Психолавка - Желязны Роджер Джозеф. Страница 20

— Но это будут всего лишь догадки, да и то весьма, как мне кажется, смутные. Ведь природа данного явления исключительно самобытна.

— Да, это, пожалуй, правда. — И она улыбнулась.

— Значит, я прав?

— Я этого не говорила.

— А тебе и не нужно говорить! Хотя мне и эчень интересно почему?

— А ты подумай.

— Хочешь их обмануть?

— Возможно.

— Ясно! Ты хочешь, чтобы они недооценивали — точнее, оценивали неправильно действия :воего «божественного» Адама, поскольку он сей-[ час готовит что-то такое, что ни в коем случае не 'должно стать им известно, чтобы они были совершенно к этому не подготовлены. Ах, хитрый дьявол!

Улыбка застыла на ее губах.

— Такая догадка достойна скорее народа мангустов или койотов! — сухо заметила она.

— Да ладно тебе! Ты же сама мне подсказала.

Ее язычок защекотал мне ухо.

— Верно. Но все-таки отдельные отвлекающие моменты…

— Слушай, я же не они, правда?

— Кто — «они»?

— Не мангуст, не койот!

— Вспомни, мы ведь уже исследовали ткани твоего тела и можем сказать совершенно определенно: ты самый обыкновеннный человек.

— Рад это слышать.

— А мог бы и огорчиться. Между прочим, оба вида этих существ обладают массой достоинств. У людей многих из них нет и в помине.

— Надеюсь, ты не перестанешь меня из-за этого любить, а? — спросил я, и она вдруг расслабилась и потерлась о мою щеку.

— В отличие от некоторых, я верю в возможность межвидовой любви, — заявила она. — Но я уверена: ты смог бы завоевать мое сердце и будучи койотом! А вот если бы ты был мангустом… Не знаю.

— А какое отражение это могло бы найти в мировой литературе! Два благородных дома — Змеи и Мангуста — заклятые враги, разумеется… Сцена первая: входят прелестная девушка-змея и живой энергичный юноша-мангуст…

— Глория и Альф — две слившиеся звезды! — воскликнула она. — Слушай, мне прямо-таки видится трагическая сцена в гробнице, когда ты насильно открываешь мне рот и пытаешься поранить себе губы моими ядовитыми зубами. И смертельный поцелуй этот длится бесконечно долго, пока аудитория не осознает, что ты лежишь со мною рядом мертвый. А я, проснувшись всего лишь на мгновение позже, подношу руку к губам и сама себя кусаю…

— Так у тебя действительно есть ядовитые зубы? Она засмеялась свистящим смехом, переходящим в шипение.

— Альф! Да ты весь побледнел, дорогой! Позволь же своей милой иметь хоть какие-то секреты, а если тебе следует ее бояться — так бойся же ее!

Ее зубы впились мне в ухо. Я поморщился.

— Я ведь всегда был добр к тебе, не правда ли?

— Пока что да, — сказала она.

— Надеюсь, ты не просто подчиняешься приказу присматривать за мной, а?

— Мы давно уже перешли те границы, что были определены для меня приказом, — заметила она. — Сперва, правда, меня это немного беспокоило… но какого черта! Я же все равно выполняю данное мне поручение — так или иначе. Поцелуй же меня, человечек!

И уже через несколько минут стакан на столике у кровати зазвенел от ее страстных ультразвуковых воплей.

Я сидел в постели, со всех сторон обложенный подушками, и потягивал cappuccino, не имея ни малейшего представления о том, сколько прошло времени.

— Между прочим, — сказал я Глории, — когда я упомянул о змее Уроборосе, ты сделала какой-то странный жест и пробормотала: «Великий предок». С чего бы это?

— У всякого народа свои тотемы, свои боги или богини, — сказала она.

