Исход. Том 2 - Кинг Стивен. Страница 47

— Во всяком случае, — резко заключил Гарольд, отметая в сторону священных коров Индии, — мы не можем изменить отношение людей к матушке Абигайль.

— И не хотели бы, — быстро добавил Ральф.

— Верю! — воскликнул Гарольд. — В конце концов, именно она собрала всех нас вместе и к тому же без помощи радиопередатчика. Я предлагаю оседлать наши верные мотоциклы и прочесать западную часть Боулдера. Если мы не будем слишком удаляться друг от друга, то сможем поддерживать связь по рации.

Стью согласно кивнул. Именно это он и хотел сделать. Святые коровы святыми коровами, Бог Богом, но было просто нехорошо бросать ее на произвол судьбы. И религия здесь ни при чем — это просто бессердечность, равнодушие.

— А если мы ее найдем, — продолжал Гарольд, — то спросим, не нужно ли ей чего-нибудь.

— Например, подбросить обратно в город, — насмешливо вставил Ральф.

— По крайней мере, мы будем знать, все ли с ней в порядке, — парировал Гарольд.

— Хорошо, — сказал Стью. — По-моему, это отличная идея, Гарольд. Отправляемся сейчас же, только я оставлю записку Фран.

Однако все время, пока он писал, его не покидало непреодолимое желание обернуться и посмотреть, что делает Гарольд и какое у него выражение глаз.

Гарольд вызвался обследовать извилистый участок дорога между Боулдером и Нидерлендом, так как здесь он менее всего ожидал встретить матушку Абигайль. Вряд ли он смог бы пройти расстояние от Боулдера до Нидерленда за один день, не говоря уже об этой выжившей из ума старухе. Зато ему представилась возможность совершить приятную прогулку, во время которой он мог спокойно пораскинуть мозгами.

Было без четверти семь, когда он возвратился в город. Установив «хонду» на площадке для отдыха, он уселся радом за стол и принялся уплетать бутерброды, запивая их колой. Его рация с вытянутой во всю длину антенной, висевшая на руле «хонды», слабо потрескивала голосом Ральфа Брентнера. У них были слабые коротковолновые передатчики, а Ральф уже довольно высоко взобрался на гору Флагстафф.

— … Плато Восходящего Солнца… никаких признаков ее… там наверху буря…

Затем раздался голос Стью, громче и ближе. Он находился в Чатакуа-парке всего в четырех милях от Гарольда.

— Повтори, Ральф.

Снова донесся голос Ральфа, который, похоже, орал изо всех сил. Так он заработает себе удар. Это было бы прекрасным завершением этого дня.

— Никаких признаков, что она здесь! Я начинаю спускаться, чтобы успеть до темноты! Перехожу на прием!

— Десять-четыре, — сказал Стью унылым голосом. — Гарольд, где ты?

Гарольд встал, вытирая о джинсы жирные пальцы.

— Гарольд? Вызываю Гарольда Лаудера! Ты слышишь, Гарольд?

Гарольд, сделав в сторону рации непристойный жест среднего пальца, означавший на языке молодых варваров, некогда обучавшихся в средней школе Оганквита, «да пошел ты…», нажал на переговорную кнопку и приятным голосом, которому он придал необходимую долю обескураженности, сказал:

— Я здесь. Вышел на обочину… показалось, что там что-то есть. Это оказалась старая куртка. Перехожу на прием.

— Да, понял. Почему бы тебе не приехать в Чатакуа-парк, Гарольд? Мы вместе подождем Ральфа.

«Любишь отдавать приказы, да, задница? У меня, может быть, кое-что приготовлено для тебя. Да, может быть».

— Гарольд, ты слышишь?

— Да, извини, Стью, я замечтался. Я смогу подъехать минут через пятнадцать.

— Ты слышишь это, Ральф? — закричал Стью, и Гарольд неприязненно поморщился. Он снова выставил средний палец, предназначая тот же жест Стью, и при это ухмыльнулся. «А это ты видел, хрен с Дикого Запада?»

— Вас понял, вы будете в Чатакуа-парке. — Голос Ральфа еле пробивался сквозь сплошные помехи. — Я еду туда. Конец связи.

— Я тоже еду туда, — сказал Гарольд. — Конец связи.

