Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен. Страница 39

2

Когда бледный и сосредоточенный Джонни появился в дверях западного вестибюля больницы, журналисты вскочили и окружили его. Он был в белой сорочке с открытым воротом и великоватых ему джинсах. На шее отчетливо проступали рубцы от перенесенных операций. Засверкали вспышки, обдавая Джонни теплом, и он невольно зажмурился. Со всех сторон посыпались вопросы.

— Минутку! Минутку! — закричал Вейзак. — Перед вами еще не оправившийся больной! Он сделает короткое заявление, а потом ответит на несколько вопросов. Но только если вы будете соблюдать порядок! А теперь отойдите, а то нечем дышать!

Включились софиты телекомпаний, и вестибюль залил неестественно яркий свет. Врачи и медсестры, собравшиеся у дверей, наблюдали за происходящим. Джонни отвернулся от слепящих юпитеров, удивляясь, неужели «быть в центре внимания» означало именно это. Ему казалось, что все это происходит не с ним.

— А вы сами-то кто? — обратился к Вейзаку один журналист.

— Я — врач этого молодого человека, Сэмюэл Вейзак, и прошу быть внимательным, а то еще напишете «рюкзак»! С вас станется!

В ответ раздался дружный смех, и обстановка немного разрядилась.

— Джонни, все нормально? — спросил Вейзак.

Дело было к вечеру, и неожиданное прозрение Джонни, когда он увидел, как начинается пожар на кухне Айлин Магоун, теперь казалось ему совсем далеким.

— Конечно, — заверил он.

— Так что вы хотели нам сказать? — крикнул один из репортеров.

— Ну, в общем, дело было так. Мой физиотерапевт — Айлин Магоун. Она славная женщина и помогает мне восстановить силы. Я попал в аварию и… — наехавшая телекамера сбила его с мысли, и он на мгновение запнулся — … и сильно ослаб. Мышцы атрофировались. Этим утром мы были в кабинете, и я уже заканчивал упражнения, когда у меня появилось чувство, что в ее доме пожар. Вернее сказать… — Господи, я выступаю как полный кретин! — я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что занавески вот-вот загорятся. Поэтому мы спустились вниз и позвонили в пожарное депо. Вот, собственно, и все.

Наступила тишина. Журналисты осмысливали услышанное.

— У меня появилось чувство. Вот, собственно, и все.

А затем на Джонни со всех сторон обрушился град вопросов, слившихся в сплошной гул голосов. Джонни закрутил головой, ощущая полную беспомощность.

— По одному! — закричал Вейзак. — Поднимайте руки! Вы что, никогда не учились в школе?

Поднялся лес рук, и Джонни показал на Дэвида Брайта.

— Вы могли бы назвать это экстрасенсорным прозрением, Джонни?

— Я бы назвал это ощущением. Я закончил упражнения, мисс Магоун подала мне руку, помогая подняться, и я понял, что знаю.

Он показал на следующего журналиста.

— Мел Аллен из портлендской «Санди телеграм», мистер Смит. Это напоминало картинку в голове?

— Нет, совсем нет, — ответил Джонни, хотя и сам толком не помнил, как именно узнал.

— А раньше с вами такое уже случалось, Джонни? — спросила молодая женщина в брючном костюме.

— Да, несколько раз.

— А вы можете рассказать об этом?

— Мне бы не хотелось.

Один из телевизионщиков поднял руку, и Джонни кивнул ему.

— А подобные озарения у вас случались до аварии и комы, мистер Смит?

Джонни помедлил с ответом, и в вестибюле стало очень тихо. В лицо светили юпитеры, жаркие, как тропическое солнце.

— Нет! — наконец ответил он.

Посыпались новые вопросы, и Джонни беспомощно взглянул на Вейзака.

— Стоп! Стоп! — вмешался тот, дожидаясь, пока станет тише. — Достаточно, Джонни?

— Я отвечу еще на два вопроса, — сказал Джонни. — А потом… у меня сегодня был трудный день… Да, мэм?

Он показал на грузную женщину, оттеснившую двух молодых репортеров.

— Мистер Смит, — сказала она громким и зычным голосом, — кто будет кандидатом от демократов на следующих президентских выборах?

— Не знаю, — ответил Джонни, искренне удивляясь вопросу. — Откуда мне знать?

