Исход. Том 2 - Кинг Стивен. Страница 23
— Господи, Глен, мы же все американцы…
— Да, вот где сказывается твоя молодость, — заметил Глен, открывая запавшие усталые глаза. — Мы — горстка уцелевших без какого-либо правительства. Мы — мешанина представителей всех возрастных групп, религиозных, классовых и расовых группировок. Правительство — это идея, Стью. Именно этим оно и является, ну и тому подобное дерьмо. Итак, я иду дальше. Это — внушение, не более чем тропинка памяти, протоптанная в мозгу. То, что у нас сейчас происходит, называется культурной деградацией. Большинство из выживших по-прежнему верят в правительство по представительству — республиканское — чем, по их мнению, и является «демократия». Но культурная деградация никогда долго не продолжается. Спустя некоторое время люди начнут переживать реакцию пустоты: президент мертв, Пентагон никому не подчиняется, никто более не вступает в дебаты в Конгрессе и в Сенате, кроме, разве что, термитов и тараканов. Наши люди здесь очень скоро очнутся и поймут, что старое ушло безвозвратно и что они в состоянии перестроить общество так, как захотят. Мы должны — мы обязаны — удержать их, пока они не очнулись и не наделали глупостей Он поднял палец. — Если кто-нибудь встанет на августовском собрании и предложит, чтобы матушке Абигайль были предоставлены абсолютные полномочия, а ты, я и Андрос назначены ее советниками, эти люди проведут этот пункт на основании всеобщего одобрения, пребывая в блаженном неведении насчет того, что только что проголосовали за первую в Америке диктатуру со времени принятия «Билля о правах».
— О, мне трудно в это поверить. Ведь здесь есть выпускники колледжей, юристы, политические активисты.
— Может быть, когда-то они ими и были. Сейчас же они представляют собой горстку усталых напуганных людей, которые не знают, что с ними будет. Некоторые, возможно, и запротестуют, но они моментально закроют рты, как только ты скажешь им, что матушка Абигайль и ее советники намерены сложить свои полномочия по прошествии шестидесяти дней. Да, Стью, очень важно, чтобы мы первым делом ратифицировали дух прежнего общества. Вот что я подразумевал под воссозданием Америки. И так должно быть до тех пор, пока мы действуем под прямой угрозой того человека, которого именуем Противником.
— Продолжай.
— Хорошо. Следующим пунктом повестки дня должно быть то, что правительство должно управлять так, словно это городок в Новой Англии. Абсолютная демократия. До тех пор, пока нас относительно мало, это будет отлично работать. Только вместо совета директоров у нас будет семь… представителей, я полагаю. Представители Свободной Зоны. Как звучит?
— Отлично звучит.
— Я тоже так думаю. А мы проследим, чтобы избранные оказались теми же людьми, которые входили в специальный комитет. Мы начнем всех торопить и сделаем так, чтобы голосование прошло до того, как люди начнут протаскивать своих приятелей. Мы можем выбрать людей, которые назовут нас, а затем и поддержат нас. И голосование пройдет гладко, как по маслу.
— Здорово придумано, — восхищенно сказал Стью.
— Разумеется. — В голосе Глена прозвучало самодовольство. — Если хочешь сорвать демократический процесс, посоветуйся с социологом.
— Что дальше?
— Этот пункт получит всеобщую поддержку. Пункт будет гласить: «Решение: матушке Абигайль предоставляется абсолютное право вето на любое действие, предложенное советом».
— Господи! Неужели она согласится?
— Думаю, да. Но я не думаю, что она когда-либо воспользуется своим правом вето; во всяком случае, я не предвижу подобных обстоятельств. Просто вряд ли мы сможем создать работоспособное правительство, если не назначим ее своим номинальным главой. Она — то, что нас всех объединяет. У всех нас за плечами паранормальный опыт, связанный с ней. И у нее есть… какая-то аура. Все до одного используют один и тот же набор прилагательных при описании ее, только в разном порядке: хорошая, добрая, старая, мудрая, умная, приятная. Всем этим людям снился один сон, который напугал их до смерти, и другой, который вселил в них чувство безопасности и стабильности. И из-за сна, который их напугал, они еще больше любят и доверяют источнику хорошего сна. И мы можем дать ей понять, что она является нашим лидером только номинально. Я думаю, что именно этого она и хотела бы. Она старая, уставшая…
Стью протестующе помотал головой.