Сложив антенну, выключив рацию и снова повесив ее на руль, он застыл в седле «хонды», не нажимая на стартер. Он был одет в армейскую утепленную куртку, очень удобную для поездки на высоте более шести тысяч футов даже в августе. Но куртка служила и для другой цели. В ней было тожество карманов на молниях, и в одном из них лежал револьвер «Смит-Вессон» 38-го калибра. С полным барабаном он был весомо тяжел, будто осознавал, какие серьезные задачи стоят перед ним: смерть, уничтожение, убийство.

Сегодня вечером? Почему бы и нет?

Гарольд предпринял эту экспедицию с расчетом, что ему удастся оказаться со Стью один на один. Похоже, что не пройдет и пятнадцати минут, как такой случай представится ему в Чатакуа-парке. Но эта поездка служила также еще одной цели.

Он вовсе не собирался проделывать весь путь до Нидерленда — жалкого городишки в горах немного выше Боулдера, который и славен-то был только тем, что там якобы однажды останавливалась Пэтти Херст во время своего бегства. Мотоцикл ровно гудел, ветер обжигал лицо, словно затупившаяся бритва, и по мере того, как Гарольд поднимался все выше и выше в горы, что-то изменилось.

Если положить магнит на один конец стола, а кусок металла на другой, то ничего не произойдет. Но если двигать металл к магниту, постепенно сокращая расстояние (Гарольд на мгновение задержал этот образ в своем воображении, смакуя его и напоминая себе не забыть запечатлеть это в дневнике по возвращении домой сегодня вечером), то в один прекрасный момент получится так, что металл продвинется дальше, чем следовало бы ожидать исходя из силы толчка. Кусок металла остановится, но с такой видимой неохотой, словно он ожил, и частью его живой энергии является полное негодование физического закона инерции. Еще один или два легких толчка, и вы уже почти — а возможно, и на самом деле — видите, как кусок металла подрагивает на столе и слегка вибрирует, словно в быстром танце, наподобие тех мексиканских прыгающих шариков на резинке, и внутри каждого из этих маленьких деревянных шариков самый настоящий живой червячок. Еще один толчок, и равновесие между силой трения/инерции и притяжением магнита нарушается в пользу последнего. Кусок металла, ожив окончательно, теперь двигается сам по себе все быстрее и быстрее, пока в конце концов не подлетит к магниту и прочно пристанет к нему.

Ужасный, увлекательнейший процесс.

Когда в этом июне наступил конец света, сила магнетизма была еще непонятной, хотя Гарольд и думал (его разум никогда не отличался рационально-разумной направленностью) о том, что физики, занятые изучением подобных вещей, считали, что магнетизм неразрывно связан с явлением притяжения и что притяжение есть краеугольный камень Вселенной.

По пути к Нидерленду, продвигаясь все выше на запад, ощущая, как становится все прохладнее, и, наблюдая, как вокруг еще более высоких вершин за Нидерлендом медленно собираются тучи, Гарольд почувствовал, как точно такой же процесс начинается в нем. Он был близок к моменту равновесия… еще совсем немного, и он достигнет момента смещения. Он был куском металла, находившимся именно на том расстоянии, когда малейший толчок отправляет его дальше, чем это сделала бы приложенная сила в нормальных условиях. Он уже ощущал в себе это подрагивание.

Никогда в своей жизни он не был настолько близок к святому опыту. Молодые не верят в святых, потому что поверить в них означало бы признать неминуемую смерть всех эмпирических объектов. Старуха была чем-то вроде медиума, думал он, а также Флегг, этот темный человек. Они были человеческими радиостанциями, и не более того. Их же настоящая сила заключена в тех обществах, которые объединяются вокруг их сигналов, столь отличных друг от друга.

Остановившись в конце узкой главной улицы Нидерленда, оставив включенной фару «хонды», сверкающую, словно кошачий глаз, прислушиваясь к завыванию холодного ветра в соснах и осинах, Гарольд вдруг почувствовал нечто большее, чем просто магнетическое притяжение. Он почувствовал ошеломляющую, не поддающуюся никакой логике иррациональную власть, исходящую с Запада, притяжение настолько мощное, что при более детальном осмыслении его можно было просто сойти с ума. Он почувствовал, что если продвинется хоть на шаг в сторону этой силы притяжения, то потеряет всякое управление собой. И тогда он двинется туда — с пустыми руками.