Столкновение миров - Кинг Стивен. Страница 56

Джеку не хотелось «ответить» им, хотя у него было странное чувство, что если он захочет, то сможет, что в нем заключена какая-то сила, вроде электрического заряда. Иногда ему казалось, что и другие люди тоже знают об этом. Это читалось на их лицах, когда они смотрели на него. Он не хотел отвечать им, просто хотел остаться один. Он…

Слепой гитарист шарил вокруг себя, собирая рассыпанные деньги. Его руки шарили по тротуару. Он нашел монетку, опять поставил кружку и бросил монетку в нее. Дзинь!

Джек услышал далекий голос одной из удаляющихся принцесс:

— Как ему разрешают там находиться? Он такой вульгарный!

И еще более далекий голос:

— Да, в самом деле!

Джек опустился на колени и начал помогать, подбирая монетки и бросая их в кружку. Возле старика он почувствовал странный сладковатый запах, похожий на запах кукурузы. Празднично одетые покупатели универмага обходили их.

— Спасиба, спасиба, — монотонно повторял слепой, и Джек ощущал запах его дыхания, — спасиба, благодарит, Бог благодарит вас, спасиба.

Это был Спиди.

Это был не Спиди.

Наконец, Джек заставил себя заговорить. Его заставило воспоминание о том, как мало осталось волшебного сока. Не больше двух глотков. Он не знал, сможет ли после того, что произошло в Анголе, заставить себя опять отправиться на Территории, но все еще не отказался от мысли спасти жизнь матери, а это означало, что ему придется это сделать.

Что бы ни представлял собой Талисман, ему, возможно, придется перелететь в другой мир, чтобы добыть его.

— Спиди?

— Вознаградит, спасиба, Бог вознаградит, я слышал, одна покатилась вот туда!

— Спиди? Это Джек!

— Я не знаю, кто такой Спиди, малыш.

Его руки начали шарить по асфальту в том направлении, которое он только что указал. Одна рука нащупала монету, и он бросил ее в кружку. Другая коснулась туфли шикарно одетой молодой женщины, проходящей мимо. Ее хорошенькое личико исказила гримаса испуганного отвращения, и она отдернула ногу.

Джек поднял последнюю монету. Это был серебряный доллар — большая старая монета со Статуей Свободы.

На его глазах выступили слезы. Они стекали по грязному лицу, и он вытер их дрожащей рукой. Джек плакал по Тильке, Уайльду, Хагену, Дейви, Хейделю. По своей матери. По Лауре Де Лиуззиан. По сыну возницы, который лежит мертвый на дороге, с вывернутыми карманами. Но больше всего была жалость к себе. Дорога измотала его. Возможно, когда едешь по этой дороге на своем кадиллаке, это дорога Мечты, но когда едешь автостопом, поднимая большой палец и готовя Версию, которая уже выдохлась, когда ты зависишь от каждого, это — дорога испытаний. Джек чувствовал, что очень устал… но нечего было плакать. Если он будет плакать, то рак убьет его мать, а Дядя Морган получит его.

— Я не думаю, что смогу это сделать, Спиди, — всхлипнул он. — Я боюсь, что не смогу.

Теперь слепой вместо того, чтобы собирать монеты, коснулся Джека. Его мягкие, чуткие пальцы нашли его руку и сжали ее. Джек почувствовал твердые мозоли на кончиках пальцев. Он подтянул Джека к себе. В носу у Джека смешался запах пота, тепла и старого виски.

Джек прижался лицом к груди Спиди.

— Хей, малыш. Я не знаю, кто есть Спиди, но ты, кажется, очень много от него хочешь. Ты…

— Я скучаю по маме, Спиди, — всхлипывал Джек. — И Слоут охотится за мной. Это он был в телефоне наверху. Он. Но это не самое страшное. Самое страшное было в Анголе… Рейнберд Тауэр… землетрясение… пять человек… Это я, я сделал это, Спиди, я убил этих людей, когда перелетел в этот мир, я убил их так же, как мой отец и Морган Слоут убили тогда Джерри Бледсо!

Теперь он высказал все. Джек носил в душе камень вины, который давил на него, буря слез смыла этот камень, и он почувствовал облегчение вместо страха. Это было высказано. Он признался. Он был убийцей.

— Хоо-ии! — воскликнул чернокожий. Его восклицание звучало облегченно. Он взял Джека за плечо и встряхнул его.

— Ты несешь тяжелый ноша, малыш. Это точно. Попробуй положить часть на землю.