Снова поднялись руки. Джонни показал на высокого мужчину в темном костюме с постным лицом. Тот сделал шаг вперед. В его облике было что-то неприятное.

— Мистер Смит, я — Роджер Дюссо из льюистонской «Сан». Я хотел бы спросить, почему, по вашему мнению, столь удивительный дар открылся — если это действительно так — именно у вас? Почему у вас, мистер Смит?

Джонни откашлялся.

— Если я правильно понял ваш вопрос… вы просите меня объяснить что-то, чего я сам не понимаю. Я не могу ответить.

— Не надо ничего объяснять, мистер Смит. Просто скажите!

Он думает, что я дурачу их. Или пытаюсь одурачить.

Вейзак подошел к Джонни.

— Видимо, этот вопрос, скорее, ко мне, — сказал он. — Во всяком случае, я попытаюсь объяснить, почему на него не существует ответа.

— Вы тоже медиум? — холодно осведомился Дюссо.

— А как же! Все неврологи просто обязаны быть ими — таков порядок! — ответил Вейзак.

Раздался одобрительный взрыв смеха, и Дюссо покраснел.

— Леди и джентльмены, уважаемые представители прессы. Этот человек пролежал в коме четыре с половиной года. Мы — специалисты, изучающие человеческий мозг, — не имеем ни малейшего понятия, почему он погрузился в кому или почему из нее вышел. По одной простой причине — мы не знаем самой природы комы, как не понимаем природы сна или пробуждения. Леди и джентльмены, мы не понимаем даже природы мозга лягушки или муравья. Можете меня процитировать — как видите, я ничего не боюсь!

Новый взрыв смеха. Вейзак нравился журналистам. Не смеялся только Дюссо.

— Вы также можете процитировать мои слова, что, по моему мнению, у Джона Смита открылась совершенно новая или очень древняя человеческая способность. Почему? Если ни я, ни мои коллеги ничего не знаем даже о мозге муравья, что мы можем объяснить? Однако я готов предложить вам несколько соображений, возможно, связанных с этим, а возможно, и нет. Часть мозга Джона Смита была необратимо повреждена во время аварии. Эта часть — совсем крошечная, но любая часть мозга жизненно важна. Он называет это «мертвой зоной», и хранившиеся там воспоминания о наименованиях улиц, дорогах и дорожных указателях оказались стертыми. Это своего рода подраздел более крупного участка, отвечающего за ориентирование на местности. Эта полная афазия затрагивает очень незначительный объем информации, однако она сопровождается неспособностью воспроизвести ее ни устно, ни визуально. Запустив механизм компенсации, мозг Джона Смита, судя по всему, активизировал доселе дремавший участок в теменной доле головного мозга. Это один из наиболее сложно структурированных разделов «думающего» мозга. Электрические импульсы, посылаемые оттуда, естественно, отличаются от тех, с которыми имеет дело обычный человек. И еще. Теменная доля как-то связана с чувством осязания — правда, пока мы не знаем, насколько значительно, — и располагается очень близко к участку мозга, который отвечает за распознавание форм и текстуры. Так вот, по моим наблюдениям, «озарениям» Джона всегда предшествовал некий физический контакт.

Тишина. Журналисты лихорадочно строчили в блокнотах. Камеры, которые были направлены на Вейзака, отъехали назад, чтобы в кадр попал Джонни.

— Это так, Джонни? — спросил Вейзак.

— Наверное…

Дюссо стал пробираться вперед, расталкивая журналистов. Изумленный Джонни сначала решил, что тот собирается возразить, но Дюссо что-то снял у себя с шеи.

— Давайте проверим на деле. — Он протянул Джонни медальон на тонкой золотой цепочке. — Посмотрим, что вам удастся узнать.

— Ничего мы не станем смотреть! — Вейзак, насупив мохнатые брови, грозно уставился на Дюссо. — Вы не в цирке, сэр!

— А если вы дурачите меня? — спросил Дюссо. — Он либо может, либо нет, разве не так? Пока вы тут высказывали свои предположения, мне тоже кое-что пришло в голову. Например, что если такие ребята ничего не могут продемонстрировать, когда их об этом просят, то веры им — не больше, чем купюре в три доллара!