Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 93
Прокуратура обращалась в посольства – требовалось допрашивать иностранных граждан, спешивших унести из Москвы ноги. А Колосов искал дополнительных свидетелей в клубе Арсеньева и самую главную свидетельницу, ту блондинку – Саломею, которая так странно пропала посреди спектакля.
– Не нашел он ее еще? – осведомился Кравченко.
– Нет. Но найдет. Это будьте покойны. – Катя нацеливалась на утиное крылышко – оно поджарилось до хрустящей корочки. – Никита рано или поздно все равно ее отыщет. Он мальчик упорный.
Кравченко подмигнул Мещерскому.
– Слыхал? Прогресс! Как она его припечатала – ма-альчик. Пацан, в общем, зеленый. Молокосос. Да против нас с тобой…
– Ты от него ушел недалеко, – заверила его Катя. – Шага на полтора всего, может, на два.
– А чего ее, собственно, искать теперь? – спросил Мещерский.
– Для порядка. Допросить надо. И вообще – надо же узнать, как ее туда завлекли, что обещали.
– Это уже не важно. Прошлогодний снег.
– А что меня интересует, други, – сказал Кравченко, – так только две вещи: почему этот мальчишка ее спас дважды? И почему убийца Данила, верный пес Верховцева, ни с того ни с сего вдруг всадил ему нож в живот?
– Наверное, они с тем парнем были близкие друзья, – предположила Катя. – Он в реку-то случайно свалился, а?
Мещерский и Кравченко переглянулись.
– Наверное, может быть, – молвил Вадька. – А может, и нет, ничто вроде не предвещало. Колосов не раскопал, как звали мальчишку?
Катя достала из вазы яблоко.
– Там паспорта нашли в сейфе, – сказала она. – Он какой-то прибалт. Ольгерд, кажется, а фамилия – не выговоришь. Там и еще одну штуку нашли – пистолет с глушителем. Из него-то и застрелили Арсеньева, экспертиза показала. Колосов убежден, что убил его не Данила, а сам Верховцев. И вот еще что: старшего брата его убили в подъезде точно так же – тоже пистолет был с глушителем и выстрел сделали контрольный. Хотя марки оружия не совпадают, по почерку ясно – это тоже его работа. А пистолет у него мог быть другой, сейчас этого добра… Там ведь наследство стояло грандиозное на кону.
– Да, он был малый богатый, – раздумчиво молвил Мещерский.
– И денежки тратил с фантазией, сукин сын! – Кравченко промокнул губы и отложил салфетку. – Эстет! Зараза такая. Оскара Уайльда еще на стенку повесил!
– Неужели игра чьего-то воображения так может повлиять на кого-то, что он решится на убийство? – спросил Мещерский.
– Может. – Катя вздохнула. – Нерон, например, до такой степени увлекался мифами, что в один прекрасный день решил показать себе и римскому народу живую картинку. Обрядили раба в костюм Икара с крыльями и сбросили его со специально построенной посреди цирка башни. Император хотел понаблюдать – не взлетит ли новый Икар к солнцу, а тот рухнул камнем, только кровь брызнула на тогу триумфатора.
– Ну, сравнила! Верховцев – Нерон. Кишка тонка у Игорька. – Кравченко презрительно хмыкнул.
– А наш областной серийный гад – Ряховский, тот, на ком восемнадцать трупов, – не сдавалась Катя. – Он насмотрелся «Молчания ягнят». У него Ганнибал Лектер – любимый персонаж был.
– Верховцев – не Ряховский, не Нерон, Катенька, – заметил Мещерский. – Ни тот, ни другой. Нечто третье. Но все равно безумец он. Безумец. Как ты сказала тогда – как сломанное дерево он? Мозги он сломал на чем-то.
– На Оскаре Уайльде, – подсказал Вадим хмуро.
– Каждый берет из творчества писателя только то, что он хочет взять, – молвила Катя грустно. – И с этим уже ничего не поделаешь. Каждому – свое.
Пир закончился. Они пили кофе. Кравченко достал сигарету, поглядел на нее и… сломал пополам.
– Баста. Нервишки подкрепили. Теперь вновь о здоровье похлопочем, ребята. – Он крутанулся в кресле. – А махнем-ка завтра на природу? Куда-нибудь в сосновый борок. Вон к Лешке Горбушкину в гости завалимся. Они с женой всю зиму на даче кукуют.
– Я хоть сейчас готов. – Мещерский вздохнул. – Надоела мне ваша Москва! А ты, Катюш?
Катя посидела, помолчала, посмотрела на них, на письменный стол в углу. Она и рада бы поехать к Горбушкину – он такой забавный! По образованию – орнитолог, по призванию – художник. На его даче полно птиц, которых он выхаживает, изучает, рисует. Но…
– Нет, я завтра хочу немножечко поработать. Есть кой-какие мысли. Наконец-то. За машинку надо сесть и…
– Да ты на работе из-за нее не встаешь! – хором возразили приятели.
– Нет. – Она взглянула на Бонапарта в деревянной рамочке, улыбавшегося из-за стекла книжного шкафа. – Надо… То на работе, а это – так. Просто так. Надо же когда-нибудь начинать делать то, что тебе хочется. Так почему же не в это воскресенье?