— Да, она старая и уставшая, но она смотрит на проблему темного человека как на крестовый поход. К тому же она отнюдь не единственная. И ты это знаешь.
— Ты хочешь сказать, что она потребует своей доли?
— Может быть, это будет не так уж плохо, — заметил Стью. — В конце концов, нам снилась она, а не Совет Представителей.
Теперь Глен помотал головой.
— Нет, я не приемлю мысли о том, что все мы являемся заложниками некой постапокалипсической схватки добра и зла, будь то сны или что-либо другое. К черту, это иррационально!
Стью пожал плечами.
— Ладно, давай не будем на этом останавливаться. Я считаю, что твоя мысль о предоставлении ей права вето — дельная. Кстати, я считаю, что ее даже следует развить. Наравне с правом отменять мы должны предоставить ей право предлагать.
— Но не абсолютное, если уж на то пошло, — поспешил уточнить Глен.
— Нет, ее предложения должны быть ратифицированы Советом Представителей, — сказал Стью, а затем, хитро улыбнувшись, добавил: — Но мы рискуем превратиться в резиновую печать для нее, а не наоборот.
Наступило долгое молчание. Глен в задумчивости оперся лбом о согнутый кулак. Наконец он сказал:
— Да, ты прав. Она не может быть всего лишь номинальным главой… на худой конец мы должны смириться с возможностью, что она может иметь свое собственное мнение. Здесь мне пора завернуть мой мутнеющий хрустальный шар предвидения, Восточный Техас. Потому что матушка Абигайль является тем, кого мы, оседлавшие своего любимого конька социологии, называем инаконаправленным.
— И что это за иная направленность?
— Бог? Тора? Аллах? Нет, не это. Иная направленность — значит то, что ее речь необязательно направлена на нужды общества или любые другие более важные вещи. Она слушает другой голос. Словно Жанна д'Арк. Своим вопросом ты подвел меня к выводу о том, что мы можем прийти к теократии.
— Тео-что?
— На путь Божий, — сказал Глен. Он не испытывал счастья по этому поводу. — Будучи маленьким, Стью, мечтал ли ты когда-нибудь, что вырастешь и станешь одним из семи епископов и/или епископесс при старой ставосьмилетней негритянке из Небраски?
Стью уставился на него. Наконец он произнес:
— Еще осталось вино?
— Все выпито.
— Вот черт.
— Да, — сказал Глен. В наступившей тишине они изучающе посмотрели друг другу в лицо, а затем внезапно расхохотались.
Это был, конечно, самый красивый дом, в котором когда-либо жила матушка Абигайль, и, сидя здесь на крыльце под навесом, она вдруг почувствовала себя во власти воспоминаний о коммивояжере, который заехал в Хемингфорд давно, в 1936 или 1937 году. Да уж, он был самым сладкоречивым парнем из всех, кого она встречала на своем веку; он мог бы уболтать самих птиц спуститься с деревьев. Она спросила у этого молодого человека по имени Дональд Кинг, по какому делу он пришел к Абби Фриментл, и тот ответил:
— Мое дело, мэм, — удовольствие. Ваше удовольствие. Вы любите читать? Слушать радио от случая к случаю? А может быть, положить своих старых больных собак на подушечку для ног и послушать мир, то, как он катится по великой долине Вселенной?
Она призналась, что месяц тому назад продала мотороллер, чтобы уплатить за девяносто стогов сена.
— Вот именно эти вещи я и продаю, — сказал ей этот сладкоречивый заезжий торговец. — Это можно назвать пылесосом «Электролюкс» со всевозможными насадками, но на самом деле это — ваш досуг. Включите его в розетку, и вы откроете для себя неведомые ранее горизонты расслабления. А выплаты будут почти такими же легкими, какой станет ваша домашняя работа.