Исход. Том 2 - Кинг Стивен. Страница 22
Глен снова улыбнулся.
— Да, а матушка Абигайль сидит рядом с ним, но ни за что не хочет говорить по передатчику. Говорит, что боится получить удар током.
— Франни любит эту старушку, — улыбнулся Стью. — Частично из-за того, что та так много знает о рождении детей, а частично просто… любит ее. Понимаешь?
— Да. Большинство чувствуют то же самое.
— Восемь тысяч людей к началу зимы, — задумчиво произнес Стью, возвращаясь к первоначальной теме. — Боже, о Боже.
— Это простая арифметика. Предположим, что грипп уничтожил девяносто девять процентов населения. Пусть не так много, но давай возьмем это число, чтобы было на что опереться. Если грипп в девяноста девяти процентах смертелен, то это означает, что он унес около двухсот восемнадцати миллионов жизней только в нашей стране. — Глен заметил выражение шока на лице Стью и мрачно кивнул головой. — В сравнении с этим нацисты блекнут, не так ли?
— Боже мой, — произнес Стью охрипшим голосом.
— Но и тогда все еще остается более двух миллионов людей, то есть пятая часть населения Токио, четвертая часть населения Нью-Йорка до эпидемии. И это только в нашей стране. Далее, я полагаю, чтo десять процентов от этих двух миллионов могли не пережить последствий гриппа. Люди, которые пали жертвой того, что я назвал бы послешоковым состоянием. Люди, подобные несчастному Марку Брэддоку с его перитонитом, а также несчастные случаи, самоубийства, да и убийства тоже. Сбавляем еще до 1,8 миллиона. Но мы ведь предполагаем и существование Противника, не так ли? Тот темный человек, который нам снился. Где-то к западу от нас. Там семь крупных штатов, которые по праву можно было бы назвать его территорией… если он действительно существует.
— Думаю, он существует, — сказал Стью.
— У меня то же ощущение. Но подвластны ли ему все люди, которые там живут? Я так не думаю, так же как не верю и тому, что матушке Абигайль автоматически подвластны все люди в остальных штатах на континенте. Думаю, все еще находится в стадии медленного изменения, но такое состояние дел подходит к концу. Люди объединяются. Когда мы с тобой впервые обсуждали это раньше в Нью-Гэмпшире, я предвидел образование дюжин маленьких сообществ. Но на что я не рассчитывал — потому что тогда еще не знал об этом, — это на непримиримое соперничество этих двух противоположных снов. Это стало фактом, который никто не мог предвидеть.
— Ты хочешь сказать, что в конце концов у нас будет девятьсот тысяч сторонников и у него будет девятьсот тысяч?
— Нет. Прежде всего, наступающая зима нанесет большой урон. И именно здесь, и именно маленьким группам, которые не успеют добраться сюда до того, как ляжет снег. Им будет очень трудно. Ты хоть понимаешь, что у нас до сих пор в Свободной Зоне нет ни одного врача? Наш медицинский персонал состоит из одного ветеринара и самой матушки Абигайль, которая уже позабыла больше надежных лекарств для людей, чем нам с тобой когда-либо довелось о них узнать. Хотя они будут стараться изо всех сил вставить тебе в череп металлическую пластинку, если ты упадешь и ударишься затылком, не так ли? В общем, я полагаю, что к следующей весне общая численность американского населения составит 1,6 миллиона — и это еще щадящая оценка. Из этого числа, я надеюсь, мы наберем миллион.
— Миллион живых людей, — с благоговением произнес Стью. Он посмотрел на раскинувшийся внизу почти пустынный Боулдер-Сити, наполняющийся светом по мере того, как солнце поднималось над плоским восточным горизонтом. — Даже представить себе трудно. Город будет просто переполнен.
— Боулдер не вместит всех. Я знаю, как это пугающе действует на сознание, когда бредешь по пустынным улицам к центру города и прочь от него по направлению к плато, но он просто не сможет. Придется вокруг создавать общины. И ситуация будет следующей: эта одна гигантская община, а остальная часть страны к востоку отсюда абсолютно пустая.
— Почему ты считаешь, что у нас будет больше людей?
— По одной чрезвычайно ненаучной причине, — ответил Глен, ероша волосы вокруг своей природной тонзуры. — Я предпочитаю верить, что большинство людей добры. И я верю, что кто бы там ни управлял к западу от нас — он действительно плох. Но меня не покидает предчувствие… — Он запнулся.
