Мир приключений 1962 г. № 8 - Платов Леонид Дмитриевич. Страница 85

— Недурной кусочек, Отто! И ты, возможно, получишь его. Каждый получит здесь землю или где-нибудь еще. Все получат, кто проливал свою кровь за фюрера, за великую Германию. — Он усмехнулся. — Вдруг после войны мы окажемся с тобой соседями, Отто!

— О! Это бы было так хорошо, герр лейтенант. Очень хорошо! У меня совсем не болит зуб.

Лошадь солдата заржала. Ложкин, пригнувшись, следил между ветвей за всадниками. Офицер стал поворачивать своего коня к дороге, как вдруг рыжая ответила серому заливистым ржаньем.

Офицер приказал сухо:

— Узнай, кто это расположился в нашем лесу?

Солдат ударил каблуком под брюхо серому и подъехал к ельнику.

Ложкин спрятал голову в воротник и полуобернулся к всаднику. Солдат спросил:

— Какой части? Что ты здесь делаешь един?

— Заболела лошадь, приятель. Сейчас должны прислать замену, вот и жду, — ответил Ложкин.

— Из какой части?

— Из саперного батальона.

Солдат посмотрел на задок фуры, где стояла эмблема части: волк в желтом круге. Солдат подозрительно покосился на возницу и рысью вернулся к офицеру. С минуту они шептались.

Наконец офицер громко приказал:

— Пусть явится ко мне!

Ложкин тихо сказал, подбирая вожжи:

— Приготовься, Ваня!

— Вот сволочи! — ответил Иванов, осторожно раздвигая хрустящее сено.

Подъехав к ельнику, солдат сказал:

— Эй, приятель, тебя требует герр лейтенант. Живо!

Возница хлестнул лошадей вожжами. Рыжие нехотя натянули постромки. Фура тронулась.

— Стой! — крикнул солдат, когда фура выехала из елей.

Ложкин натянул вожжи. Лошади покорно остановились.

— Живо ко мне! — приказал офицер, не трогаясь с места.

— Слезай! — сказал солдат, подъезжая к возу. — Иди объясни, как это ты, сапер, вдруг оказался на фуре нашего драгунского полка? Откуда ты взял этих лошадей? Ведь это лошади Михеля Шульца! Его рыжие. Их весь полк знает. Куда ты дел Михеля? Живо слезай!

Ложкин медлил, глядя в щель между крыльями высокого воротника тулупа. У солдата было длинное лицо с припухшей щекой, злой рот с тонкими губами.

Резко тряхнув плечами, Ложкин откинул на спину капюшон. Белесые глаза солдата округлились. Он как завороженный уставился на звездочку, алевшую на шапке возницы, а руки судорожно схватились за автомат и тут же разжались — Ложкин выстрелил из пистолета.

Иванов послал короткую очередь.

Всадники вывалились из седел. Их кони, храпя, отбежали и остановились в отдалении.

Иванов, стряхнув с плеч сено, сказал:

— Куда же мы теперь?

— Так и поедем на паре гнедых.

— Принесла их нелегкая! — Иванов старался не глядеть на убитых. — Ну, трогай. Нет, постой! Ушанку-то сними. Я тебе ее сейчас обменяю у нашего кавалера.

— Оставь. — Ложкин снял шапку, сунул ее в сено.

Иванов сказал:

— Конечно, противно, да без шапки нельзя. На-ка! — Он размотал с шеи коричневый шарф. — Домашний, бабкин подарок.

Ложкин повязал голову шарфом, поднял воротник, надвинул капюшон. Иванов одобрительно кивнул:

— Ну вот, теперь ты почти как настоящий фриц. Давай гони от греха подальше!

Ложкин ехал по той же дороге. Он миновал то место, где они захватили повозку. В осиннике зенитчики устанавливали скорострельные пушки. Ложкин гнал коней, мысленно отмечая на карте расположение немецких частей. За осинником с обеих сторон дороги в частом сосняке стояли повозки, машины, толпились солдаты.

Впереди показалась артиллерийская запряжка. Шестерка разномастных лошадей тянула гаубицу. Ее сопровождало всего четыре человека. Двое солдат сидели верхом на лошадях. Третий, похожий на туго набитый матрац, восседал на зарядном ящике. Четвертый плелся за орудием, засунув руки в рукава потрепанной шинели.

Ложкин свернул с дороги и остановился, пропуская орудие.

Артиллеристы с завистью покосились на тулуп возницы. Всадник на кореннике сказал:

— Снять бы шерсть с этого барана!

— Да, грелись бы по очереди, — согласился второй.

— Да что вы, ребята?! — с испугом возразил солдат, похожий на матрац. — Под суд захотели?

— Сержанту хорошо! — прохрипел пеший. — Напялил на себя бабье манто.

