Жребий Салема - Кинг Стивен. Страница 57

– Как же тут тихо! – удивился Вирджил.

Они вылезли из машины и подошли к кузову. Франклин открыл задний борт, и тот с громким лязгом откинулся вниз. Чайки, кормившиеся на дальнем конце свалки, дружно взмыли вверх, громко бранясь.

Мужчины молча взобрались в кузов и стали выбрасывать мусор. Зеленые пластиковые пакеты при падении раскрывались. Для Фрэнка и Вирджила это была привычная работа. Они относились к той части населения города, которую туристы никогда не видели (или просто не замечали). Во-первых, по молчаливому уговору, город их вообще игнорировал, а во-вторых – они сами научились быть незаметными. Увидев на дороге в заднем зеркале пикап Франклина, о нем забывали в то же мгновение, как он исчезал из виду. На их лачуге с оловянной трубой, из которой в белое ноябрьское небо вился тоненький дымок, никогда не задерживался взгляд. Если по дороге встречался Вирджил, выходивший из магазина с бутылкой спиртного в бумажном пакете, с ним, конечно, здоровались, но уже через минуту не могли вспомнить, кого конкретно видели: его лицо было знакомо, но имя ускользало из памяти. У Франклина имелся брат Дерек Боддин – отец Ричи (недавно низложенного вожака начальной школы на Стэнли-стрит), но Дерек уже и думать забыл, что в городе живет его брат. Франклин давно перестал быть паршивой овцой в семье, ибо утратил с ней все связи.

Когда мешков с мусором в кузове не осталось, Франклин наподдал ногой выпавшую алюминиевую банку и подтянул повыше зеленые рабочие брюки.

– Пошли проведаем Дада, – позвал он.

Они спрыгнули вниз, и Вирджил, наступив себе на шнурок из недубленой кожи, от неожиданности сел.

– Черт, совсем разучились делать прилично, – мрачно проворчал он.

Они подошли к лачуге, обитой толем. Дверь оказалась запертой.

– Дад! – проревел Франклин. – Эй, Дад Роджерс!

Он с размаху саданул по двери ногой с такой силой, что строение покачнулось. Маленький крючок изнутри вырвал петлю, и дверь распахнулась. В комнате никого не было, а от тошнотворного сладковатого запаха они с отвращением переглянулись, хотя по части грибковых ароматов оба были заслуженными ветеранами. Франклину зловоние мимолетно напомнило запах, который исходил из глиняного горшка с рассолом, забытого в подвале и за долгие годы покрывшегося толстым белым налетом.

– Сукин сын! – выругался Вирджил. – Хуже гангрены!

Само же помещение было удивительно опрятным. Над по-армейски заправленной кроватью висела на вешалке чистая сменная рубашка Дада, дряхлый стул был аккуратно задвинут под стол. На газете, расстеленной за дверью, стояла банка красной краски со свежими подтеками.

– Если мы не уберемся отсюда, меня точно вырвет! – предупредил Вирджил. Он весь позеленел и был явно не в себе.

Франклин, чувствовавший себя не лучше, попятился и закрыл за ними дверь.

Они окинули взглядом свалку, такую же пустынную и лишенную жизни, как лунный пейзаж.

– Его тут нет, – сказал Франклин. – Наверное, отрубился где-то в лесу.

– Фрэнк?

– Что еще? – раздраженно отозвался тот.

– Дверь была заперта изнутри. Если его там нет, то как он вышел?

Франклин вздрогнул и обернулся на лачугу. Он уже собирался сказать, что через окно, но остановился. Окном служило маленькое отверстие, прорезанное в толе и затянутое пленкой. Пролезть в него Дад, да еще со своим горбом, никак не мог.

– Не важно! – огрызнулся он. – Не хочет объявляться – хрен с ним! Поехали отсюда!

Они вернулись к пикапу, и сквозь спасительный дурман опьянения Франклин ощутил, как его охватывает какое-то странное щемящее чувство – потом он об этом не помнил или предпочитал не вспоминать, – будто произошло нечто жуткое. Будто свалка вдруг ожила и ее сердце забилось ровно и медленно. Ему захотелось как можно скорее унести оттуда ноги.

– Я не вижу крыс! – вдруг произнес Вирджил.

Их и в самом деле не было – только чайки изредка взмахивали крыльями и кричали. Франклин попытался припомнить, когда в последний раз он привозил мусор и не видел крыс, но так и не смог. И ему это тоже не понравилось.