— Валяй, договаривай.
— Я скажу потому, что пьян. Но это должно остаться между нами, Стюарт.
— Хорошо.
— Даешь слово?
— Даю слово.
— Мне кажется, что он соберет вокруг себя большую часть технарей, — сказал Глен. — Не спрашивай меня, почему; это всего лишь предчувствие. Разве что дело в том, что технари в основном привыкли работать в атмосфере жесткой дисциплины и прямолинейных целей. Им нравится, чтобы поезда ходили по часам. Мы же имеем здесь в Боулдере массовое смятение, все слоняются и делают кому что заблагорассудится… и мы должны сделать что-то такое, о чем мои студенты сказали бы «собрать свое дерьмо в кучу». Но тот другой парень… Держу пари, он сделает так, что поезда будут ходить по часам, а утки летать гуськом. А технари — такие же люди, как и мы; они пойдут туда, где им больше понравится. У меня подозрение, что этот Противник сам не остановится. К черту фермеров, он всего-навсего побыстрее заполучит несколько ребят, которые стряхнут силосную пыль с ядерных ракет в Айдахо и снова приведут их в состояние боеготовности. Таким же образом танки, вертолеты, возможно, один или парочку бомбардировщиков Б-53 так, для смеха. Сомневаюсь, чтобы он успел так далеко зайти, скорее, я уверен в этом. Мы бы узнали. Именно в настоящий момент он, вероятнее всего, сосредоточил усилия на том, чтобы вновь обеспечить подачу электроэнергии, восстановить коммуникации… может быть, он уже позволил себе чистку малодушных. Рим не в один день строился, и он узнает это. У него есть время. Но когда я вижу, как солнце заходит вечером — и это не шутки, Стюарт, — мне страшно. Никакими плохими снами меня не испугаешь. Мне достаточно всего лишь представить, как они там, по другую сторону Скалистых гор, трудятся, как пчелы.
— Что же делать?
— Продиктовать тебе список? — Глен усмехнулся.
Стюарт показал на свою потрепанную записную книжку. На ее розовой обложке выделялись силуэты танцующей пары и слова. «Долой танцы!»
— Итак, — спросил Глен, — ты шутишь?
— Нет. Ты ведь сам сказал, Глен, что нам пора собирать свое дерьмо в кучу. Я чувствую то же. Время уплывает с каждым днем. Мы не можем просто так, сложа руки, сидеть здесь и слушать радиопередатчик. В одно прекрасное утро мы можем проснуться и увидеть, как тот Супостат вальсирует в Боулдере во главе вооруженной колонны, вдобавок поддерживаемый с воздуха.
— Не жди его завтра, — сказал Глен.
— Да. А как насчет грядущего мая?
— Возможно, — тихо ответил Глен. — Вполне возможно.
— И что, по твоему мнению, случится с нами?
Глен не ответил словами. Он просто сделал жест, нажав на воображаемый курок, а потом залпом допил вино.
— Да, — согласился Стью. — Так что давай начинать собирать все в кучу. Говори.
Глен закрыл глаза. Разгорающийся день коснулся его морщинистых щек и глаз.
— Хорошо, — сказал он. — Вот план, Стью. Во-первых, воссоздать Америку. Маленькую Америку. Любыми путями. На первом месте стоят организация и правительство. Если начать сейчас, мы сможем сформировать такое правительство, какое пожелаем. Если же мы дождемся увеличения населения в три раза, то у нас с этим будут серьезные проблемы.
— Предположим, мы созовем общее собрание через неделю, это будет восемнадцатое августа. Для всех явка обязательна. До собрания должен быть создан специальный организационный комитет. Скажем, Комитет Семи. Ты, я, Андрос, Франни, Гарольд Лаудер, может быть, еще пара человек. Задачей комитета будет составление повестки дня собрания, назначаемого на восемнадцатое августа. Я уже сейчас могу назвать тебе некоторые пункты, которые должны войти в эту повестку.
— Давай.
— Во-первых, чтение и ратификация Декларации Независимости. Во-вторых, чтение и ратификация Конституции. В-третьих, чтение и ратификация «Билля о правах». Ратификация должна осуществляться путем всеобщего голосования.