— Ничего, — успокоил сержант. — Скоро вы тоже оденетесь.

Орудие проползло мимо. Но дальше, по обе стороны дороги, чуть не на целый километр расположились части пехотной дивизии.

Этот участок Ложкин проехал рысью, взял подъем и выехал на шоссе. Тотчас к нему подскочил регулировщик и, ругаясь, приказал убираться «ко всем чертям», а сам бросился прочь.

— Дорога простреливается! — крикнул он уже из щели.

В подтверждение его слов дрогнула земля, повозку засыпало снегом, комьями земли, заволокло едким дымом.

Ложкин похолодел. Ему казалось, что убиты лошади. От удара взрывной волны он откинулся назад. Лошади перемахнули шоссе и понесли по лесной дороге среди густого ельника. Ложкин заметил, что под елями стоят танки.

Наконец лошади пошли шагом, тяжело поводя потными боками.

Между двух тяжелых машин у небольшого костра сидела группа танкистов. Один из них, заметив воз, сказал:

— Ребята, да это опять Михель из Баварии!

— Эй, Михель! — крикнул он. — Иди погрейся да выпей за свою Гретхен и ее возлюбленного!

Танкисты захохотали.

Ложкин хлестнул коней вожжами.

Танкисты кричали:

— Ты поехал не в ту сторону!

— Эй, Михель, ты заблудился, дружище, в русском лесу!

Солнце перевалило за полдень, а Ложкин все еще колесил по лесным дорогам. В глубь леса ему так и не удалось пробраться на повозке: там находились склады боеприпасов и на дорогах стояли посты, а бросать повозку и пробираться пешком было рискованно.

Кони шли, устало понурив голову. Иванов изнывал, лежа в глубине воза.

Иногда, выбрав удобный момент, Ложкин перебрасывался с ним несколькими словами. Это были совсем ничего не значащие фразы.

— Ну как ты? — спрашивал Ложкин.

— Хорошо, — глухо доносилось из сена.

Или:

— Сколько на твоих? — спрашивал Иванов.

— Второй час. Молчи! Впереди какое-то скопище…

Иванов прислушивался к голосам и шумам, проникавшим к нему через слой сена.

Вот несколько солдат подошли к возу и что-то спрашивают Ложкина. Он хмуро отвечает, понукая лошадей. Солдаты не отстают от воза, они уже что-то требуют у него.

Ложкин кричит на них, хлещет лошадей. За возом бегут, вырывают клочья сена. Ложкин щелкает затвором карабина. Вслед слышится злой смех и ругательства… Иванов сжимает автомат, каждую секунду готовый прийти на помощь другу. Солдаты отстают.

Лошади опять идут шагом. Колеса мерно тарахтят по укатанной дороге. Иванов вытирает потный лоб. Никогда еще он не переживал таких неприятных минут.

Мучила жажда. Улучив удобную минуту, Ложкин слезает с воза и, скатав комок снега, передает Иванову и сам жадно пересохшим ртом глотает снег. Но снег не утолял жажду, он обжигал рот и будто испарялся на языке.

— Воды бы, — сказал Иванов.

— Хорошо бы кофе!

Эта насмешливая фраза надоумила Иванова.

— А ты смотрел в ящике под сиденьем?

— Нет, а что?

— Посмотри, там должна быть фляга с кофе.

Иванов оказался прав. Запасливый Михель взял с собой флягу с желудевым кофе. Ложкин отпил несколько глотков и, с трудом оторвавшись, сунул флягу в сено:

— Н, кудесник, да оставь глоток этому олуху!

Иванов напился, вытащил изо рта связанного Михеля свой носовой платок. Михель, стуча зубами о флягу, захлебываясь, выпил остатки кофе.

— Не парень, а клад, — сказал Иванов, возвращая флягу. — Расставаться жалко будет…

Иванов устроился поудобнее и задремал под мерное покачивание и дребезжание повозки. Разбудили его выстрелы над головой и тряска. Фура неслась, грохоча всем своим железом, подпрыгивая на ухабах.

Стрелял Ложкин из карабина. Иванов, упершись руками, сбросил на дорогу добрых полвоза. В это время Ложкин обернулся и, вскинув карабин одной рукой, выстрелил не целясь. Иванов заметил, что на Ложкине не было тулупа, на шее мотался автомат, шарф развевался за спиной. Лошади мчались по лесной дороге, похожей на ущелье. Иванов старался разглядеть, в кого стрелял Ложкин, но дорога тонула в густых сумерках. Вдруг совсем недалеко вспыхнули и погасли огоньки выстрелов. Иванов послал в ответ короткую очередь из автомата и чуть не вылетел из повозки. Лошади круто свернули вправо. Фуру бросало из стороны в сторону.