебряная табличка. Все остальное уцелело.

Из зрителей «Саломеи» не пострадал никто. Даже припадочного шведа вытащили и отлили водой. А вот актеры сгинули все: Иродиада тоже не спаслась – задохнулась в дыму, пытаясь освободить Верховцева из-под горящих обломков.

В доме провели обыск и помимо обугленных трупов нашли костюмы, театральный реквизит, грим (его тут же отправили на химическое исследование) и еще много всего. Например, несколько подлинных писем Оскара Уайльда, фотографии Альфреда Дугласа и Сары Бернар с автографами. Знающие люди из Литературного музея (Колосов поспешил обратиться туда за консультацией) утверждали, что для коллекционеров эти вещи представляют очень большую ценность.

Спасли и акварельный рисунок Анджелико Гиберти. На «Лорда Дугласа в роли Саломеи» заявили претензии сразу несколько музеев.