Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен. Страница 58

— Вы нашли хоть что-то, принадлежащее убийце?

— Мы предполагаем, что да, хотя особой уверенности нет.

— Расскажите-ка подробнее.

Баннерман объяснил, что начальную школу и библиотеку разделяет городской парк. И если на занятии нужна какая-то книга для доклада или выступления, учитель обычно посылает кого-нибудь за ней в библиотеку, дав специальный пропуск, в котором библиотекарь проставляет время. В центре парка есть небольшой склон: на восточной его стороне находится музыкальная эстрада, а на самом склоне — скамейки. На них сидят зрители во время концертов или спортивных состязаний.

— Мы считаем, что он сидел на скамейке и ждал, когда кто-то из учениц пройдет мимо. Это место не видно ни со стороны входа в парк, ни со стороны выхода, но тропинка проходит рядом со скамейками.

Баннерман покачал головой.

— Самое ужасное, что девушка по фамилии Фречетт была убита как раз на той самой эстраде. Представляю, что мне предстоит выслушать в марте на собрании горожан, если, конечно, я еще буду шерифом. Понятно, что я могу сослаться на свою докладную мэру, в которой предлагал организовать патрулирование парка во время занятий в школе. Правда, вовсе не из-за убийцы: мне и в страшном сне не могло привидеться, что он вернется на старое место.

— И мэр не поддержал идеи патрулирования?

— Не нашлось средств. Разумеется, он переложит вину на членов городского совета, те — на меня, а на могиле Мэри Кейт Хендрасен будет расти трава и… С другой стороны, это вряд ли что-то изменило. На патрулирование мы обычно отряжаем женщин, а для этого подонка, судя по всему, возраст совершенно не важен.

— Так вы считаете, что он ждал на скамейке?

— Да.

Баннерман добавил, что возле скамейки нашли дюжину окурков и возле эстрады — еще четыре вместе с пустой пачкой. К сожалению, это были «Мальборо» — вторая или третья по популярности марка сигарет. Целлофан на коробке проверили на отпечатки пальцев, но их не нашли.

— Никаких? — удивился Джонни. — Странно!

— А что вас удивляет?

— Ну, убийца мог быть в перчатках, даже если и не думал об отпечатках пальцев, а из-за холода, но продавец…

Баннерман одобрительно улыбнулся:

— А вы годитесь для нашей работы, но явно не курильщик.

— Верно. В колледже я еще изредка баловался, но после аварии бросил совсем.

— Мужчины носят сигареты в нагрудном кармане. Достают пачку, вытаскивают сигарету, убирают пачку на место. Если делать это в перчатках и каждый раз засовывать пачку в нагрудный карман, то даже старые следы на целлофане сотрутся. Но объяснение может быть и другим, Джонни. Сказать?

— Пачку могли взять из блока, а блоки упаковываются автоматически, — предположил Джонни.

— Точно! Вы действительно хорошо соображаете в нашем деле.

— А акцизная марка на пачке?

— Штата Мэн.

— Выходит, если убийца и курильщик — одно и то же лицо… — задумчиво начал Джонни.

Баннерман пожал плечами:

— Конечно, теоретически возможно допустить, что это были разные люди. Но я тщетно пытался представить себе хоть кого-то, кто сидел бы на скамейке в холодный зимний день и выкурил двенадцать или шестнадцать сигарет.

— И никто из детей ничего не видел?

— Никто и ничего. Мы опросили всех ребят, которых посылали в библиотеку тем утром.

— А ведь это еще удивительнее, чем отсутствие отпечатков на пачке. Не думаете?

— Меня это не столько удивляет, сколько пугает. Представьте, наш парень сидит на скамейке и поджидает, когда по тропинке пойдет одна девочка. Он слышит, когда дети идут вдвоем, и прячется за эстрадой…

— Следы, — сказал Джонни.

— Сегодня утром снега не было, только мерзлая земля. И вот этот подонок, которого не то что кастрировать, разорвать на части мало, прячется за эстрадой. Примерно без десяти девять, то есть через двадцать минут после начала занятий, здесь проходят Питер Харрингтон и Мелисса Логгинс. Когда они скрываются из виду, он возвращается на скамейку. В четверть десятого он снова прячется — на этот раз идут две маленькие девочки. Сьюзен Флархэти и Катрина Баннерман.