— Покровительница Адама — кошка Баст, египетская богиня радости и веселья. А мы считаем себя потомками — по крайней мере, духовными — этого первопредка. Все началось, насколько я знаю, вместе с зарождением видов и во имя того, чтобы у каждого нового поколения не прерывалось ощущение континуума, непрерывной связи настоящего с прошлым. Так, по крайней мере, принято считать. Однако старинные мифы и легенды успели претерпеть столько всяких изменений и порой так искажены…

— Но ведь каждому из ваших народов, должно быть, понадобились тысячелетия, чтобы оформиться как вид и достигнуть такой численности, чтобы иметь возможность создать и развить собственную культуру. Или я не прав?

— Ну да, конечно! Ты прав. Хотя культуры наши развивались очень быстро после того, как каждому из народов было предоставлено собственное жизненное пространство. Некоторые виды, разумеется, смешивались, а стало быть, пересекались и их жизненные пути. И все же наличие собственного мира, имеющего конкретные границы, очень помогало.

— И все равно — для такого процесса времени требуется немало! Да еще и ваша невероятная продолжительность жизни… Кроме того, ты и сама говоришь, что культуры эти зародились в очень далеком прошлом. Значит, вы явились сюда совсем не из двадцать пятого века?

— Ну конечно!

— Я догадывался! И эта меняльная лавка с ее загадочной способностью исполнять любые желания тоже свидетельствует о невероятно высоком уровне развития, который для меня, например, граничит с магией… И все-таки объясни мне, какова цель столь значительного увеличения числа различных видов? Результатом какой программы явилось происхождение и твоего народа?

— Сперва мы были полезны всего лишь для решения различных конкретных проблем — например, на только что открытых планетах. Затем проявились и многие другие, в значительной степени уникальные, таланты, и нас всюду стали привечать.

— Но сперва, вероятно, возникли серьезные социальные проблемы?

— Возникли. Но вскоре мы обрели равные права со всеми, и нам были пожалованы собственные территории. А затем наши прежние хозяева добились нашего присоединения ко Всегалакти-ческому Союзу в составе общего блока землян.

— Вот это да! И сколько же видов землян туда входят?

— Двадцать восемь. И наши с Адамом народы были одними из первых.

— Название «Всегалактический Союз» для меня звучит как нечто из области фантастики. Во всяком случае, из немыслимо далекого будущего.

— Для нас это далекое прошлое, — молвила она. — Точнее, его часть.

— А каковы были дела в это время у человеческой расы?

— Люди к моменту нашего вступления были в Союзе в отчетливом меньшинстве. И наше присоединение к этому блоку очень им помогло.

— Ну а в тот период, когда ты начала участвовать в эксперименте с Адамом?

— Видишь ли, Альф, к этому времени понятия «человек» уже практически не существовало — интеллект и плоть людей подверглись уже стольким воздействиям… Но если говорить о тех «людях», которые легко могли бы воспроизводить себе подобных, вступая в сексуальную связь с вашими людьми, то их там меньшинство — точнее, несколько меньшинств, и весьма интересных.

— М-да, несколько удручающая картина… Ну а сама-то Земля тогда все еще существовала?

— Вряд ли имеет смысл говорить об этом в отрыве от конктекста. В общем, да, она существовала, хотя и в несколько ином обличье. Земля была чрезвычайно истощена, тем более что многие ее компоненты использовались для создания почвы на других планетах. Позднее, впрочем, она была реконструирована по инициативе группы ностальгирующих политиков. Причем не единожды. Теперь-то я понимаю, что все это делалось во многих отношениях неправильно… Возможно, мы с Адамом сможем как-нибудь взять тебя с собой и показать тебе один из вариантов. Впрочем, ты, возможно, и сам все видел.

— Прекрати свои инсинуации, Глория!

— Но разве нынешняя земная культура способна была бы обеспечить тебя семью клонами? Или с определенной целью отправить их в прошлое?

Я отхлебнул кофе.

— Честно говоря, я об этом как-то не думал, — признался я. — А что, если я просто был чем-то вроде фотомодели при создании всех этих Аль-фов?

— Все равно вряд ли это совершенно не связано с будущим. Весь вопрос в том, с каким именно будущим?

— Есть варианты?

— Ни одного такого, который я бы хотела обсуждать с тобой.

— А какие-нибудь мысли насчет того, как нам разрешить эту проблему, имеются?

— Вот у Адама время освободится, он этим пусть и занимается.