Яма - Берт Гай. Страница 15

Над их головами, под потолком, неподвижно зияло пустое лицо двери — крепко запертой и забытой.

И я подумала: почему бы не попробовать... просто чтобы узнать, как это — быть его девушкой. Да, я нервничала; я считала, что с ним будет интересно встречаться, но он казался мне немного опасным. Я была как та девушка из фильма шестидесятых годов, которая влюбилась в бунтаря-старшеклассника и обнаружила, что он намного глубже, чем ее напыщенные друзья. Это было... не могу найти подходящего слова. Возбуждающе, наверное. Раньше со мной никогда такого не случалось. Меня закружило, прежде чем я успела осознать, что делаю, и от этого было еще приятнее, ведь я понимала, что происходит, но не прекратила это. Я вела непрерывную психологическую игру: пыталась выяснить как можно больше об этом странном персонаже, фактическом лидере нашего окружения.

Он... не знаю, как на первых порах, но спустя какое-то время я открыла в нем одну странную черту, отчего все стало еще более отчетливым. Когда другие его не слушали, он говорил такие вещи... странные вещи. И иногда он просто... застывал. Бросал любые дела и замирал на месте ненадолго. Бывало, всего на полсекунды, но если присмотреться, это все равно было заметно; иногда чуть дольше. Будто что-то привлекло его внимание. Будто он увидел что-то внутренним зрением. Наверное, именно тогда он и придумывал свои розыгрыши...

В свадебном торте главное — украшение, понимаете, о чем я? Именно детали, дополнительные штрихи делали Мартина исключительным персонажем, не таким, как другие. Таким он и был, об этом следует сказать с самого начала: персонажем, а не реальным человеком. Чтобы понять человека, сначала знакомишься с ним и лишь потом проникаешь в его сущность. Но о персонажах знаешь лишь понаслышке; со слов других людей, которые говорят: «О да, я знаю то-то и то-то». С ними не надо даже знакомиться. Как с героями газетной хроники...

Все мои знакомые были за меня рады, и мне было приятно. Ведь я была новенькой в этой компании.

Так что пару раз мы ходили на свидания, как все обычные парочки.

Вечер медленно таял; обитатели Ямы сидели и смотрели на стены, на пол, на свои ступни и вещи, лишь бы не встречаться друг с другом взглядом. Подвал пропитался недобрым напряжением. В центре квадратного пола лежала горка еды: скудный запас жестянок и пакетов, блекло очерченный собственными тенями.

— Мы могли бы позвать на помощь, — наконец не выдержала Алекс. Майк мельком взглянул на нее: слава богу, хоть кто-то заговорил. — Можем крикнуть все вместе. Может, нас кто-нибудь услышит.

Они задумались.

— Стоит попробовать, — сказала Фрэнки. — Давайте, кричим на счет три. Раз, два, три...

Они закричали. По крайней мере трое из них: Джефф и Лиз так и остались сидеть, не двигаясь и не присоединяясь к остальным.

— Давайте же, — раздраженно произнесла Алекс. — Если постараться, может, и получиться.

— Сама старайся, — огрызнулся Джефф. — Мы же в подземелье, не видишь? Кто нас, по-твоему, услышит?

— Здесь могут быть садовники; или вдруг кто-нибудь пройдет мимо? — ответила Фрэнки.

Джефф вздохнул.

— Ладно. Кричите сколько угодно. Но я не собираюсь тратить силы.

— Заткнись, ради бога, — процедила Алекс с редкой для нее ненавистью. — Мы хоть что-то делаем. А ты ничего. По-моему, тебе наплевать, выберемся мы или нет.

Джефф медленно поднял голову.

— Поверь, мне не наплевать, — осторожно начал он. — Если бы мне было наплевать, я был бы идиотом, тебе не кажется? — Его голос звенел от злобы. — Но чего ты не понимаешь, что недоступно твоему мозгу, так это то, что мы ничего не можем поделать. Разве я не прав?

Повисшая следом безнадежная тишина была пропитана яростью.

— Разве я не прав? — повторил он, и на этот раз его вопрос прозвучал почти как вызов.

Первой ответила Фрэнки.

