Дети Эдгара По - Страуб Питер. Страница 86
Сразу после смерти люди становятся такими красивыми, что нет сил смотреть.
В той или иной степени, все дети — телепаты.
Если хочешь спать, спи. Только и всего.
Прилагай все силы, чтобы не говорить плохо о людях, особенно о тех, кто тебе не нравится.
Рано или поздно и муравьи, и стрекозы оказываются в одном и том же месте.
Встречая Малыша Реда впервые, что вы видите?
Обычно он открывает вам дверь своей квартиры на первом этаже на Западной 55-й улице, переводит взгляд в сторону и отступает, давая вам войти. Атмосфера, тон, заданный этими жестами, по-старомодному, почти по-старосветски дружественны и любезны.
Обычно на нём джинсы и старая футболка, или поношенный серый халат, или шерстяной свитер из сетевого магазина и чёрные брюки. Чёрные китайские тапочки на резиновой подошве, купленные у торговца на улице, обычно скрывают его узкие ступни. Его высокий, бледный лоб чуть выдаётся вперёд под длинными рыжими волосами, обычно убранными с лица и стянутыми в клочковатый «хвост» при помощи перекрученной резинки. Нестриженая борода, загнутая по краям, как огромные брыжи, обычно скрывает большую часть его лица. Когда он говорит, мелкие, утратившие изначальный цвет пеньки его зубов обычно мелькают под бахромой усов.
Малыш Ред наверняка покажется вам очень худым, точнее, почти измождённым. Кажется, будто между ним и миром за порогом его квартиры связи нет никакой. Западная 55-я улица, да и весь Манхэттен испаряются из вашего сознания, стоит вам переступить порог и пройти мимо хозяина, который, всё так же глядя в сторону, жестом укажет вам на свободный стул, отделённый от его кресла круглым столиком с мраморной крышкой или тумбой с книжками в мягких обложках, стопками бумаги и шариковыми ручками в стакане.
При первом посещении владений Малыша Реда, как и во все последующие разы, он непременно внушит вам мысль о том, что находит вашу компанию достойной, желанной и приятной. Малыш Ред впускает к себе лишь тех, кто наверняка вернёт ему хотя бы долю того признания, которым он сам обычно дарит людей. Тем же, кто равнодушно относится к выгодам гостеприимства Малыша Реда, повторный вход в его квартиру закрыт, сколько бы они ни жали на звонок и ни выбивали дробь на стекле большого и пыльного окна в передней. Он узнаёт их по настойчивости, по звонкам, по стуку: личность большинства посетителей становится известна ему ещё до того, как он, выглянув в коридор, видит их у стеклянной двери подъезда. (Конечно, почти все гости Малыша Реда, соблюдая обычную предосторожность, звонят, прежде чем отправиться на Западную 55-ю улицу, — убедиться, что хозяин дома, а также ещё по одной причине, о которой будет сказано в своё время.)
Вскоре после того, как вы будете допущены в его владения, в его логово, в его консультационную, в его исповедальню, Малыш Ред представит на ваше рассмотрение предложение извлечь бутылочку пива «Бек» из стигийских глубин его кухни. В тех редких случаях, когда в его холодильнике не оказывается пива «Бек», он попросит вас захватить упаковку из шести бутылок по дороге, и, едва вы войдёте, возместит расходы на покупку.
Его руки наверняка покажутся вам тонкими, как у художника, и часто беспокойными.
Иногда он производит впечатление сутулого, хотя в других случаях, особенно когда он недоволен, демонстрирует почти военную выправку. Лёгкая сыпь, россыпь мелких рубцов, чуть краснее его волос и бороды, время от времени выступает на видимых частях его лица. Иногда он выказывает признаки боли, вызванной недугом или недугами, которые не так легко определить. Держаться эти симптомы могут неделями. Но человеколюбие Малыша Реда таково, что он нередко отвечает на звонок (случись тому быть в рабочем состоянии) и принимает своих гостей, тех, кто ищет его общества, испытывая серьёзное недомогание.
Малыш Ред не напомнит вам никого из знакомых. Он не типичен.