— Я убил их, — прошептал Джек. — Тильке, Уайльд, Хаген, Дейви…

— Да, если бы твой друг Спиди была здесь, — сказал чернокожий, — кто бы он ни был, и где бы он ни был в этом старом широком мире, он бы сказал тебе, что ты хочешь нести весь мир на плечах, сынок. Ты не можешь сделать это. Никто не может. Попытайся унести весь мир на плечах, да, он сначала сломает твоя душа.

— Я убил…

— Ты приложил дуло к его голове и выстрелил, да?

— Нет… землетрясение… я перелетел…

— Не знаю ничего такого, — ответил чернокожий. Джек отпрянул от него и удивленно уставился в его лицо, но старик повернулся в сторону стоянки. Если он действительно слеп, значит, он узнал чуть более глухой и мощный звук двигателя полицейской машины, потому что смотрел прямо на нее.

— Все, что я понял, это то, что ты понимаешь слово «убить» немного шире. Если сейчас какой-то человек упадет рядом с сердечный приступ, ты решишь, что убил его. «О, смотри, я убил этого парня, потому, что сидел, ой, ой-ой, ох-ох, вот так!»

Пока он ойкал и охал, его пальцы перескакивали с аккорда на аккорд. Он рассмеялся, довольный собой.

— Спиди…

— Тут нет Спиди, — повторил чернокожий, показал желтые зубы в кривой усмешке. — Бывает, что некоторые люди винят себя за те вещи, которые сделали другие. Может, ты сделал это, малыш, а, может, тебя надули.

Соль-мажор.

— А, может быть, ты просто немного свихнулся.

До-мажор, с небольшим флежолетом в середине, что заставило Джека невольно улыбнуться.

Опять соль-мажор, и слепой отложил гитару. (В это время двое полицейских спорили, кому из них тащить в машину старого Снежка, если он не захочет идти сам).

— Может, дууум, а, может, глуууум, может, так, а может, эдак… — Он опять засмеялся, как будто страхи Джека были самой смешной вещью на свете.

— Но я не знаю, что случится, если я…

— Никто не знает, что случится, если он сделает что-то, не так ли? — перебил его чернокожий, который мог быть, а мог и не быть Спиди Паркером. — Нет. Не знает. Если ты подумаешь про это, то останешься весь день в доме, боясь выйти! Я не знаю твоих проблем, мальчик. Я их не знаю. Может, ты сумасшедший, говоришь о землетрясениях и всем прочем. Но ты помог мне собрать монеты и ни одной не стащил. Я считал каждую «дзинь-дзинь», так что точно знаю. Я дам тебе совет. Некоторые вещи ты изменить не можешь. Иногда люди умирают, если кто-то делает что-то… но если человек не делает что-то, то умирает много больше людей. Ты понимаешь, сынок?

Темные очки наклонились к нему.

Джек почувствовал облегчение. Да, все правильно. Слепой говорил о трудном выборе. Он считал, что была разница между трудным выбором и преступным поведением. А может быть, тут не было преступления.

Преступником мог быть тот, кто пять минут тому советовал ему нести домой свою задницу.

— Возможно даже, — заметил слепой, беря траурный до-минор, — что все решается Богом, как это говорила мне моя мамочка, и как, наверное, говорила тебе твоя, если она добрая христианка. Бывает же, что мы думаем, что делаем одно, а вместо этого делаем другое. Великая книга говорит, что все, даже то, что кажется злом, служит Богу. Как ты думаешь, малыш?

— Я не знаю, — честно признался Джек. Все смешалось в его голове. Как только он закрывал глаза, то видел телефон, выламывающийся из стены и висящий на проводах, как марионетка на ниточках.

— О, я чувствую, что ты немного выпил.

— Что? — удивленно переспросил Джек. Затем подумал: «Я решил, что Спиди похож на Джона Харта с Миссисипи, и этот парень начал играть блюз Джона Харта… и теперь он говорит о волшебном соке. Он осторожен, но, клянусь, он говорит именно об этом — так и должно быть!»

— Ты телепат, — тихо сказал Джек. — Ведь так? Ты научился этому в Территориях?

— Ничего не знаю про телепат, — ответил слепой, — но свет погас для меня сорок два года назад, и за сорок два года мой нюх и слух обострился, взяв на себя часть работы. Я чувствую, что от тебя пахнет дешевым вином, сынок. Запах от всего тебя. Как будто ты мыл в нем голову!