– Наверное, он разбросал отраву. Как думаешь, Фрэнк?

– Поехали! – отозвался тот. – Надо поскорее убираться отсюда к чертовой матери!

После ужина Бену разрешили навестить Мэтта Берка. Визит оказался коротким – Мэтт спал. Однако кислородное оборудование уже убрали и старшая сестра заверила Бена, что завтра Мэтт наверняка сможет принимать посетителей – правда, ненадолго.

Бену показалось, что Мэтт здорово осунулся и как-то резко постарел, вдруг сразу превратившись в старика. Он лежал неподвижно, из-под больничной рубашки виднелась обвислая кожа на шее, отчего он выглядел удивительно беззащитным.

«Если все так, как нам кажется, – подумал Бен, – то здесь нам точно не помогут, Мэтт. Если все это правда, то мы находимся в цитадели неверия, где с кошмарами борются антисептиком, скальпелем и химиотерапией, а вовсе не осиновыми кольями, Библией и горным чабрецом. Тут вполне довольствуются системами жизнеобеспечения, инъекциями и клистирами с раствором бария. А если монолит истины даст трещину, они об этом даже и не задумаются».

Он подошел к кровати и осторожно повернул Мэтту голову. На шее никаких отметин не было.

Чуть помедлив, он подошел к шкафу и открыл его. Там были убраны вещи учителя, а на крючке с внутренней стороны дверцы висело распятие: то самое, что видела Сьюзен. Тонкая цепочка тускло поблескивала в приглушенном свете палаты.

Бен взял распятие и надел на шею Мэтту.

– Что вы делаете?

В палату вошла медсестра, в одной руке она держала кувшин с водой, а в другой – судно, деликатно прикрытое полотенцем.

– Я надеваю ему на шею крестик, – пояснил Бен.

– Он католик?

– Теперь – да! – мрачно ответил Бен.

Уже спустилась ночь, когда в кухонную дверь дома Сойеров на Дип-Кат-роуд тихонько постучали. Бонни Сойер, улыбаясь, отправилась открывать. На ней был только короткий передник с оборками, завязанный на поясе, и туфли на шпильке. Больше ничего.

Она открыла дверь, и у Кори Брайанта округлились глаза и отвисла челюсть.

– Бо… Бо… Бонни?

– В чем дело, Кори? – Она положила ладонь на дверную ручку и чуть повернулась, демонстрируя обнаженную грудь под самым выигрышным ракурсом, и стыдливо скрестила ноги, подчеркивая их стройность.

– Господи, Бонни, а если бы это был…

– Телефонный мастер? – спросила она и хихикнула. Взяв его руку, она накрыла ею упругую правую грудь. – Хотите снять показания счетчика?

Со стоном, в котором слышалось безрассудство (утопающий в третий раз уходил под воду, а вместо соломинки цеплялся за женскую грудь), он притянул ее к себе и обхватил за ягодицы. Накрахмаленный передник захрустел от трения.

– Ну и ну! – воскликнула Бонни, прижимаясь к нему. – Вы не проверите мою трубку, мистер Телефонщик? Я весь день ждала очень важный звонок…

Кори поднял ее на руки и захлопнул ногой дверь. Показывать дорогу в спальню необходимости не было – он ее знал.

– Ты уверена, что он не вернется домой? – спросил он.

Ее глаза сверкнули в темноте.

– Кого это вы имеете в виду, мистер Телефонщик? Если моего милого муженька, то он… в Берлингтоне, штат Вермонт.

Кори положил ее поперек кровати так, что ноги свисали на пол.

– Включи свет, – попросила Бонни. Ее голос вдруг стал низким и тягучим. – Я хочу видеть, что ты делаешь.

Кори зажег настольную лампу и перевел взгляд на Бонни. Передник на ней съехал набок, веки потяжелели, зрачки расширились, и глаза лучились желанием.

– Сними эту штуку, – попросил он.

– Сделай это сам, – ответила она. – Ты же умеешь развязывать узлы?!

Кори послушно наклонился. В ее присутствии он всегда чувствовал себя как мальчишка, которому впервые доверили сыграть за команду и он смертельно боится не оправдать надежд. Находясь рядом с ней, он не мог сдержать дрожь в руках, будто само ее тело было наэлектризовано и било током. Он постоянно о ней думал. Бонни была как болячка на внутренней стороне щеки, которую постоянно трогаешь языком. Она наполняла даже его сны – такая аппетитная и влекущая. Ее изобретательность не знала границ.