Ощущение того, что кто-то напоминает вам Малыша Реда, может оказаться особенно сильным в летний полдень в разгар киносеанса, когда вам вздумается скрыться на пару часов от своих проблем в тёмном кинотеатре. Пока вы сидите в окружении пустых мест в приятной полутьме и наблюдаете на экране роскошную вечеринку или людный ресторан, некто безымянный направится к двери и выйдет, и вы поначалу ощутите не более чем лёгкую нервическую дрожь узнавания, тем более необоримую, что она, кажется, не направлена ни на кого конкретно. Кто-то уходит, кто-то ушёл, вот всё, что вы в таких случаях узнаёте. И вдруг наклон головы или небрежный жест руки вызовут что-то, скорее, из эмоционального контекста памяти, чем из воспоминаний как таковых, и образ Малыша Реда, внезапно возникший в сознании, пронзит вас неожиданным ощущением утраты, тоски и счастья, как будто при упоминании имени давно исчезнувшего, когда-то любимого друга детства.
Он появился на Западной 55-й улице, когда ему было чуть за тридцать, на последнем перевале молодости, после долгих лет странствий. С Лонг-Айленда он переехал на Манхэттен, неизвестно куда, — Малыш Ред и сам уже, наверное, забыл тот адрес, так рано ему пришлось повзрослеть. Чтобы заработать себе на жизнь, он «подавал». Скромная коллекция джазовых пластинок Кайла, а также его страстная любовь к Каунту Бэйси, Мэйнарду Фергюсону и Элле Фицджеральд придали направление стремлениям младшего брата, и Малыш Ред предпринял первые вылазки в тот мир, неотъемлемой составной частью которого станет впоследствии.
Были сделаны некоторые снимки, и он их сохранил. Если вам выпадала честь войти в тесный круг избранных, то однажды вечером Малыш Ред вытаскивал из тайника фотоальбом в обложке из жёсткой ткани и показывал вам хранящиеся в нём сокровища: снимки подростка — Малыша Реда, до невозможности юного, до невозможности свежего, здорового, коротко стриженного, сияющего улыбкой и бодростью духа, в компании легендарных героев. Других фото в этом альбоме нет. Его главный шедевр — фотография три на пять, сделанная в середине шестидесятых на джазовом фестивале в Ньюпорте, где у залитой солнцем палатки запечатлён простодушный Малыш Ред, который улыбается, подавшись к камере, пока Луи Армстронг, придерживая локтем трубу, делится с ним нетленной мудростью. По другую сторону от Армстронга, с ухмылкой от уха до уха, стоит бородатый мужчина лет сорока пяти. Это Джон Элдер, прозванный «Малыш Ред Первый». Малышу Реду было тогда шестнадцать, и он был уже в пути.
После Нью-Йорка он переезжал из одного города в другой, и везде «подавал». Выбор пути определяло провидение в облике престарелого «жука»-«Фольксвагена» навозного цвета с откидной крышей и крошечным багажником. Ведомый провидением, «жук» доставил его в Новый Орлеан, на родину майти поп, где он начал по-настоящему обучаться неким священным таинствам. Новый Орлеан был поучительным городом, Новый Орлеан оставлял след. А странствие по кухням и обеденным залам великих ресторанов, образование, которое Малыш Ред получал там под присмотром безжалостных поваров и метрдотелей, гарантировало, что отныне он всегда будет обеспечен прибыльной работой.
Именно в Новом Орлеане небольшая группа людей, преимущественно мужского пола, начала посещать Малыша Реда в любое время дня и ночи. Одни заходили на полчаса; другие оставались на целые дни и участвовали в простой и скромной жизни обитателей квартиры. Говорят, что Джон Элдер навещал молодую чету. В те дни Джон Элдер колесил по стране, жил у друзей, появлялся то в одном, то в другом ночном клубе, где в перерывах между номерами музыканты подходили его обнять. Иногда поздней ночью он тихо говорил с людьми, которые сидели на полу вокруг его кресла. Во время таких встреч Джон Элдер нередко упоминал Малыша Реда, называя его своим сыном.
Предвосхитил ли Джон Элдер появление Малыша Реда в Аспене, Колорадо? Хотя документальных подтверждений этому нет, факты свидетельствуют, что да, предвосхитил. Их общий знакомый вспоминает, что Зут Симс, покойный тенор-саксофонист, рассказывал, как однажды в конце дня весной 1972 года забрёл в кухню «Красной луковицы», лучшего джаз-клуба в Аспене, и увидел там Джона Элдера и владельца клуба, которые увлечённо беседовали о чём-то над огромными порциями спагетти. Если память ему не изменяет, значит, Джон Элдер прокладывал путь — шесть месяцев спустя Малыш Ред начал работать в «Красной луковице».