Год тридцать седьмой - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 2

Ни черта здесь не меняется, думал Григорий, осматриваясь. Все то же. Э, а это кто? Здесь раньше висел Ягода… Ну ясно, он его снял. Нехорошая история. А кто же это?

– Сашка! – крикнул он. – Кто это у тебя на стене?

Было слышно, как Сашка ломится со стремянкой в переднюю.

– Эх ты, деревня, – сказал Олег. – Это Ежов.

– А, – сказал Григорий. – Ясно.

Вошел Сашка. Они сели за стол и подняли по первой.

– За Испанию, – сказал Олег.

– За Испанию, – повторил Григорий с удовольствием.

Они чокнулись и выпили. За Испанию я могу выпить сколько угодно, сказал Григорий. А как там дела? – спросил Олег. У него сразу широко раскрылись глаза. Не очень важно, сказал Григорий. Правда? Да, неважно. Трудно очень. А как же «но пасаран»? – сказал Олег расстроенно. Очень трудно. Все правильно, но очень трудно. Сволочь Франция, сказал Олег. Задержали оружие. Сволочи.

Сашка молча разлил коньяк.

– Теперь выпьем за встречу, – предложил Олег. – И чтоб не последнюю.

– Самый хороший тост – первый, – сказал Григорий. – Но все равно, выпьем…

Они выпили, и Олег стал есть шпроты прямо из банки. Сашка налил себе еще одну и выпил. Потом снова налил всем.

– Я рад, что ты жив, Гриша, – сказал он. – И давайте поговорим про что-нибудь веселое.

Олег оживился.

– Слыхали? – сказал он. – У нас в Пулкове раскрыли банду. Целая организация. Вот сволочи! И все маститые, пузатые… Такая дрянь!

– Поговорили про веселое, – сказал Сашка и выпил. Он был всегда такой – с ним было трудно разговаривать. Но обычно он расходился после пятой-шестой рюмки.

– Арестован Черепанов, – продолжал Олег, – Пересветов, Иванов -директор. Еще человек пять рангом поменьше. И подумать только – ведь известные ученые, в почете… Все им было дано, все – работайте только! Что им, хуже чем при царе, что ли, было? И главное – притаились, тихие. Никто ничего не знал, не подозревал даже.

– Я думаю. Иванов – это же мировое имя, – сказал Григорий.

Олег перестал жевать и задумчиво поглядел на него.

– Нет, – сказал он. – Иванов – это, я думаю, ошибка. Он, по-моему, хороший человек. Я думаю, его выпустят, когда разберутся. Ведь без ошибок нельзя, я понимаю… – Он поглядел на Сашку. Сашка выпил.

– Лес рубят – щепки летят, – сказал Олег. – Ничего не поделаешь. Лучше пусть пострадают несколько невиновных, чем останется какой-нибудь притаившийся гад. Это верно Сталин сказал насчет моста.

– Да, – сказал Григорий. – Здесь зевать не приходится. В Мадриде пятая колонна, стреляют из-за угла, саботируют, шпионят. Говорят, их расстреливают.

– Душить без пощады, – сказал Олег яростно. Он был уже готов. -У нас здесь тоже пятая колонна. И еще страшнее. Потому что тихие и высокосидящие.

Сашка выпил еще рюмку и сказал:

– А как Валечка?

– Ничего, спасибо, – сказал Григорий.

– Рада?

– По-моему, рада. А ты с ней давно не виделся?

– Давно, – сказал Сашка. – Полгода, наверное. Она приходила к нам в клуб танцевать. Был с нею какой-то хмырь, но я к нему пригляделся и не стал его уничтожать. Недотепа. Никаких шансов.

– С-слушай, – сказал Олег. – Р-рскажи что-нибудь, Гришка. Черт, что вы все такие засекреченные?

– А как насчет источников свечения звезд? – осведомился Сашка.

– Что? – сказал Олег.

– Как там со звездами? Почему они, подлые, светят, но не греют?

– Цикл Бете, – сказал Олег и икнул.

– Все ясно, – сказал Григорий. – Вопросов нет. Есть два новых анекдота.

– Трави, – потребовал Сашка.

Григорий стал рассказывать, но у него получилось плохо. Он услыхал эти анекдоты полгода назад в батальоне Линкольна. Их рассказывал один славный парень, даже не парень, а мужик с седой головой, коммунист из Буффало. По-английски эти анекдоты звучали очень хорошо, но по-русски было трудно подобрать подходящие слова. Сашка кривовато усмехался, а Олег икал и говорил вежливо: «Н-ничего… Н-ничего себе…»

Тогда Григорий взял и рассказал, где он услышал эти анекдоты и кто их рассказывал. Это было под Бриуэгой. В каменной лощине горела танкетка, и красный огонь освещал трупы, темными мешками валявшиеся поодаль. Они сидели за огромным валуном, жадно курили, и Григорий все думал: на кой черт меня принесло сюда, на кой черт. В руках у него был карабин с горячим стволом, и было тихо, только трещало и шипело в танкетке, а фашисты только что откатились и теперь готовились к новой атаке. Тут парень из Буффало докурил окурок, выругался по-русски, очень забавно, и рассказал подряд оба анекдота, а когда вокруг отсмеялись -смеялись почти все – вдруг запел очень энергично, но немузыкально:

После следующей атаки мы снова собрались за этим валуном и пили из фляжек, содранных с убитых мятежников, но парня из Буффало уже не было.

– Эх, – сказал Олег тоскливо. – Сижу тут, как старое дерьмо… Ну кому все это нужно – Дзета Пупис, Бета Лиры… Дерьмо. Я туда хочу!

– Там убивают, – сказал Григорий. Он сказал это просто так, механически. Он не хотел стращать или хвастаться. Ему вдруг стало нехорошо – там убивают, а он здесь сидит уютно и спокойно и пьет коньяк, когда там так нужны люди. Просто люди – руки с винтовкой и ясная душа. Там все были честные, даже анархисты…

– Я большевик, – упрямо сказал Олег. – И сижу тут как дерьмо. Безо всякого толка и пользы. Наше место там!

Сашка сидел, откинувшись, и медленно тянул коньяк. Теперь он пил из стакана.

– Все на свете проморгал, – продолжал Олег. – Перед Черепановым ходил на полусогнутых, а он враг. Где наши глаза были?

– Ну, этим заняты те, кому следует, – сказал Григорий.

– В-верно! Я тоже так думаю! Сталин знает, что делает. Раз не объявляют поголовный набор добровольцев в Испанию, значит, этого делать нельзя…

– Да. Нельзя, пожалуй.

– Там люди сидят поумнее нас с тобой, – сказал Олег. Он тяжело поднялся и пробрался к окну. – Мать честная, ясно! Мне ехать надо, ребята… Н-наблюдать надо!

– Ладно, – сказал Сашка. – Ложись и спи. Ехать ему надо. Тазик принести?