— Может, это правда, и сделать ничего нельзя, — произнесла она. — Может, нам не выбраться. Но сдаваться все равно неправильно. — Ее голос сорвался; Майк поднял голову и увидел слезы в ее глазах.

— Замечательно, — взорвался Джефф. — Значит, нам ничего не грозит. Главное не сдаваться.

Майк резко провел костяшками пальцев по скуле, понимая, что Джефф прав, и не желая этого понимать. Лиз сидела в стороне, не вмешиваясь в разговор, и перечитывала последние записи в блокноте. Он заметил, что время от времени она поднимала глаза и оглядывала разыгрывающуюся перед ней сцену. Ему захотелось узнать, о чем она думает; пугает ли происходящее невозмутимую тихоню Лиз; растет ли у нее внутри тот же ужас, что и у других. Ее лицо ничего не выражало: маска, полностью лишенная эмоций. На короткое мгновение их глаза встретились, но ее безучастное выражение осталось прежним. Будто она смотрела мимо него.

Он вспомнил, что и раньше видел этот взгляд, только не знал, отчего он появляется: такие лица были у людей в экзаменационном зале, где они писали сочинения под тиканье отсчитывающих секунды настенных часов. Может, этот взгляд все же что-то выражает, решил он; выражает интенсивное сосредоточение. О чем же думает Лиз?

— Вы не думаете, что... — начала Фрэнки и замолчала.

— Что?

— Ничего. Неважно.

— Скажи, — потребовала Алекс. — Что мы не думаем?

Фрэнки нервно обхватила колени.

— Что мы можем... что нас никто не найдет? Вы же так не думаете?

Алекс промолчала. Лиз тихо проговорила:

— Знаете, люди долго могут жить на одной воде, вообще без еды. Очень долго.

— И экскурсия вернется через несколько дней, — вспомнила Фрэнки. — Конечно. Конечно, они же вернутся.

Джефф посмотрел на нее с усталым презрением.

— Как долго? — спросил Майк у Лиз.

— Точно не знаю. Но счет идет на недели, не на дни. И мы вряд ли будем расходовать много энергии.

— Что верно, то верно, — нахмурился Майк. Если Лиз говорит с такой убежденностью, о чем же она так тяжело размышляла?

— Ты уверена? — спросил он.

— Да, уверена. — Она опустила взгляд на свои сжатые ладони, и он решил, что она лжет.

Все это время мы пытались поверить, что всего лишь стали жертвами изощренного розыгрыша, что с минуты на минуту должен появиться Мартин и выпустить нас. Поверить в скорое освобождение было очень легко. Ждать было намного легче, чем что-либо предпринимать. Джефф был прав: мы могли сделать не так уж много.

Это было похоже на то состояние, когда смертельно усталый человек пытается не заснуть; он знает, что закрыть глаза — значит погрузиться в сон, но про себя думает, что одна секунда не будет иметь никакого значения, две секунды тоже и десять секунд — не так уж много... и проваливается в небытие. Если проанализировать ситуацию, выходит, что он слишком сильно сопротивлялся.

Выкарабкаться наверх было невозможно. В Яме была всего одна дверь, которая находилась в двенадцати футах над головой. И она была заперта. Единственным отверстием в ней была замочная скважина, но через нее мы пролезть не могли. Так что мы были бессильны.

Тогда мы об этом не говорили, но на самом деле нам было нужно божественное вмешательство, deus ex machina. Потайной вентиляционный люк. Заброшенная дверца, заложенная кирпичами, которые начали крошиться. Секретный проход. Или случайный прохожий, который услышал бы наш разговор и решил проверить, что к чему. В каком-то смысле мы возлагали наше спасение на бога. Не на Мартина. Он никогда не был богом, хотя, вероятно, и приблизился к нему больше, чем мы.

Мы сидели и ждали, тем самым помогая Мартину осуществить свой план.

Глава 8

Никто не хотел есть первым. Все сидели и не желали заговаривать об этом; день угасал, и изнутри подкрадывался набухающий голод. Дверь была заперта; из внешнего мира не доносилось ни звука. Казалось, что, кроме подвала, не существовало ничего. Когда пришел вечер, они выключили свет и собрались спать.