Джонни со стуком поставил кружку на стол.

— Ваша дочь проходила по парку утром? Боже милостивый!

Лицо Баннермана потемнело от ярости.

— Да, моя дочь. Она прошла в каких-то сорока футах от этого… скота. Вы представляете себе, что я чувствую?

— Догадываюсь.

— Нет! Как будто я почти шагнул в пустую шахту лифта. Или передал за столом грибы, а они оказались ядовитыми, и человек умер. Я чувствую, будто меня вываляли в грязи и изгадили с головы до ног. Наверное, поэтому я и позвонил вам. Сейчас я готов на все, лишь бы остановить этого типа. Буквально на все!

Снаружи из снежных вихрей, как в фильме ужасов, вдруг показался огромный оранжевый снегоочиститель. Из кабины вылезли двое, направились к ресторану и устроились возле стойки. Джонни допил чай. Аппетит у него пропал.

— Наш парень возвращается на скамейку, — продолжил Баннерман, — но ненадолго. В девять двадцать пять он слышит, как Харрингтон и Логгинс идут из библиотеки. Библиотекарь отметил время их ухода как девять восемнадцать. Без четверти десять три пятиклассника прошли мимо эстрады в библиотеку. Одному из них показалось, что он видел кого-то за эстрадой. Вот и все описание преступника, которым мы располагаем. «Кто-то». Наверное, надо разослать его по участкам — пусть будут повнимательнее и не дадут ему ускользнуть. — Баннерман горько усмехнулся. — Без пяти десять моя дочь и ее подружка Сьюзен прошли по тропинке в школу. А через десять минут там оказалась Мэри Кейт Хендрасен. Одна. Катрина и Сью встретили ее на ступеньках школы, когда входили в здание, и поздоровались.

— Бог мой! — прошептал Джонни.

— И последнее. Двадцать минут одиннадцатого. Трое пятиклассников возвращаются в школу. Один из них замечает что-то на эстраде. Они подходят ближе и видят Мэри Кейт, рейтузы и трусики спущены, ноги залиты кровью. А лицо… лицо…

— Успокойтесь! — Джонни положил руку на плечо Баннерману.

— Не могу говорить об этом спокойно. Я прослужил в полиции восемнадцать лет, но никогда не видел ничего подобного. Он изнасиловал малышку, и уже одно это убило бы ее… патологоанатом сказал, что он там что-то порвал внутри, и она все равно не выжила бы… но ему все было мало, и он задушил ее. И бросил на эстраде. Задушенную и со спущенными рейтузами!

Баннерман заплакал. Слезы текли из-под очков двумя ручейками. Два парня из дорожной службы за стойкой обсуждали кубковые игры по футболу. Баннерман снял очки и вытер лицо платком. Его мощные плечи судорожно подрагивали. Джонни молча ждал, рассеянно ковыряя вилкой чили.

Наконец Баннерман успокоился. Глаза его покраснели, а без очков лицо казалось беззащитным.

— Извините, — сказал он. — День выдался очень трудный.

— Все в порядке, — заверил его Джонни.

— Я знал, что этим кончится, но надеялся продержаться до дома.

— Оказалось, что это слишком долго.

— Вы умеете слушать, — заметил Баннерман. — Нет, даже не так. У вас есть дар. Не знаю, как выразиться, но у вас он точно есть!

— Имеются ли хоть какие-то зацепки?

— Никаких! Вообще-то все шишки достаются мне, но от полиции штата толку никакого. Как и от следователя прокуратуры, и от всеми любимых сотрудников ФБР. Окружной судмедэксперт определил группу спермы, но на данном этапе это ничего не дает. Больше всего меня тревожит полное отсутствие улик: ни волоска, ни кусочка кожи под ногтями жертвы. Все жертвы наверняка сопротивлялись, но нам совершенно не за что зацепиться. Будто его прикрывал сам дьявол! Он ни разу не потерял пуговицы, не обронил чека из магазина и не оставил ни одного следа! Прокуратура штата прислала нам психиатра, который заверяет, что эти ребята рано или поздно, но обязательно на чем-нибудь проколются! Утешил — нечего сказать! А что, если это «рано или поздно» отстоит от сегодня на дюжину трупов?

— Пачка от сигарет находится в Касл-Роке?